А тот, по всей вероятности, обладая хорошим здоровьем, до сих пор не притронулся к ним. Горничной повезло меньше.
Поняв мотив убийцы, они с судьей Трелонеем решили искать родных или земляков Джеффри Эдвардса тайно, желая усыпить тем самым бдительность преступника. Сэр Орландо сделал исключение только для советников и присяжных, принимавших участие в том процессе, и предупредил их о нависшей опасности. Без сомнения, сэр Генри поставил в известность и своих слуг. Вероятно, Гвинет узнала об этом от кого-нибудь из них. Она поняла, что, будучи валлийкой, подпадает под подозрение, и приняла свои меры. Должно быть, узнав о разговоре мужа с доктором Фоконе, она испытала сильное потрясение. Если кто-нибудь из домочадцев сэра Генри умрет, приняв лекарство, которое принесла она, иезуит сразу поймет, кто убийца. И она решила убить его прежде, чем он ее разоблачит. Это она напала на него той ночью и избила. Его спасло только появление погребальной телеги. Потом она, разумеется, надеялась, что он умрет от чумы. Но узнав, что он выжил, она, конечно, не оставит его в покое, ведь только он стоял между ней и теми, кого она поклялась убить.
На лестнице раздались шаги, отвлекшие Иеремию от его мыслей. Сначала он подумал, что это сиделка – шаги были тяжелыми и неуклюжими, – но на пороге появилась Аморе. Взглянув на нее, он сразу понял – что-то случилось. Нездоровая бледность покрывала ее лицо, судя по всему, ей трудно было держаться на ногах. Не глядя на него, она поставила на столик возле кровати кувшин с рейнским вином и хотела было идти, но он остановил ее.
– Аморе, что с вами? – с беспокойством спросил Иеремия.
Она попыталась слабо улыбнуться, но ей это не удалось.
– Устала, патер.
– Нет, ты больна! – простонал он. – Я тебя заразил. Аморе, нет, это невозможно. – Отчаяние накрыло его. – Это моя вина... прости. Аморе...
Он схватил ее за руки и притянул к себе, ему не хватало слов. Теряя рассудок, он гладил дрожащими пальцами ее руки, щеки, лоб и не сразу понял неувязку.
– У тебя нет жара, – с недоумением сказал Иеремия. – Что-нибудь болит?
– Ужасная боль в животе. Меня вырвало, но все еще тошнит.
– Когда тебе стало плохо?
– Не так давно... Кажется, после молока.
Иеремия встревожился:
– Какого молока?
– Приходила мистрис Блаундель, она принесла молока и еще дала порошок – укрепляющее средство, чтобы быстрее поставить вас на ноги.
Иеремия чуть не рыдал.
– Это был яд, скорее всего мышьяк. Слушай меня внимательно, Аморе. Тебе нужно прочистить желудок, чтобы вышло все, полностью. Пусть сиделка тебе поможет. Затем возьми кусочек угля, растолки его и раствори в жидкости – вине, пиве, все равно. И выпей как можно больше. Ты поняла?
Она тупо кивнула, встала и поспешила на кухню. Рвотное не потребовалось. Тошнота сделалась нестерпимой. Только когда в желудке ничего не осталось, она позвала сиделку, а сама тем временем растолкла уголь и растворила его в кувшине вина. Но, выпив всего несколько глотков, снова склонилась над ведром.
– Бартон, где ты? – крикнула Аморе, как только снова смогла дышать.
Услышав хрип, она прошла в каморку рядом с кухней. Старуха лежала на полу в луже рвоты, она корчилась, задыхалась и хватала ртом воздух. «Молоко! – подумала Аморе. – Она выпила всю кастрюлю. Так это правда. И со мной будет то же самое».
Похолодев от страха, она взяла кувшин с вином и потащилась по лестнице. Идти ей было очень трудно, болезненные судороги сводили голени. Из последних сил она дошла до третьего этажа и зашаталась на пороге комнаты Иеремии.
– Что с сиделкой? – спросил Иеремия.
С расширенными от ужаса глазами она покачала головой:
– Она умирает. Молоко...
Иеремия кивнул, взял кувшин и сам стал ее поить. Вскоре ее опять вырвало.
– Сядь на матрац, – велел он. – Ослабь корсаж, дыши глубже. Попытайся еще раз. Нужно, чтобы уголь остался у тебя в желудке.
После нескольких тщетных попыток Аморе удалось удержать несколько глотков вина. Но приступы совершенно изнурили ее. Она бессильно опустилась на матрац. Ей трудно было дышать, лицо то и дело кривилось от боли. Иеремия не мог на это смотреть.
