– Так он в любую минуту согласен залог внести.
Фанни, казалось, готова была сдаться.
– Ну да, ведь если обманет, ему же хуже, шестьдесят тысяч так и так нам достанутся.
«Вот умница девочка! Не то что сестры-ветреницы. Эта не даст себя провести. Моя дочь», – думала Майерша, радостно потирая руки.
Надо ковать железо, пока горячо.
– А как же, доченька. Помечтать куда как сладко, да мечтами одними сыт не будешь. Это господа поэты про идеалы вон стихи любят сочинять, да и те так и глядят, где бы деньжат ухватить. Нынче все за деньгами только и гоняются. Кто с деньгами, тому и честь. А честь без гроша – кому она нужна? Ты покамест еще молода, красива, вот и охотятся за тобой. Но сколько она продержится, эта красота? Десяток лет – и нет ее. Так что же, разве заплатят тебе за радости, которых ты себя лишишь, молодость праведницей прожив?
О, да эта женщина будто и святого крещения не принимала. Все решительно у нее земное. И небо – лишь фигура поэтическая.
– При такой жизни и десятка лет красота твоя не сохранится, – еще более веско добавила Майерша. – женщины, которые радостей земных себя лишают, скорее увядают.
– Тише, Болтаи идет!
Почтенный мастер, войдя, пожелал доброго утра и сказал, что едет в город, не надо ли чего передать, лошади уже запряжены.
– Маме в город нужно, – тотчас ответила Фанни, – не прихватите ее? Будьте добры, дядюшка.
Майерша даже глаза вытаращила и рот разинула. Она и не заикалась ни о каком отъезде.
– Охотно, – отвечал Болтаи. – Куда прикажете?
– Домой, к дочкам (Майерша перепугалась). Вышивки там у меня кое-какие остались, сестрицы еще выбросят их или на толкучку снесут; мама привезет. (Ах, умница, разумница!) Тахта там с вышивкой моей, знаете, мама, – два голубка; ее мне ни за что не хотелось бы сестрам оставлять. Хорошо?
Еще бы не хорошо! Это она ведь согласие дает на предложение того господина, да тонко как, тупоумный этот Болтаи ни о чем и не догадывается. Вот умница, вот разумница!
Мастер вышел сказать кучеру, чтобы для дамы приготовил местечко.
– Когда приехать за тобой? – воспользовавшись его отсутствием, шепотом спросила Майерша.
– Послезавтра.
– А что там передать?
– Послезавтра, – повторила Фанни.
Тут вернулся Болтаи.
– Обождите минуточку, милый дядюшка, я несколько строк Терезе напишу, – сказала Фанни, – отвезите ей.
– С удовольствием. Да ты бы на словах, чего пальцы чернилами-то марать.
– Ладно, дядя, скажите тогда тетеньке, пусть кашемира мне купит на шаль да локоть pur de laine или же poil de ch?vre…
– Ну, ну, напиши лучше тогда, – испугался Болтаи иностранных слов, – не запомню все равно.
Улыбнувшись, взяла Фанни письменные принадлежности, набросала коротенькое письмецо, запечатала и протянула мастеру.
Майерша украдкой еще раз бросила на нее многозначительный заговорщический взгляд. Ее подсадили на повозку, и она укатила под звонкое щелканье кнута.
А Фанни холодно, с насмешливой гримаской посмотрела вслед и вернулась к себе. Там полила она цветочки, покормила птичек, весело, задорно при этом напевая.
Доехав до города, Болтаи у первой же лавки снова слез купить не то кремней, не то другую понадобившуюся мелочь, а кучеру велел доставить Майершу, куда пожелает. Сам же пешком, дескать, дойдет.
И гостья его опять вскоре очутилась в своем семейном кругу. Там же оказался и Абеллино. Денди не терпелось узнать, чего она добилась, да и все ее поджидали. Явилась Майерша все в том же купленном ей Болтаи наряде. То-то было смеху! То-то прыгали ее проказницы, поворачивая мать из стороны в сторону! Абеллино попросил позволения зарисовать ее в таком виде. А впрочем, не до того сейчас. Ну быстрее: как там дела?
Майерша часа два повествовала об удачно завершенной авантюре: скольких усилий и какого красноречия стоило ей склонить девушку к решению. Потому что добродетельная донельзя. Пришлось уверять: дескать, замуж поклонник возьмет – только о том все ей и твердила.
Абеллино не замедлил обнять дуэнью, которая на любезность ответила любезностью: рассказала, каким красавцем расписала она его перед Фанни. Оставим их пока за этим развлечением.
Той порой и наш почтенный мастер тоже добрался до дому. Тереза уже поджидала в дверях, ибо кучер вернулся раньше, известив о его приезде. Болтаи первым делом передал письмо.
– Привез вот, потому что таких тарабарских слов, какие там писаны, в жизни не выговорю.
Тереза вскрыла письмо, прочла, поглядела на Болтаи, перечитала. Прочитала в третий раз и снова взглянула на мастера.
– Тарабарщина и есть. Я тоже не понимаю ничего.
Посмотрите сами!
И протянула листок.
– Гм, – пробормотал старик в полной уверенности, что и впрямь увидит заморские словеса, и очень удивился, прочитав: «Дорогая тетя! Я все знаю. Пусть та женщина, которую мне претит называть матерью, больше не приезжает. Г-ну Яношу Карпати передайте, чтобы еще сегодня навестил меня для важного спешного разговора. И сами приезжайте побыстрей. Любящая племянница Фанни».
Что сие означает? Что там между ними произошло? И когда успели? Так мирно попивали кофеек, так доверительно друг с другом попрощались. И ручку друг у дружки поцеловали… Болтаи ничего не понимал.
Но Тереза начинала уже кое-что соображать.
Так. Надо срочно известить Яноша Карпати. Но кого послать? Мастер сбегает сам. Ноги у него хорошие, мигом там будет. Старый Палко его уже знает, сам к барину потащит. Жених как возьмет в толк, тотчас велит запрягать, пять минут – и они в карете. Мастер и Тереза с ним сядут, сквозь закрытые окна не узнает никто. Пятерка горячих коней – три впереди, два за ними – во всю прыть помчит по тракту, за два часа они на месте; а Болтаи с его неспешной ездой все четыре бы потратил.
Фанни сама встретила высокого гостя. Была она чуть бледнее обычного, но бледность шла ей. Придя в форменный экстаз, Янош Карпати не удержался, положил торжественно руку на сердце и подступил к прекрасной нареченной с такой необычной речью:
– Видит бог, барышня, не будет в моей жизни иной заботы, как только радость тебе доставлять.
– А я обещаю, сударь, – спокойно, решительно заявила Фанни, – что высшим моим долгом будет вашего имени не посрамить. А теперь будьте добры на несколько часов уединиться со мной все трое, надо поговорить.
Слова эти были произнесены с такой решимостью, таким достоинством, что нельзя было не повиноваться. Вчетвером удалились они во внутренние комнаты, запирая за собой все двери.
Спустя несколько часов, точно так же отпирая дверь за дверью, все четверо вернулись обратно.
Фанни не бледной уже была, а цвела, сияла, свежее розы, румяней утренней зари.
Мастер все подкручивал усы, точно невесть на какое рискованное, отчаянное дело собирался, – он мог бы даже сердитым показаться, не посмеивайся вдруг по временам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133