Тем временем мастер Уильям и двое слуг выбежали из кухни в сад и увидели их.
– Стойте, негодяи!
Иеремия соскользнул вниз и стащил за собой Генри. Он не мог допустить, чтобы лакей остался и выболтал его имя. Его тут же арестуют за взлом и бросят в тюрьму.
Спрыгнув на неровную землю, Генри застонал и ухватился за правую щиколотку.
– Я вывихнул себе ногу, – заскулил он.
Иеремия вернулся к нему и положил его руку себе на плечо.
– Мы должны уходить, – твердо сказал он.
Преследователей стена, конечно, тоже надолго не задержит. С трудом лакей прихрамывал рядом. О бегстве не могло быть и речи. Оставалось только одно – спрятаться. Иеремия свернул в первую же улицу, затем еще в одну, стремясь запутать преследователей. При первой возможности он затащил Генри в темный угол парадного и приказал ему молчать. Скоро они услышали быстрые шаги на каменной мостовой и затаили дыхание. Только когда все стихло, они вышли из укрытия и с трудом поплелись через весь город к Патерностер-роу.
Рано утром Иеремия отправился на Ченсери-лейн, чтобы рассказать сэру Орландо о своей находке. К его огорчению, открывшая ему девушка сообщила, что лорд поехал в деревню улаживать ссору племянницы с ее супругом и должен был вернуться только вечером.
У Иеремии вырвалось ругательство, за что он тут же смиренно попросил у Пресвятой Девы прощения. Какое-то время он размышлял, не стоит ли пойти к королю одному, но затем все же решил дождаться возвращения сэра Орландо. Записка – лишь некое указание на возможное присутствие третьего лица – не убедит его величество в невиновности Бреандана.
И Иеремия вернулся к своим обязанностям. Было воскресенье. Отслужив мессу для доверенных ему католиков в доме Алена, он направился в Ньюгейтскую тюрьму, собираясь провести богослужение там. Так как надзиратели не позволили Бреандану пойти на службу, Иеремия зашел к нему и причастил его. Чтобы вселить в него мужество, он рассказал ему о своем ночном приключении.
– Не отчаивайтесь, сын мой. Еще немного терпения. Я вытащу вас отсюда, обещаю.
Бреандан пытался ему верить. Но там, где он находился, нелегко было сохранить хотя бы лучик надежды. После суда к нему уже несколько раз заходил тюремный капеллан, так называемый ординарий Ньюгейта, которому были поручены души несчастных заключенных. Англиканский священник упорно пытался убедить ирландца в ложности его римских суеверий и заставить его признать свою вину. Бреандан делал вид, что не слушает его, но ординарий не унывал. Он получал жалованье от города, но, помимо этого, неплохо зарабатывал, публикуя признания осужденных и продавая их в день казни. Поэтому он очень злился, когда приговоренный отказался рассказать ему историю своей жизни и тем самым лишил его дополнительного заработка.
Когда Бреандан в конце концов раздраженно попросил ординария оставить его в покое, тот пригрозил ему вечным проклятием. Оставшись один, ирландец какое-то время еще дрожал от гнева и проклинал капеллана. Благодаря Иеремии Бреандан оставался тверд в вере, но ему было так жаль осужденных протестантов, которые в самую трудную минуту вынуждены были довольствоваться священником, вместо помощи вымогавшим у них признания ради наживы.
Обреченные на смерть напрасно надеялись на покой и мир в последний день перед казнью, пытаясь справиться со своим страхом. Они становились объектом традиционной воскресной проповеди. Несмотря на отчаянное сопротивление, Бреандана силой поволокли в тюремную часовню. Довольно быстро он с отвращением понял, что никто и не думал о спасении его души. Надзиратели, позволяя за определенную мзду любопытным глазеть на осужденных, как на диких зверей в клетках, набивали себе карманы. Бесчисленные зеваки теснились в маленькой часовне, так что заключенные, действительно хотевшие попасть на службу, не могли даже пройти. Чтобы лучше видеть несчастных, зеваки пихали друг друга локтями, сбивали с ног и ругались.
– Вон, там, который вспорол советника...
– ...разбойник, который привел в ужас весь Хэмпстед-хит...
– ...я заранее пошлю своего слугу в Тайберн, чтобы он занял мне хорошее место на казнь...
Часовня гудела, осужденные пытались примириться с мыслью о скорой смерти, проповедь ординария тонула в общем гуле.
Один из тех, кого должны были повесить на следующее утро вместе с Бреанданом, разразился слезами и до конца службы не мог успокоиться. Ординарий благодарно улыбался, так как объяснял этот всплеск чувств заключенного своей берущей за душу проповедью.
Глава сороковая
Ален поднес обе записки к свету.
– Невероятно, – пробормотал он. – Кажется, они в самом деле написаны одним человеком. – Он опустил руки. – Но что это значит?
– Это же очевидно, – нетерпеливо ответил Иеремия. – Тот, кто пытался тогда убить вас, и есть убийца Дина.
– Но кому понадобилось убивать трех судей, королевского адвоката, цирюльника и торговца? Где здесь связь? – задал Ален самый главный вопрос.
– Если бы я знал! – вздохнул Иеремия.
