Я ожидала от него защиты и помощи. Будет ли он сопровождать нас всю дорогу?
– Я никогда еще и ни с кем не переходил границу, – сказал он по-персидски. – Но ты моя сестра, и я перейду границу вместе с тобой.
Оригинально. Я сразу же почувствовала себя увереннее.
Спустя какое-то время мы увидели мчащийся нам навстречу автомобиль. Поравнявшись, машины внезапно затормозили. Мосейн торопил нас.
Мы вышли на шоссе. Я повернулась к Мосейну, уверенная, что он присоединится к нам.
– Отдай это мужчине в другой машине, – сказал он, подавая мне паспорта.
Я быстро потеряла его из виду, потому что водитель нажал на педаль газа до отказа. Голубой «пикап» исчез, а вместе с ним и Мосейн.
«Значит, он не поедет с нами, – убедилась я. – Я никогда больше не увижу его».
Очередная машина развернулась и затормозила прямо возле нас. Мы забрались в кабину.
Это была открытая машина вроде «джипа». В кабине сидели двое мужчин. Одному из них я подала паспорта. Он взял их осторожно, точно они обжигали. Ни у кого не было желания быть пойманным с американскими паспортами.
Затем он сказал нам пересесть наверх. Я не знала, для чего это нужно, но выполнила его распоряжение. Мы тотчас же двинулись с бешеной скоростью.
В прошлую ночь в каменном сарае мне казалось, что холоднее уже не может быть. Но я ошибалась. Мы с Махтаб прижались друг к другу на открытой платформе. Ледяной ветер пронизывал нас насквозь, но ни Махтаб, ни я не жаловались. Мы ехали по ухабистой дороге, вьющейся серпантином в гору.
«Сколько испытаний уготовано судьбой еще на нашу долю?» – спрашивала я себя.
Проехав около километра, водитель остановился и пригласил нас в кабину. Мужчина, которому я отдала паспорта, указал рукой на вершину горы. Я посмотрела в ту сторону и увидела силуэт стоявшего там человека с карабином через плечо. Это был часовой. Мы ехали дальше, и мужчина все время показывал мне все новых и новых часовых.
Вдруг тишину разорвал резкий выстрел из карабина. Второй разнесся эхом от горных откосов.
Водитель тотчас же остановился. Оба мужчины побледнели от страха. Их страх усилил мой. Махтаб прижалась ко мне, точно пыталась забраться внутрь меня. В напряженном молчании мы ждали приближающегося солдата. На нем был мундир цвета хаки, стянутый в талии ремнем. Внезапно в моих руках оказались паспорта. Не зная, что с ними делать, я всадила их в сапог и ждала, прижав Махтаб еще крепче к себе.
– Не смотри на этого человека, – прошептала я ей, – ничего не говори.
Солдат осторожно подошел к окну машины, а дуло карабина направил на водителя. Сердце у меня остановилось.
Солдат что-то сказал на непонятном мне языке. Махтаб сжала свою ручонку у меня на ладони. Я боялась дышать.
Наконец спустя несколько минут, которые показались мне вечностью, солдат отошел. Наш водитель взглянул на своего товарища с явным облегчением. Видимо, он сумел наговорить солдату нечто правдоподобное.
Снова тряслись мы по ухабам, пока не выехали на автостраду. Нас то и дело обгоняли военные машины. Впереди показался контрольный пост, но, прежде чем мы к нему подъехали, водитель свернул на обочину и жестом приказал выйти. Речь явно шла о том, чтобы обойти пост.
Мы последовали за мужчиной по открытой местности – плоскогорью, покрытому снегом и льдом. Мы все время находились в поле зрения поста. Я чувствовала себя мишенью на стрельбище. Несколько минут мы брели по полю, пока не добрались до следующей автострады.
Я надеялась, что здесь нас заберет «джип» или та красная машина, о которой вспоминал Мосейн. Но вместо того, чтобы ждать на обочине, наш проводник повел нас по откосу вдоль дороги. Замерзшие, несчастные и дезориентированные, мы продолжали идти за ним. Махтаб топала своими маленькими ножками, и я ни разу не услышала от нее жалобы.
Так тащились мы около часа, пока у подножия крутой горы наш проводник не нашел ровное место в снегу. Он кивнул нам, чтобы мы сели и отдохнули. Жестами он приказал нам остаться здесь и дал понять, что вернется, а затем исчез.
«А, собственно, зачем ему было возвращаться? – подумала я с горечью. – Амаль заплатил этим людям с лихвой. Чего ради, скажите, этот мужчина должен возвращаться?»
Я не знаю, как долго мы находились там, ожидая, полные недоверия, волнения и отчаяния.
Вдруг я увидела «джип». За рулем сидел тот же человек, который разговаривал с солдатом. Он посмотрел на нас, но не подал виду, что узнал.
