Фанни, пока не пришло время накрывать, в комнату не входила, да и после забегала лишь на минутку взглянуть, все ли на столе, так что Болтаи спокойно мог познакомить Терезу с новым оборотом событий.
Сватовство Яноша Карпати и ее обескуражило. Слишком уж блестящее будущее, слишком явная удача, чтобы ради нее тихим будничным счастьем не пожертвовать. Роскошь, высокое положение – да это и бесчестье заставило бы позабыть, а тут вдобавок все по закону, с соблюдением всех приличий.
Шандору и она не прочила особого успеха. Не раз пытала Тереза девичье сердце, как бы случайно поминая при ней юношу, но девушка оставалась безучастной. Хвалила его, отзывалась с уважением, да это ведь не любовь.
За отменно вкусным ужином Болтаи все подзадоривал свою подопечную, донимая ее шутливыми намеками, которые та храбро отражала. Наконец, служанки убрали со стола, и они остались втроем.
Прежде веселый, мастер сразу посерьезнел. Торжественно взял ее за обе руки и привлек к себе.
– Жених есть, – напрямик объявил он, не желая возбуждать какие-либо догадки недомолвками.
Девушка вздохнула и промолчала.
– Славный, честный, прямодушный юноша, работящий, обеспеченный ремесленник и видный, красивый собой, а главное – давно уже тебя любит крепко, преданно, по-настоящему.
– Знаю, Шандор, – перебила девушка.
Болтаи умолк. Ничего удивительного, что она знает Уже про эту тайну.
Оба ждали, что она еще скажет.
– Бедный Шандор! – вздохнула Фанни.
– Почему ты его жалеешь?
– Потому что любит. Полюбил бы другую, лучше, которая была бы ему верной женой и счастье принесла.
– А ты разве не хочешь за него? – спросил опечаленный старик.
– Ради вас – пойду.
– Ради меня? Не ради меня, а ради себя: это ж такой славный парень, просто поискать, и не мужлан какой-нибудь вроде других мастеровых; он за границей бывал, хоть кому обхожденьем не уступит… А любит-то как тебя!
– Да, знаю его. И всегда ценила, очень хороший человек. Но полюбить не могу. Выйду за него, верна буду по гроб, но счастливы мы не будем, ни он, ни я.
Болтаи вздохнул.
– Тогда не выходи, – немного погодя промолвил он еле слышно.
Непрошеные слезы навернулись на глаза у стариков. Они любили этих детей, как собственных, и так хотелось бы видеть обоих счастливыми! Но не судила судьба.
Фанни пожалела своих горюющих опекунов и, опустившись перед Болтаи на колени, положила головку на его большие, грубые руки.
– Неблагодарная, да? Не могу полюбить того же, кого и вы? Но я бы еще неблагодарней была, солгав, что люблю, и сделав его несчастным.
Оба молчали.
Когда юная девушка в столь точных силлогизмах умеет изъяснить свои сердечные дела, это значит, ей довелось уже над ними поразмыслить и врасплох ее не застанешь.
Болтаи ладонью провел по вспотевшему лбу.
– Встань, дочка, – сказал он с напускным спокойствием. – Сердцу не прикажешь, даже если захочешь. Да ведь и он не примет твоей руки не по любви. Поговорим о другом женихе. Еще один есть.
– Не надо, папенька, не надо! – бросаясь Болтаи на шею, перебила девушка. – Если и могу я полюбить, уж, конечно, его, кого и вы любите и которого есть за что любить. Нет, нет, никого не могу… Ну позвольте мне никогда вас не покидать. Навсегда хочу с вами остаться, чтобы за доброту отблагодарить, за жизнь мою, все мои помыслы вам хочу посвятить, заботе о вас с тетенькой; не желаю разлучаться с вами, не гоните меня, не отталкивайте! Нет такого жениха и не будет, на которого я вас променяю.
– Погоди, доченька, погоди. Моя опекунская обязанность известить тебя, что тебе повезло. Знаешь, как люди говорят о девушке, к которой богач сватается: «повезло». Один вельможа просит твоей руки, богатый, именитый, титулованный; поместий его за неделю не объедешь, а доход с них – полтора миллиона.
Фанни опустила глаза и помотала головой.
– Везенье – еще не счастье, – ответила она трезво, рассудительно.
– Жених твой, правда, немолод, но роскошь, высокое положение сулит вместо любви.
– Кто это?
– Имя не очень для нас приятное, как раз господин с таким именем больше всего огорчений нам причинил – искуситель тот. Дядя это его, Карпати Янош.
– Ах, этот толстяк, пузатый, как паук? – расхохоталась девушка.
– Да он похудел с некоторых пор.
– Который вздорным таким чудаком слывет?
– Успел уже образумиться.
– И пьет без просыпу, и с девушками крепостными развлекается?
