На бледной коже ярко краснели пустулы, похожие на ожоги, и виднелись черно-фиолетовые кровоподтеки, как будто несчастную избили.
Иеремия взял ее руку, прощупал слабый нерегулярный пульс, затем приподнял руку, чтобы лучше рассмотреть опухоль под мышкой величиной с куриное яйцо. Иеремия почувствовал, как холод сковывает его члены и проникает внутрь.
– Мои опасения подтверждаются? – нетерпеливо спросил О'Мурчу замершего Иеремию.
Тот на секунду закрыл глаза, как будто пытаясь прогнать кошмарный сон.
– Да, – мрачно ответил он, – никакого сомнения. Это чума.
Хотя О'Мурчу и предполагал нечто подобное, он непроизвольно вздрогнул. Чума, самая страшная из всех болезней, бич Божий!..
– Вы еще можете что-нибудь для нее сделать? – спросил он, и голос его вдруг стал хриплым и низким.
– Нет, против чумы нет никаких лекарств.
О'Мурчу повернулся к семье, в оцепенении стоявшей сзади, чтобы сообщить им известие, подобное смертному приговору. Иеремия, оставшийся у постели, услышал горький плач и несколько раз перекрестился. О'Мурчу пытался успокоить людей, но потребовалось немало времени, прежде чем громкие рыдания перешли в глухой плач.
– Это первый случай в Сент-Джайлсе? – спросил Иеремия, прикидывая, в какой мере уже могла распространиться зараза.
– Насколько мне известно, да, – ответил ирландец. – Но в декабре два случая чумы, кажется, были в Лонг-Эйкре, то есть недалеко отсюда.
– Тогда нам только остается надеяться, что их больше не будет.
– Но вы опасаетесь этого, не так ли?
– Последняя эпидемия чумы свирепствовала в Лондоне в 1636 году. Опыт показывает, что она повторяется примерно каждые двадцать – тридцать лет. А, как вам известно, два года назад чума появилась в Голландии, до этого – в Италии и на Левантийском побережье.
О'Мурчу в ужасе перекрестился:
– Что мы можем сделать?
– Ничего, Педрейг, ничего, только молиться, – сказал Иеремия, покорно смиряясь перед судьбой.
Ирландский священник остался с больной, чтобы причастить ее. Иеремия простился с ним и направился домой. Вернувшись на Патерностер-роу, он ни с кем не говорил. Как следует помывшись, он удалился в свою комнату и в мрачном настроении погрузился в медицинские книги.
Глава тридцатая
На Филиппа и Иакова вечером в цирюльне появился Мэлори и, задыхаясь, спросил доктора Фоконе.
– Лорд послал меня. Он просит вас немедленно прийти в здание Королевского суда на Флит-стрит. Умер лорд верховный судья Хайд!
Иеремия немедля пошел с Мэлори. Ожидавшая коляска быстро доставила их на Флит-стрит, где у каждого судьи были свои комнаты. Сэр Орландо ожидал их в кабинете сэра Роберта Хайда.
– Спасибо, что вы быстро приехали! – с облегчением воскликнул он. – Дело совершенно выходит из-под контроля.
Иеремия спокойно посмотрел на него в надежде, что хотя бы доля его благоразумия перейдет взволнованному судье.
– Где он?
– Камердинер положил его на кровать в соседней комнате.
Сэр Орландо указал на открытую дверь, разделявшую комнаты, в дверном проеме виднелась кровать с балдахином. Темно-красные занавеси были задернуты. Подле на табурете неподвижно сидел молодой человек с бледным лицом – вероятно, камердинер.
Иеремия поднял полог и начал осматривать тело лорда верховного судьи. Не обнаружив ни наружных ран, ни явных признаков отравления, он еще раз тщательно осмотрел покойного и выпрямился, на лице его были заметны признаки неудовлетворенности.
– Трудно сказать. Я бы не исключал естественных причин. При каких обстоятельствах он умер?
Трелоней обратился к молодому человеку, который в явном замешательстве ерзал на табуретке.
– Пауэлл, расскажи доктору Фоконе то, что говорил мне.
Камердинер несколько раз перевел взгляд с одного на другого и начал говорить. Голос его звучал подавленно.
– Лорд целый день находился в суде. После ужина он удалился в кабинет, намереваясь ознакомиться с еще несколькими делами, но дверь оставил открытой, чтобы иметь возможность позвать меня, когда я ему понадоблюсь. Через некоторое время я услышал глухой стон и тяжелый удар. Я тут же поспешил к нему. Он лежал на полу без сознания. Так как один я не мог его поднять, то позвал на помощь камердинера судьи Трелонея. Вместе мы перенесли его на кровать. Мэлори сообщил своему хозяину, и тот послал за врачом. Но сэр Роберт умер до того, как пришел доктор.
– Он жаловался на боли перед тем, как удалился в кабинет? – спросил Иеремия.
