Я считала, что мы должны купить дом, но Муди настаивал на временной аренде какой-нибудь квартиры. А затем без спешки мы поищем красивый район с землей и построим дом нашей мечты. Все произошло так быстро, что я не успела опомниться. Муди уже полностью подчинил меня себе. Пока я поняла суть происходящего, мы уже сняли дом и переехали в него все: я, Муди, Джо, Джон, Махтаб и… Маммаль.
Я записала Махтаб в школу, находящуюся недалеко от Бирмингема.
Муди купил мне новую машину. Почти ежедневно я возила Маммаля на экскурсии или за покупками, на которые Муди давал ему деньги без ограничения. Маммаль вел себя по-прежнему снисходительно-вызывающе. А я не могла дождаться дня, когда он уедет в Иран.
Маммаль оставался у нас до половины июля и с каждым днем все настойчивее настаивал, чтобы Муди, Махтаб и я навестили родственников в Тегеране. К моему глубокому удивлению, Муди согласился, сказав, что мы приедем в августе на две недели. Джо и Джон поживут это время у своего отца.
Так вот что означали эти тайные перешептывания Муди с Маммалем до поздней ночи! Несколько дней перед отъездом Маммаля Муди проводил с ним каждую свободную минуту. Неужели они что-то затевают?
Однажды я открыто заявила Муди о своих недобрых предчувствиях.
– Каковы ваши планы? – спросила я. – Собираетесь забрать Махтаб и вывезти ее в Тегеран?
– Не смеши, – ответил он. – Если сошла с ума, то обратись к психиатру.
– Я не настолько выжила из ума, чтобы ехать в Иран, а ты поезжай. Мы с детьми останемся здесь.
– Ты с Махтаб поедешь со мной. У тебя нет выхода, – ответил он.
У меня, конечно, был выход. Этот выход, хотя и неприятный, был у меня в резерве. Но я все-таки по-прежнему питала надежду, что мне удастся сохранить нашу семью, если только уедет Маммаль. Мне хотелось оградить детей и себя от обид, какие несет с собой развод, но в то же время я не желала ехать в Иран.
Муди несколько смягчился, пытаясь меня убедить.
– Почему ты не хочешь ехать? – спросил он.
– Потому что знаю: если я поеду с тобой, а ты решишь остаться там, то я не смогу вернуться домой.
– Значит, в этом причина, – нежно сказал он. – Я никогда бы ничего подобного не сделал, потому что люблю тебя.
Потом неожиданно он попросил:
– Принеси мне Коран.
Я достала с полки святую книгу ислама и подала мужу. Он положил ладонь на обложку и произнес:
– Клянусь на Коране, что никогда не заставлю тебя остаться в Иране. Клянусь на Коране, что никогда не заставлю тебя остаться в каком-либо месте вопреки твоей воле.
Маммаль присоединился к этим клятвам.
– Ничего такого не может случиться, – заверил он. – Наша семья никогда бы этого не позволила. Обещаю, что, если нечто подобное произойдет, наша семья защитит тебя.
В тот момент я почувствовала облегчение.
– Хорошо, поедем, – согласилась я.
Муди купил билеты. Первое августа приближалось быстрее, чем я этого желала. Несмотря на торжественную и в то же время драматическую присягу моего мужа на Коране, меня охватывала все возрастающая тревога. И сам Муди все больше возбуждался, часами поглощая любую информацию из Ирана. С нежностью он рассказывал о своих родственниках, особенно об Амми Бозорг. Начал молиться. В очередной раз с ним происходила метаморфоза.
Я тайно встретилась с адвокатом.
– Я должна или ехать, или разводиться, – объясняла я. – Я не хочу ехать в Иран. Боюсь, что он не позволит мне вернуться.
Мы начали обсуждать различные возможности и обнаружили одну опасность. При разводе Муди вычеркнет меня из своей жизни. Но иначе обстояло дело с Махтаб. Если он заберет ее в Иран, я потеряю дочь навсегда.
– У него останется право навещать ее? Нельзя ли убедить судью в опасности со стороны Муди и склонить к тому, чтобы он не позволил встречаться Муди с Махтаб? – спрашивала я.
Адвокат объяснил мне, что американский закон не допускает наказания до совершения преступления.
– Он еще не нарушил закон и нет такой статьи, по которой вы могли бы запретить ему навещать дочь. Мне не очень нравится, что вы едете в Иран, – продолжал он, – но я не вижу в этом ничего страшного. К тому же, возможно, Муди нужна эта поездка. Навестив родственников, он получит приток энергии и тогда вернется, чтобы начать жизнь сначала. Мне кажется, поездка пойдет ему на пользу.