– Образ жизни он переменил.
– Ах, приемный папенька! Вы пошутили, да? А если нет, значит, он шутку хочет со мной сыграть! На потеху всем в жены меня взять. Но так низко я еще не пала!
И, выпрямившись, она горделиво прошлась по комнате. Старики с блистающими глазами любовались ее королевской осанкой.
В конце концов мастер сам рассмеялся от полноты чувств.
Фанни прыгнула шаловливо на колени доброму старику.
– Как же так, папенька, когда я давеча сказала, что за вас пойду, вы ответили, что в дедушки мне годитесь, а теперь вот барина Янчи сватаете за меня?
Мастер смеялся до слез. Ошибся все-таки, значит, старый сердцеед, нет закона, общего для всех. И детская душа достаточно сильна, чтобы пренебречь богатством, хотя только руку протяни – и блеск, могущество уже на пальце твоем, точно обручальное кольцо.
– Да, кольцо вот оставил этот почтенный господин, обратно ему в случае отказа отослать.
– Может, прямо в корзинку положить? – спрашивала разыгравшаяся шалунья.
– Не надо, и так поймет, – отвечал мастер со смехом.
Даже старая добрая Тереза смеялась, хотя давнехонько с пей этого не случалось.
Болтаи был в полном восторге. Причиненное ему Шандором огорчение совсем затмила радость, что его питомица обнаружила такую прирожденную душевную силу. Он уже предвкушал с гордостью, как скажет этому богачу: «Вот, ты полтора миллиона сулил за розы, что на щеках моей подопечной; спасибо, не продаются!» С каким презрением будет на всех этих господинчиков поглядывать, думающих за гнусные свои тысячи купить Фаннину любовь! Нищеброды!
Оба поцеловали девушку и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.
Было поздно, время ложиться. Но ах, не время спать! Незримый какой-то, беспокойный дух гнал сон ото всех троих.
Болтаи такие длинные речи слагал и произносил в уме, будто в городские ходатаи, записался.
Тереза мыслями возвращалась к событиям прошлого и настоящего, стараясь распутать противоречивые побуждения, владеющие сердцем девичьим, распознать, что в нем хорошего, что дурного, где кончается безотчетный порыв и начинается твердая воля. Ах, сколько там тайн, о которых сама она не догадывается, притворства, переходящего в самообольщение, пустых мечтаний, кажущихся ей чистой правдой. Кто во всем этом разберется? Черта, ангела понять легко, взрослого человека – мужчину, женщину – потруднее, а юную девушку и вовсе невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
Сватовство Яноша Карпати и ее обескуражило. Слишком уж блестящее будущее, слишком явная удача, чтобы ради нее тихим будничным счастьем не пожертвовать. Роскошь, высокое положение – да это и бесчестье заставило бы позабыть, а тут вдобавок все по закону, с соблюдением всех приличий.
Шандору и она не прочила особого успеха. Не раз пытала Тереза девичье сердце, как бы случайно поминая при ней юношу, но девушка оставалась безучастной. Хвалила его, отзывалась с уважением, да это ведь не любовь.
За отменно вкусным ужином Болтаи все подзадоривал свою подопечную, донимая ее шутливыми намеками, которые та храбро отражала. Наконец, служанки убрали со стола, и они остались втроем.
Прежде веселый, мастер сразу посерьезнел. Торжественно взял ее за обе руки и привлек к себе.
– Жених есть, – напрямик объявил он, не желая возбуждать какие-либо догадки недомолвками.
Девушка вздохнула и промолчала.
– Славный, честный, прямодушный юноша, работящий, обеспеченный ремесленник и видный, красивый собой, а главное – давно уже тебя любит крепко, преданно, по-настоящему.
– Знаю, Шандор, – перебила девушка.
Болтаи умолк. Ничего удивительного, что она знает Уже про эту тайну.
Оба ждали, что она еще скажет.
– Бедный Шандор! – вздохнула Фанни.
– Почему ты его жалеешь?
– Потому что любит. Полюбил бы другую, лучше, которая была бы ему верной женой и счастье принесла.
– А ты разве не хочешь за него? – спросил опечаленный старик.
– Ради вас – пойду.
– Ради меня? Не ради меня, а ради себя: это ж такой славный парень, просто поискать, и не мужлан какой-нибудь вроде других мастеровых; он за границей бывал, хоть кому обхожденьем не уступит… А любит-то как тебя!
– Да, знаю его. И всегда ценила, очень хороший человек. Но полюбить не могу. Выйду за него, верна буду по гроб, но счастливы мы не будем, ни он, ни я.
Болтаи вздохнул.
– Тогда не выходи, – немного погодя промолвил он еле слышно.
Непрошеные слезы навернулись на глаза у стариков. Они любили этих детей, как собственных, и так хотелось бы видеть обоих счастливыми! Но не судила судьба.