Когда она немного успокоилась, он понял, что должен действовать. Гвинет Блаундель узнала, что ему лучше, и тут же попыталась его отравить. Он должен сообщить об этом, пока она не нанесла очередной удар. Но как? К кому обратиться? К сэру Генри Краудеру? Но он не был знаком с советником, тот, вероятно, и слушать его не станет, скорее всего решит, что чума затуманила больному рассудок. Может быть, написать сэру Орландо? Но судья находился далеко, в своем имении, и пройдут дни, если не недели, пока он получит письмо. Сельчане из страха заразиться часто отказывались передавать письма из Лондона. Пока Трелоней получит его письмо и сможет прийти на помощь, аптекарша, пожалуй, найдет возможность его убить. Было от чего прийти в отчаяние! Кому же довериться? Неожиданно ему пришла в голову спасительная мысль. Надежда придала ему мужества, он оперся на костыли и еще раз с трудом добрел до окна.
– Мистер Купер, у меня для вас еще одно поручение, – крикнул он вниз охраннику. – Вы знаете мирового судью Эдмунда Берри Годфри?
– Лучшего мирового судью Лондона? Конечно! Кто же его не знает?
– Ступайте к нему и скажите, что доктор Фоконе нашел убийцу юристов. Пусть он немедленно идет сюда. Речь идет о жизни и смерти. Поторопитесь!
Иеремия смотрел вслед охраннику с алебардой и мысленно торопил его изо всех сил.
– Пресвятая Дева, дай ему крылья, – бормотал он.
Затем он вспомнил о своем долге священника и встал на колени подле Аморе. Борьба за жизнь полностью истощила ее силы, но она не потеряла сознания. Иеремия исповедал ее и причастил. Теперь он мог только ждать и молиться.
Иеремия испуганно вздрогнул и открыл глаза. Он думал, что на секунду задремал, но, к своему ужасу, понял, что крепко уснул. Он сидел на кровати, в том же положении, в каком его сморил сон.
За матрацем, на котором лежала Аморе, стоял человек. Узнав Гвинет Блаундель, Иеремия почувствовал, как у него перестало биться сердце. Аптекарша склонилась над неподвижной Аморе и накрыла ей лицо влажным платком. Иеремия слышал о том, что некоторые сиделки таким способом убивали своих пациентов, чтобы иметь возможность беспрепятственно их грабить. Больные, будучи без сознания, вдыхали ртом влажную ткань и задыхались, при этом убийца не оставлял ни малейших следов.
Закричав от ужаса, Иеремия вывалился из кровати и рывком сдернул платок с лица Аморе. Глазами он встретился с аптекаршей, которая презрительно смотрела на него. Она знала, что патер слишком слаб и не мог ни бороться с ней, ни бежать. Что могла сделать ей, крепко сбитой женщине, эта развалина после тяжелой болезни? Без посторонней помощи ему даже не вернуться в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
Поняв мотив убийцы, они с судьей Трелонеем решили искать родных или земляков Джеффри Эдвардса тайно, желая усыпить тем самым бдительность преступника. Сэр Орландо сделал исключение только для советников и присяжных, принимавших участие в том процессе, и предупредил их о нависшей опасности. Без сомнения, сэр Генри поставил в известность и своих слуг. Вероятно, Гвинет узнала об этом от кого-нибудь из них. Она поняла, что, будучи валлийкой, подпадает под подозрение, и приняла свои меры. Должно быть, узнав о разговоре мужа с доктором Фоконе, она испытала сильное потрясение. Если кто-нибудь из домочадцев сэра Генри умрет, приняв лекарство, которое принесла она, иезуит сразу поймет, кто убийца. И она решила убить его прежде, чем он ее разоблачит. Это она напала на него той ночью и избила. Его спасло только появление погребальной телеги. Потом она, разумеется, надеялась, что он умрет от чумы. Но узнав, что он выжил, она, конечно, не оставит его в покое, ведь только он стоял между ней и теми, кого она поклялась убить.
На лестнице раздались шаги, отвлекшие Иеремию от его мыслей. Сначала он подумал, что это сиделка – шаги были тяжелыми и неуклюжими, – но на пороге появилась Аморе. Взглянув на нее, он сразу понял – что-то случилось. Нездоровая бледность покрывала ее лицо, судя по всему, ей трудно было держаться на ногах. Не глядя на него, она поставила на столик возле кровати кувшин с рейнским вином и хотела было идти, но он остановил ее.
– Аморе, что с вами? – с беспокойством спросил Иеремия.
Она попыталась слабо улыбнуться, но ей это не удалось.
– Устала, патер.
– Нет, ты больна! – простонал он. – Я тебя заразил. Аморе, нет, это невозможно. – Отчаяние накрыло его. – Это моя вина... прости. Аморе...
Он схватил ее за руки и притянул к себе, ему не хватало слов. Теряя рассудок, он гладил дрожащими пальцами ее руки, щеки, лоб и не сразу понял неувязку.
– У тебя нет жара, – с недоумением сказал Иеремия. – Что-нибудь болит?
– Ужасная боль в животе. Меня вырвало, но все еще тошнит.
– Когда тебе стало плохо?
– Не так давно... Кажется, после молока.
Иеремия встревожился:
– Какого молока?