Разговор с адвокатом привел меня в еще большее замешательство. В глубине души я знала, что, если я подам на развод, Муди заберет Махтаб, обрекая ее на жалкое существование в своей стране. У меня не было выбора. Я могла лишь рассчитывать на то, что он не сможет прижиться в Иране. В то время я могла только предполагать, какую печальную жизнь мы будем вести в Тегеране, и все-таки решила рискнуть в надежде, что двух недель Муди будет достаточно.
Единственной причиной, по которой я взяла Махтаб в Иран, была альтернатива: на меня падет проклятие, если я это сделаю, но я потеряю Махтаб, если не сделаю этого.
Этот день наступил. Мы с Махтаб взяли немного вещей, оставляя место в багаже для подарков родственникам в Иране. У Муди было несколько чемоданов, в том числе с лекарствами, которые, как он говорил, он хочет подарить Обществу врачей в Тегеране.
Таким образом, 1 августа 1984 года мы вылетели в Нью-Йорк, а оттуда в Лондон. Там, в промежутке между рейсами, я купила Махтаб несколько кукол. И, может быть, это было предчувствие, во мне медленно нарастал страх.
Пока мы ожидали в аэропорту перед вылетом на Кипр, а затем в Тегеран, Муди разговорился с иранским врачом, возвращавшимся домой после короткого пребывания в США.
– Трудно ли выехать из страны? – обеспокоенно спросила я.
– Нет, – утверждал он.
Иранский врач пообещал помочь на таможне, сказав, что все товары из США облагаются высокой пошлиной.
– Если вы скажете, что собираетесь остаться и работать в Иране, возможно, с вас не возьмут пошлину, – посоветовал он.
Мне это не понравилось.
– Но ведь мы…
– Знаю, – прервал он.
– …не собираемся оставаться в Иране, – продолжала я. – Мы едем только на две недели.
– Разумеется, – ответил он.
Потом они с Муди разговаривали только по-персидски.
Во время посадки в самолет меня била нервная дрожь, вызванная чувством опасности. У меня было желание кричать, вернуться, бежать обратно по эскалатору, но мое тело не хотело слушаться сердца. Вместе с Махтаб, доверчиво державшей меня за руку, мы вошли на борт самолета, нашли места и пристегнули ремни.
Стоянка на Кипре была очень короткой, и стюардесса объявила, что пассажиры до Тегерана должны оставаться на местах.
Прошло несколько минут, и мы снова оказались на стартовой полосе, набирая скорость. Нос самолета поднялся, колеса оторвались от земли, нас окутал мощный гул двигателей.
Махтаб дремала возле меня, измученная длительным путешествием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Я записала Махтаб в школу, находящуюся недалеко от Бирмингема.
Муди купил мне новую машину. Почти ежедневно я возила Маммаля на экскурсии или за покупками, на которые Муди давал ему деньги без ограничения. Маммаль вел себя по-прежнему снисходительно-вызывающе. А я не могла дождаться дня, когда он уедет в Иран.
Маммаль оставался у нас до половины июля и с каждым днем все настойчивее настаивал, чтобы Муди, Махтаб и я навестили родственников в Тегеране. К моему глубокому удивлению, Муди согласился, сказав, что мы приедем в августе на две недели. Джо и Джон поживут это время у своего отца.
Так вот что означали эти тайные перешептывания Муди с Маммалем до поздней ночи! Несколько дней перед отъездом Маммаля Муди проводил с ним каждую свободную минуту. Неужели они что-то затевают?
Однажды я открыто заявила Муди о своих недобрых предчувствиях.
– Каковы ваши планы? – спросила я. – Собираетесь забрать Махтаб и вывезти ее в Тегеран?
– Не смеши, – ответил он. – Если сошла с ума, то обратись к психиатру.
– Я не настолько выжила из ума, чтобы ехать в Иран, а ты поезжай. Мы с детьми останемся здесь.
– Ты с Махтаб поедешь со мной. У тебя нет выхода, – ответил он.
У меня, конечно, был выход. Этот выход, хотя и неприятный, был у меня в резерве. Но я все-таки по-прежнему питала надежду, что мне удастся сохранить нашу семью, если только уедет Маммаль. Мне хотелось оградить детей и себя от обид, какие несет с собой развод, но в то же время я не желала ехать в Иран.
Муди несколько смягчился, пытаясь меня убедить.
– Почему ты не хочешь ехать? – спросил он.
– Потому что знаю: если я поеду с тобой, а ты решишь остаться там, то я не смогу вернуться домой.
– Значит, в этом причина, – нежно сказал он. – Я никогда бы ничего подобного не сделал, потому что люблю тебя.
Потом неожиданно он попросил:
– Принеси мне Коран.