Фанни пожалела своих горюющих опекунов и, опустившись перед Болтаи на колени, положила головку на его большие, грубые руки.
– Неблагодарная, да? Не могу полюбить того же, кого и вы? Но я бы еще неблагодарней была, солгав, что люблю, и сделав его несчастным.
Оба молчали.
Когда юная девушка в столь точных силлогизмах умеет изъяснить свои сердечные дела, это значит, ей довелось уже над ними поразмыслить и врасплох ее не застанешь.
Болтаи ладонью провел по вспотевшему лбу.
– Встань, дочка, – сказал он с напускным спокойствием. – Сердцу не прикажешь, даже если захочешь. Да ведь и он не примет твоей руки не по любви. Поговорим о другом женихе. Еще один есть.
– Не надо, папенька, не надо! – бросаясь Болтаи на шею, перебила девушка. – Если и могу я полюбить, уж, конечно, его, кого и вы любите и которого есть за что любить. Нет, нет, никого не могу… Ну позвольте мне никогда вас не покидать. Навсегда хочу с вами остаться, чтобы за доброту отблагодарить, за жизнь мою, все мои помыслы вам хочу посвятить, заботе о вас с тетенькой; не желаю разлучаться с вами, не гоните меня, не отталкивайте! Нет такого жениха и не будет, на которого я вас променяю.
– Погоди, доченька, погоди. Моя опекунская обязанность известить тебя, что тебе повезло. Знаешь, как люди говорят о девушке, к которой богач сватается: «повезло». Один вельможа просит твоей руки, богатый, именитый, титулованный; поместий его за неделю не объедешь, а доход с них – полтора миллиона.
Фанни опустила глаза и помотала головой.
– Везенье – еще не счастье, – ответила она трезво, рассудительно.
– Жених твой, правда, немолод, но роскошь, высокое положение сулит вместо любви.
– Кто это?
– Имя не очень для нас приятное, как раз господин с таким именем больше всего огорчений нам причинил – искуситель тот. Дядя это его, Карпати Янош.
– Ах, этот толстяк, пузатый, как паук? – расхохоталась девушка.
– Да он похудел с некоторых пор.
– Который вздорным таким чудаком слывет?
– Успел уже образумиться.
– И пьет без просыпу, и с девушками крепостными развлекается?
– Образ жизни он переменил.
– Ах, приемный папенька! Вы пошутили, да? А если нет, значит, он шутку хочет со мной сыграть! На потеху всем в жены меня взять. Но так низко я еще не пала!
И, выпрямившись, она горделиво прошлась по комнате. Старики с блистающими глазами любовались ее королевской осанкой.
В конце концов мастер сам рассмеялся от полноты чувств.
Фанни прыгнула шаловливо на колени доброму старику.
– Как же так, папенька, когда я давеча сказала, что за вас пойду, вы ответили, что в дедушки мне годитесь, а теперь вот барина Янчи сватаете за меня?
Мастер смеялся до слез. Ошибся все-таки, значит, старый сердцеед, нет закона, общего для всех. И детская душа достаточно сильна, чтобы пренебречь богатством, хотя только руку протяни – и блеск, могущество уже на пальце твоем, точно обручальное кольцо.
– Да, кольцо вот оставил этот почтенный господин, обратно ему в случае отказа отослать.
– Может, прямо в корзинку положить? – спрашивала разыгравшаяся шалунья.
– Не надо, и так поймет, – отвечал мастер со смехом.
Даже старая добрая Тереза смеялась, хотя давнехонько с пей этого не случалось.
Болтаи был в полном восторге. Причиненное ему Шандором огорчение совсем затмила радость, что его питомица обнаружила такую прирожденную душевную силу. Он уже предвкушал с гордостью, как скажет этому богачу: «Вот, ты полтора миллиона сулил за розы, что на щеках моей подопечной; спасибо, не продаются!» С каким презрением будет на всех этих господинчиков поглядывать, думающих за гнусные свои тысячи купить Фаннину любовь! Нищеброды!
Оба поцеловали девушку и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.
Было поздно, время ложиться. Но ах, не время спать! Незримый какой-то, беспокойный дух гнал сон ото всех троих.
Болтаи такие длинные речи слагал и произносил в уме, будто в городские ходатаи, записался.
Тереза мыслями возвращалась к событиям прошлого и настоящего, стараясь распутать противоречивые побуждения, владеющие сердцем девичьим, распознать, что в нем хорошего, что дурного, где кончается безотчетный порыв и начинается твердая воля. Ах, сколько там тайн, о которых сама она не догадывается, притворства, переходящего в самообольщение, пустых мечтаний, кажущихся ей чистой правдой. Кто во всем этом разберется? Черта, ангела понять легко, взрослого человека – мужчину, женщину – потруднее, а юную девушку и вовсе невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133