– Сэр Роберт попросил меня принести ему вина. При этом он сказал, что у него болит голова, шумит в ушах и немеют руки.
– Сколько времени прошло с того момента, как он это сказал, до того, как упал?
– Немного. Я только-только принес ему вино.
– Может быть, вино было отравлено? – вмешался сэр Орландо.
Пауэлл испуганно посмотрел на него:
– Это невозможно, сэр. Я собственноручно наполнил графин, и он ни на секунду не оставался без присмотра. Никто не мог отравить вино.
– Никто, кроме тебя! – бросил Трелоней.
Предательство собственного посыльного породило в нем недоверие ко всей прислуге. И хотя Уокер в последний момент одумался, было ясно, насколько опасно доверять слугам.
– Клянусь вам, милорд, я не отравлял вино! – возразил Пауэлл.
– Где графин? – спросил Иеремия, желая положить конец бессмысленному препирательству.
– Все еще на столе, в кабинете.
В сопровождении Трелонея Иеремия вышел из спальни и осмотрел кабинет. На столе темного орехового дерева, за которым работал сэр Роберт Хайд, стояли графин и цинковая кружка. Они оставались почти полными. Значит, лорд верховный судья не мог выпить много. Иеремия осторожно перелил содержимое кружки в графин и внимательно осмотрел дно. Никакого подозрительного осадка он не увидел.
– Я докажу вам, что вино нормальное, – сказал подошедший Пауэлл.
Он хладнокровно взял графин и снова наполнил кружку вином. Сэр Орландо и Иеремия изумленно смотрели, как камердинер поднес ее к губам и выпил в несколько глотков.
– Теперь вы мне верите, милорд? – спросил он.
В его голосе слышалась некоторая надменность. Иеремия улыбнулся:
– Я думаю, он говорит правду. Но вернемся к тому, как сэр Роберт упал. Опишите мне точно, как он выглядел. Цвет лица, как он дышал, какие совершал движения?
Перед тем как ответить, Пауэлл сосредоточенно подумал:
– Дышал он хрипло и с трудом, лицо было сине-красным, одну его сторону свело судорогой, другая – онемела, как будто ее парализовало. Щека тряслась, а веко опустилось, рот искривился в сторону.
– Каким было тело, когда вы с Мэлори переносили его в постель?
– Странно, правые рука и нога казались совершенно бессильными, как будто он ими уже не владел.
Трелоней в полной растерянности посмотрел на Иеремию:
– Это действительно не похоже на отравление, как вы думаете, доктор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Иеремия взял ее руку, прощупал слабый нерегулярный пульс, затем приподнял руку, чтобы лучше рассмотреть опухоль под мышкой величиной с куриное яйцо. Иеремия почувствовал, как холод сковывает его члены и проникает внутрь.
– Мои опасения подтверждаются? – нетерпеливо спросил О'Мурчу замершего Иеремию.
Тот на секунду закрыл глаза, как будто пытаясь прогнать кошмарный сон.
– Да, – мрачно ответил он, – никакого сомнения. Это чума.
Хотя О'Мурчу и предполагал нечто подобное, он непроизвольно вздрогнул. Чума, самая страшная из всех болезней, бич Божий!..
– Вы еще можете что-нибудь для нее сделать? – спросил он, и голос его вдруг стал хриплым и низким.
– Нет, против чумы нет никаких лекарств.
О'Мурчу повернулся к семье, в оцепенении стоявшей сзади, чтобы сообщить им известие, подобное смертному приговору. Иеремия, оставшийся у постели, услышал горький плач и несколько раз перекрестился. О'Мурчу пытался успокоить людей, но потребовалось немало времени, прежде чем громкие рыдания перешли в глухой плач.
– Это первый случай в Сент-Джайлсе? – спросил Иеремия, прикидывая, в какой мере уже могла распространиться зараза.
– Насколько мне известно, да, – ответил ирландец. – Но в декабре два случая чумы, кажется, были в Лонг-Эйкре, то есть недалеко отсюда.
– Тогда нам только остается надеяться, что их больше не будет.
– Но вы опасаетесь этого, не так ли?
– Последняя эпидемия чумы свирепствовала в Лондоне в 1636 году. Опыт показывает, что она повторяется примерно каждые двадцать – тридцать лет. А, как вам известно, два года назад чума появилась в Голландии, до этого – в Италии и на Левантийском побережье.
О'Мурчу в ужасе перекрестился:
– Что мы можем сделать?
– Ничего, Педрейг, ничего, только молиться, – сказал Иеремия, покорно смиряясь перед судьбой.
Ирландский священник остался с больной, чтобы причастить ее. Иеремия простился с ним и направился домой. Вернувшись на Патерностер-роу, он ни с кем не говорил. Как следует помывшись, он удалился в свою комнату и в мрачном настроении погрузился в медицинские книги.