– Приходила мистрис Блаундель, она принесла молока и еще дала порошок – укрепляющее средство, чтобы быстрее поставить вас на ноги.
Иеремия чуть не рыдал.
– Это был яд, скорее всего мышьяк. Слушай меня внимательно, Аморе. Тебе нужно прочистить желудок, чтобы вышло все, полностью. Пусть сиделка тебе поможет. Затем возьми кусочек угля, растолки его и раствори в жидкости – вине, пиве, все равно. И выпей как можно больше. Ты поняла?
Она тупо кивнула, встала и поспешила на кухню. Рвотное не потребовалось. Тошнота сделалась нестерпимой. Только когда в желудке ничего не осталось, она позвала сиделку, а сама тем временем растолкла уголь и растворила его в кувшине вина. Но, выпив всего несколько глотков, снова склонилась над ведром.
– Бартон, где ты? – крикнула Аморе, как только снова смогла дышать.
Услышав хрип, она прошла в каморку рядом с кухней. Старуха лежала на полу в луже рвоты, она корчилась, задыхалась и хватала ртом воздух. «Молоко! – подумала Аморе. – Она выпила всю кастрюлю. Так это правда. И со мной будет то же самое».
Похолодев от страха, она взяла кувшин с вином и потащилась по лестнице. Идти ей было очень трудно, болезненные судороги сводили голени. Из последних сил она дошла до третьего этажа и зашаталась на пороге комнаты Иеремии.
– Что с сиделкой? – спросил Иеремия.
С расширенными от ужаса глазами она покачала головой:
– Она умирает. Молоко...
Иеремия кивнул, взял кувшин и сам стал ее поить. Вскоре ее опять вырвало.
– Сядь на матрац, – велел он. – Ослабь корсаж, дыши глубже. Попытайся еще раз. Нужно, чтобы уголь остался у тебя в желудке.
После нескольких тщетных попыток Аморе удалось удержать несколько глотков вина. Но приступы совершенно изнурили ее. Она бессильно опустилась на матрац. Ей трудно было дышать, лицо то и дело кривилось от боли. Иеремия не мог на это смотреть.
Когда она немного успокоилась, он понял, что должен действовать. Гвинет Блаундель узнала, что ему лучше, и тут же попыталась его отравить. Он должен сообщить об этом, пока она не нанесла очередной удар. Но как? К кому обратиться? К сэру Генри Краудеру? Но он не был знаком с советником, тот, вероятно, и слушать его не станет, скорее всего решит, что чума затуманила больному рассудок. Может быть, написать сэру Орландо? Но судья находился далеко, в своем имении, и пройдут дни, если не недели, пока он получит письмо. Сельчане из страха заразиться часто отказывались передавать письма из Лондона. Пока Трелоней получит его письмо и сможет прийти на помощь, аптекарша, пожалуй, найдет возможность его убить. Было от чего прийти в отчаяние! Кому же довериться? Неожиданно ему пришла в голову спасительная мысль. Надежда придала ему мужества, он оперся на костыли и еще раз с трудом добрел до окна.
– Мистер Купер, у меня для вас еще одно поручение, – крикнул он вниз охраннику. – Вы знаете мирового судью Эдмунда Берри Годфри?
– Лучшего мирового судью Лондона? Конечно! Кто же его не знает?
– Ступайте к нему и скажите, что доктор Фоконе нашел убийцу юристов. Пусть он немедленно идет сюда. Речь идет о жизни и смерти. Поторопитесь!
Иеремия смотрел вслед охраннику с алебардой и мысленно торопил его изо всех сил.
– Пресвятая Дева, дай ему крылья, – бормотал он.
Затем он вспомнил о своем долге священника и встал на колени подле Аморе. Борьба за жизнь полностью истощила ее силы, но она не потеряла сознания. Иеремия исповедал ее и причастил. Теперь он мог только ждать и молиться.
Иеремия испуганно вздрогнул и открыл глаза. Он думал, что на секунду задремал, но, к своему ужасу, понял, что крепко уснул. Он сидел на кровати, в том же положении, в каком его сморил сон.
За матрацем, на котором лежала Аморе, стоял человек. Узнав Гвинет Блаундель, Иеремия почувствовал, как у него перестало биться сердце. Аптекарша склонилась над неподвижной Аморе и накрыла ей лицо влажным платком. Иеремия слышал о том, что некоторые сиделки таким способом убивали своих пациентов, чтобы иметь возможность беспрепятственно их грабить. Больные, будучи без сознания, вдыхали ртом влажную ткань и задыхались, при этом убийца не оставлял ни малейших следов.
Закричав от ужаса, Иеремия вывалился из кровати и рывком сдернул платок с лица Аморе. Глазами он встретился с аптекаршей, которая презрительно смотрела на него. Она знала, что патер слишком слаб и не мог ни бороться с ней, ни бежать. Что могла сделать ей, крепко сбитой женщине, эта развалина после тяжелой болезни? Без посторонней помощи ему даже не вернуться в постель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106