Махтаб молчала, но лицо ее выражало еще большую решительность, чем раньше: она возвращалась в Америку.
Этот человек не вернется. Сейчас я уже была уверена в этом. Подождем до наступления сумерек, а потом надо что-то предпринять. Но что? Двигаться самим на запад? Мать и дочь, самостоятельно пытающиеся пробраться через горы в Турцию! А может быть, лучше найти обратную дорогу на пост, сдаться, теряя иллюзии и даже жизнь? Или просто замерзнем здесь ночью и умрем.
Этот человек не вернется…
Я вспомнила рассказанную мне Элен (как давно это было!) историю об иранке и ее дочери, которых бросили так же, как и нас. Девочка умерла. Женщина едва выжила, но в результате этой трагедии потеряла все зубы. Я утратила покой.
Я была совершенно парализована холодом и паническими мыслями и поэтому не смогла заметить приближающийся красный автомобиль.
Этот человек вернулся! Он быстро посадил нас в машину и приказал водителю трогаться.
Спустя четверть часа мы приехали в какой-то дом возле центральной магистрали. Это было белое кирпичное здание с плоской крышей. Во дворе лаяла большая грязная дворняга, а едва одетые, босые дети бегали по снегу.
Везде было развешано белье. Оно свисало с веток деревьев, столбов и оконных фрамуг, напоминая жесткие замерзшие гирлянды.
Женщины с детьми откровенно разглядывали нас. Они все были хмурые, грязные и плосконосые. Курдийская одежда делала их почти квадратными.
– Поторопитесь! – сказал «человек, который вернулся».
Мы вошли в дом. Несколько женщин жестами показали, чтобы мы оставили там свою обувь. Голод и страх давали о себе знать. Все вокруг казалось нереальным, теряло контуры.
Потом нас провели в большое холодное и пустое помещение.
Мы сели на твердом полу, молча и настороженно присматриваясь к курдийским женщинам, которые, в свою очередь, смотрели на нас не очень доброжелательно.
Одна из женщин натопила печь и приготовила чай. Другая подала нам несколько кусочков твердого, замерзшего хлеба. Третья принесла одеяла. Мы плотно завернулись в них, но так и не смогли согреться.
«О чем они думают? – спрашивала я себя. – О чем разговаривают? Знают ли, что мы американки? А может быть, у курдов нет ненависти к американцам. Может быть, мы союзники, враги шиитского большинства?» «Человек, который вернулся» молча сел возле нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Я никогда еще и ни с кем не переходил границу, – сказал он по-персидски. – Но ты моя сестра, и я перейду границу вместе с тобой.
Оригинально. Я сразу же почувствовала себя увереннее.
Спустя какое-то время мы увидели мчащийся нам навстречу автомобиль. Поравнявшись, машины внезапно затормозили. Мосейн торопил нас.
Мы вышли на шоссе. Я повернулась к Мосейну, уверенная, что он присоединится к нам.
– Отдай это мужчине в другой машине, – сказал он, подавая мне паспорта.
Я быстро потеряла его из виду, потому что водитель нажал на педаль газа до отказа. Голубой «пикап» исчез, а вместе с ним и Мосейн.
«Значит, он не поедет с нами, – убедилась я. – Я никогда больше не увижу его».
Очередная машина развернулась и затормозила прямо возле нас. Мы забрались в кабину.
Это была открытая машина вроде «джипа». В кабине сидели двое мужчин. Одному из них я подала паспорта. Он взял их осторожно, точно они обжигали. Ни у кого не было желания быть пойманным с американскими паспортами.
Затем он сказал нам пересесть наверх. Я не знала, для чего это нужно, но выполнила его распоряжение. Мы тотчас же двинулись с бешеной скоростью.
В прошлую ночь в каменном сарае мне казалось, что холоднее уже не может быть. Но я ошибалась. Мы с Махтаб прижались друг к другу на открытой платформе. Ледяной ветер пронизывал нас насквозь, но ни Махтаб, ни я не жаловались. Мы ехали по ухабистой дороге, вьющейся серпантином в гору.
«Сколько испытаний уготовано судьбой еще на нашу долю?» – спрашивала я себя.
Проехав около километра, водитель остановился и пригласил нас в кабину. Мужчина, которому я отдала паспорта, указал рукой на вершину горы. Я посмотрела в ту сторону и увидела силуэт стоявшего там человека с карабином через плечо. Это был часовой. Мы ехали дальше, и мужчина все время показывал мне все новых и новых часовых.
Вдруг тишину разорвал резкий выстрел из карабина. Второй разнесся эхом от горных откосов.