Глава тридцатая
На Филиппа и Иакова вечером в цирюльне появился Мэлори и, задыхаясь, спросил доктора Фоконе.
– Лорд послал меня. Он просит вас немедленно прийти в здание Королевского суда на Флит-стрит. Умер лорд верховный судья Хайд!
Иеремия немедля пошел с Мэлори. Ожидавшая коляска быстро доставила их на Флит-стрит, где у каждого судьи были свои комнаты. Сэр Орландо ожидал их в кабинете сэра Роберта Хайда.
– Спасибо, что вы быстро приехали! – с облегчением воскликнул он. – Дело совершенно выходит из-под контроля.
Иеремия спокойно посмотрел на него в надежде, что хотя бы доля его благоразумия перейдет взволнованному судье.
– Где он?
– Камердинер положил его на кровать в соседней комнате.
Сэр Орландо указал на открытую дверь, разделявшую комнаты, в дверном проеме виднелась кровать с балдахином. Темно-красные занавеси были задернуты. Подле на табурете неподвижно сидел молодой человек с бледным лицом – вероятно, камердинер.
Иеремия поднял полог и начал осматривать тело лорда верховного судьи. Не обнаружив ни наружных ран, ни явных признаков отравления, он еще раз тщательно осмотрел покойного и выпрямился, на лице его были заметны признаки неудовлетворенности.
– Трудно сказать. Я бы не исключал естественных причин. При каких обстоятельствах он умер?
Трелоней обратился к молодому человеку, который в явном замешательстве ерзал на табуретке.
– Пауэлл, расскажи доктору Фоконе то, что говорил мне.
Камердинер несколько раз перевел взгляд с одного на другого и начал говорить. Голос его звучал подавленно.
– Лорд целый день находился в суде. После ужина он удалился в кабинет, намереваясь ознакомиться с еще несколькими делами, но дверь оставил открытой, чтобы иметь возможность позвать меня, когда я ему понадоблюсь. Через некоторое время я услышал глухой стон и тяжелый удар. Я тут же поспешил к нему. Он лежал на полу без сознания. Так как один я не мог его поднять, то позвал на помощь камердинера судьи Трелонея. Вместе мы перенесли его на кровать. Мэлори сообщил своему хозяину, и тот послал за врачом. Но сэр Роберт умер до того, как пришел доктор.
– Он жаловался на боли перед тем, как удалился в кабинет? – спросил Иеремия.
– Сэр Роберт попросил меня принести ему вина. При этом он сказал, что у него болит голова, шумит в ушах и немеют руки.
– Сколько времени прошло с того момента, как он это сказал, до того, как упал?
– Немного. Я только-только принес ему вино.
– Может быть, вино было отравлено? – вмешался сэр Орландо.
Пауэлл испуганно посмотрел на него:
– Это невозможно, сэр. Я собственноручно наполнил графин, и он ни на секунду не оставался без присмотра. Никто не мог отравить вино.
– Никто, кроме тебя! – бросил Трелоней.
Предательство собственного посыльного породило в нем недоверие ко всей прислуге. И хотя Уокер в последний момент одумался, было ясно, насколько опасно доверять слугам.
– Клянусь вам, милорд, я не отравлял вино! – возразил Пауэлл.
– Где графин? – спросил Иеремия, желая положить конец бессмысленному препирательству.
– Все еще на столе, в кабинете.
В сопровождении Трелонея Иеремия вышел из спальни и осмотрел кабинет. На столе темного орехового дерева, за которым работал сэр Роберт Хайд, стояли графин и цинковая кружка. Они оставались почти полными. Значит, лорд верховный судья не мог выпить много. Иеремия осторожно перелил содержимое кружки в графин и внимательно осмотрел дно. Никакого подозрительного осадка он не увидел.
– Я докажу вам, что вино нормальное, – сказал подошедший Пауэлл.
Он хладнокровно взял графин и снова наполнил кружку вином. Сэр Орландо и Иеремия изумленно смотрели, как камердинер поднес ее к губам и выпил в несколько глотков.
– Теперь вы мне верите, милорд? – спросил он.
В его голосе слышалась некоторая надменность. Иеремия улыбнулся:
– Я думаю, он говорит правду. Но вернемся к тому, как сэр Роберт упал. Опишите мне точно, как он выглядел. Цвет лица, как он дышал, какие совершал движения?
Перед тем как ответить, Пауэлл сосредоточенно подумал:
– Дышал он хрипло и с трудом, лицо было сине-красным, одну его сторону свело судорогой, другая – онемела, как будто ее парализовало. Щека тряслась, а веко опустилось, рот искривился в сторону.
– Каким было тело, когда вы с Мэлори переносили его в постель?
– Странно, правые рука и нога казались совершенно бессильными, как будто он ими уже не владел.
Трелоней в полной растерянности посмотрел на Иеремию:
– Это действительно не похоже на отравление, как вы думаете, доктор?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106