Я достала с полки святую книгу ислама и подала мужу. Он положил ладонь на обложку и произнес:
– Клянусь на Коране, что никогда не заставлю тебя остаться в Иране. Клянусь на Коране, что никогда не заставлю тебя остаться в каком-либо месте вопреки твоей воле.
Маммаль присоединился к этим клятвам.
– Ничего такого не может случиться, – заверил он. – Наша семья никогда бы этого не позволила. Обещаю, что, если нечто подобное произойдет, наша семья защитит тебя.
В тот момент я почувствовала облегчение.
– Хорошо, поедем, – согласилась я.
Муди купил билеты. Первое августа приближалось быстрее, чем я этого желала. Несмотря на торжественную и в то же время драматическую присягу моего мужа на Коране, меня охватывала все возрастающая тревога. И сам Муди все больше возбуждался, часами поглощая любую информацию из Ирана. С нежностью он рассказывал о своих родственниках, особенно об Амми Бозорг. Начал молиться. В очередной раз с ним происходила метаморфоза.
Я тайно встретилась с адвокатом.
– Я должна или ехать, или разводиться, – объясняла я. – Я не хочу ехать в Иран. Боюсь, что он не позволит мне вернуться.
Мы начали обсуждать различные возможности и обнаружили одну опасность. При разводе Муди вычеркнет меня из своей жизни. Но иначе обстояло дело с Махтаб. Если он заберет ее в Иран, я потеряю дочь навсегда.
– У него останется право навещать ее? Нельзя ли убедить судью в опасности со стороны Муди и склонить к тому, чтобы он не позволил встречаться Муди с Махтаб? – спрашивала я.
Адвокат объяснил мне, что американский закон не допускает наказания до совершения преступления.
– Он еще не нарушил закон и нет такой статьи, по которой вы могли бы запретить ему навещать дочь. Мне не очень нравится, что вы едете в Иран, – продолжал он, – но я не вижу в этом ничего страшного. К тому же, возможно, Муди нужна эта поездка. Навестив родственников, он получит приток энергии и тогда вернется, чтобы начать жизнь сначала. Мне кажется, поездка пойдет ему на пользу.
Разговор с адвокатом привел меня в еще большее замешательство. В глубине души я знала, что, если я подам на развод, Муди заберет Махтаб, обрекая ее на жалкое существование в своей стране. У меня не было выбора. Я могла лишь рассчитывать на то, что он не сможет прижиться в Иране. В то время я могла только предполагать, какую печальную жизнь мы будем вести в Тегеране, и все-таки решила рискнуть в надежде, что двух недель Муди будет достаточно.
Единственной причиной, по которой я взяла Махтаб в Иран, была альтернатива: на меня падет проклятие, если я это сделаю, но я потеряю Махтаб, если не сделаю этого.
Этот день наступил. Мы с Махтаб взяли немного вещей, оставляя место в багаже для подарков родственникам в Иране. У Муди было несколько чемоданов, в том числе с лекарствами, которые, как он говорил, он хочет подарить Обществу врачей в Тегеране.
Таким образом, 1 августа 1984 года мы вылетели в Нью-Йорк, а оттуда в Лондон. Там, в промежутке между рейсами, я купила Махтаб несколько кукол. И, может быть, это было предчувствие, во мне медленно нарастал страх.
Пока мы ожидали в аэропорту перед вылетом на Кипр, а затем в Тегеран, Муди разговорился с иранским врачом, возвращавшимся домой после короткого пребывания в США.
– Трудно ли выехать из страны? – обеспокоенно спросила я.
– Нет, – утверждал он.
Иранский врач пообещал помочь на таможне, сказав, что все товары из США облагаются высокой пошлиной.
– Если вы скажете, что собираетесь остаться и работать в Иране, возможно, с вас не возьмут пошлину, – посоветовал он.
Мне это не понравилось.
– Но ведь мы…
– Знаю, – прервал он.
– …не собираемся оставаться в Иране, – продолжала я. – Мы едем только на две недели.
– Разумеется, – ответил он.
Потом они с Муди разговаривали только по-персидски.
Во время посадки в самолет меня била нервная дрожь, вызванная чувством опасности. У меня было желание кричать, вернуться, бежать обратно по эскалатору, но мое тело не хотело слушаться сердца. Вместе с Махтаб, доверчиво державшей меня за руку, мы вошли на борт самолета, нашли места и пристегнули ремни.
Стоянка на Кипре была очень короткой, и стюардесса объявила, что пассажиры до Тегерана должны оставаться на местах.
Прошло несколько минут, и мы снова оказались на стартовой полосе, набирая скорость. Нос самолета поднялся, колеса оторвались от земли, нас окутал мощный гул двигателей.
Махтаб дремала возле меня, измученная длительным путешествием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97