Водитель тотчас же остановился. Оба мужчины побледнели от страха. Их страх усилил мой. Махтаб прижалась ко мне, точно пыталась забраться внутрь меня. В напряженном молчании мы ждали приближающегося солдата. На нем был мундир цвета хаки, стянутый в талии ремнем. Внезапно в моих руках оказались паспорта. Не зная, что с ними делать, я всадила их в сапог и ждала, прижав Махтаб еще крепче к себе.
– Не смотри на этого человека, – прошептала я ей, – ничего не говори.
Солдат осторожно подошел к окну машины, а дуло карабина направил на водителя. Сердце у меня остановилось.
Солдат что-то сказал на непонятном мне языке. Махтаб сжала свою ручонку у меня на ладони. Я боялась дышать.
Наконец спустя несколько минут, которые показались мне вечностью, солдат отошел. Наш водитель взглянул на своего товарища с явным облегчением. Видимо, он сумел наговорить солдату нечто правдоподобное.
Снова тряслись мы по ухабам, пока не выехали на автостраду. Нас то и дело обгоняли военные машины. Впереди показался контрольный пост, но, прежде чем мы к нему подъехали, водитель свернул на обочину и жестом приказал выйти. Речь явно шла о том, чтобы обойти пост.
Мы последовали за мужчиной по открытой местности – плоскогорью, покрытому снегом и льдом. Мы все время находились в поле зрения поста. Я чувствовала себя мишенью на стрельбище. Несколько минут мы брели по полю, пока не добрались до следующей автострады.
Я надеялась, что здесь нас заберет «джип» или та красная машина, о которой вспоминал Мосейн. Но вместо того, чтобы ждать на обочине, наш проводник повел нас по откосу вдоль дороги. Замерзшие, несчастные и дезориентированные, мы продолжали идти за ним. Махтаб топала своими маленькими ножками, и я ни разу не услышала от нее жалобы.
Так тащились мы около часа, пока у подножия крутой горы наш проводник не нашел ровное место в снегу. Он кивнул нам, чтобы мы сели и отдохнули. Жестами он приказал нам остаться здесь и дал понять, что вернется, а затем исчез.
«А, собственно, зачем ему было возвращаться? – подумала я с горечью. – Амаль заплатил этим людям с лихвой. Чего ради, скажите, этот мужчина должен возвращаться?»
Я не знаю, как долго мы находились там, ожидая, полные недоверия, волнения и отчаяния.
Вдруг я увидела «джип». За рулем сидел тот же человек, который разговаривал с солдатом. Он посмотрел на нас, но не подал виду, что узнал.
Махтаб молчала, но лицо ее выражало еще большую решительность, чем раньше: она возвращалась в Америку.
Этот человек не вернется. Сейчас я уже была уверена в этом. Подождем до наступления сумерек, а потом надо что-то предпринять. Но что? Двигаться самим на запад? Мать и дочь, самостоятельно пытающиеся пробраться через горы в Турцию! А может быть, лучше найти обратную дорогу на пост, сдаться, теряя иллюзии и даже жизнь? Или просто замерзнем здесь ночью и умрем.
Этот человек не вернется…
Я вспомнила рассказанную мне Элен (как давно это было!) историю об иранке и ее дочери, которых бросили так же, как и нас. Девочка умерла. Женщина едва выжила, но в результате этой трагедии потеряла все зубы. Я утратила покой.
Я была совершенно парализована холодом и паническими мыслями и поэтому не смогла заметить приближающийся красный автомобиль.
Этот человек вернулся! Он быстро посадил нас в машину и приказал водителю трогаться.
Спустя четверть часа мы приехали в какой-то дом возле центральной магистрали. Это было белое кирпичное здание с плоской крышей. Во дворе лаяла большая грязная дворняга, а едва одетые, босые дети бегали по снегу.
Везде было развешано белье. Оно свисало с веток деревьев, столбов и оконных фрамуг, напоминая жесткие замерзшие гирлянды.
Женщины с детьми откровенно разглядывали нас. Они все были хмурые, грязные и плосконосые. Курдийская одежда делала их почти квадратными.
– Поторопитесь! – сказал «человек, который вернулся».
Мы вошли в дом. Несколько женщин жестами показали, чтобы мы оставили там свою обувь. Голод и страх давали о себе знать. Все вокруг казалось нереальным, теряло контуры.
Потом нас провели в большое холодное и пустое помещение.
Мы сели на твердом полу, молча и настороженно присматриваясь к курдийским женщинам, которые, в свою очередь, смотрели на нас не очень доброжелательно.
Одна из женщин натопила печь и приготовила чай. Другая подала нам несколько кусочков твердого, замерзшего хлеба. Третья принесла одеяла. Мы плотно завернулись в них, но так и не смогли согреться.
«О чем они думают? – спрашивала я себя. – О чем разговаривают? Знают ли, что мы американки? А может быть, у курдов нет ненависти к американцам. Может быть, мы союзники, враги шиитского большинства?» «Человек, который вернулся» молча сел возле нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97