– Я еще понимаю, что у судей могут быть недоброжелатели, – продолжал Ален. – Сэр Джон, когда был лорд-мэром, тоже нажил себе немало врагов...
Иеремия вздрогнул и повернулся к другу:
– Пресвятая Дева, я был слеп. Как я мог не обратить на это внимание?
Цирюльник, ничего не понимая, уставился на него, но не осмелился прервать ход его мысли.
– Ален, ведь инспектор морга давал вам тогда поручения? – без перехода спросил Иеремия.
– Когда?
– Когда Дин был лорд-мэром.
– Да.
– И вас вызывали на судебные заседания в качестве свидетеля короны?
– Да, и нередко. Но что вы хотите этим сказать?
– Теперь я знаю, что стоит за убийствами. Мне только нужно проверить несколько дел. Я иду к судье Трелонею. Может быть, он уже вернулся.
Вернувшись и узнав, что его уже несколько часов дожидается доктор Фоконе, сэр Орландо несколько минут колебался. Впервые он не был рад священнику. Но долг дружбы возобладал, и он прошел в кабинет, где сидел Иеремия. Глаза священника возбужденно, почти лихорадочно сверкали.
– Патер, я понимаю ваше огорчение приговором, но... – смущенно начал Трелоней, но замолк, увидев, как священник, слоено юноша, вскочил со стула и подбежал к нему.
– Милорд, прошу вас, взгляните на это.
Изумленный сэр Орландо взял обе записки, рассмотрел их и сосредоточенно наморщил лоб.
– Откуда это у вас? – спросил он, указывая на вторую записку.
– Из кабинета сэра Джона Дина.
Глаза Трелонея расширились.
– А как вы туда попали? Вы ведь не... Нет, не отвечайте, я ничего не хочу знать. Вы совсем утратили рассудок? – Судья не сразу успокоился. Затем он в полном изнеможении опустился на стул. – Боже мой, я совершил ужасную ошибку. Вы оказались правы. Был третий человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Стойте, негодяи!
Иеремия соскользнул вниз и стащил за собой Генри. Он не мог допустить, чтобы лакей остался и выболтал его имя. Его тут же арестуют за взлом и бросят в тюрьму.
Спрыгнув на неровную землю, Генри застонал и ухватился за правую щиколотку.
– Я вывихнул себе ногу, – заскулил он.
Иеремия вернулся к нему и положил его руку себе на плечо.
– Мы должны уходить, – твердо сказал он.
Преследователей стена, конечно, тоже надолго не задержит. С трудом лакей прихрамывал рядом. О бегстве не могло быть и речи. Оставалось только одно – спрятаться. Иеремия свернул в первую же улицу, затем еще в одну, стремясь запутать преследователей. При первой возможности он затащил Генри в темный угол парадного и приказал ему молчать. Скоро они услышали быстрые шаги на каменной мостовой и затаили дыхание. Только когда все стихло, они вышли из укрытия и с трудом поплелись через весь город к Патерностер-роу.
Рано утром Иеремия отправился на Ченсери-лейн, чтобы рассказать сэру Орландо о своей находке. К его огорчению, открывшая ему девушка сообщила, что лорд поехал в деревню улаживать ссору племянницы с ее супругом и должен был вернуться только вечером.
У Иеремии вырвалось ругательство, за что он тут же смиренно попросил у Пресвятой Девы прощения. Какое-то время он размышлял, не стоит ли пойти к королю одному, но затем все же решил дождаться возвращения сэра Орландо. Записка – лишь некое указание на возможное присутствие третьего лица – не убедит его величество в невиновности Бреандана.
И Иеремия вернулся к своим обязанностям. Было воскресенье. Отслужив мессу для доверенных ему католиков в доме Алена, он направился в Ньюгейтскую тюрьму, собираясь провести богослужение там. Так как надзиратели не позволили Бреандану пойти на службу, Иеремия зашел к нему и причастил его. Чтобы вселить в него мужество, он рассказал ему о своем ночном приключении.
– Не отчаивайтесь, сын мой. Еще немного терпения. Я вытащу вас отсюда, обещаю.
Бреандан пытался ему верить. Но там, где он находился, нелегко было сохранить хотя бы лучик надежды. После суда к нему уже несколько раз заходил тюремный капеллан, так называемый ординарий Ньюгейта, которому были поручены души несчастных заключенных. Англиканский священник упорно пытался убедить ирландца в ложности его римских суеверий и заставить его признать свою вину. Бреандан делал вид, что не слушает его, но ординарий не унывал. Он получал жалованье от города, но, помимо этого, неплохо зарабатывал, публикуя признания осужденных и продавая их в день казни. Поэтому он очень злился, когда приговоренный отказался рассказать ему историю своей жизни и тем самым лишил его дополнительного заработка.
Когда Бреандан в конце концов раздраженно попросил ординария оставить его в покое, тот пригрозил ему вечным проклятием. Оставшись один, ирландец какое-то время еще дрожал от гнева и проклинал капеллана. Благодаря Иеремии Бреандан оставался тверд в вере, но ему было так жаль осужденных протестантов, которые в самую трудную минуту вынуждены были довольствоваться священником, вместо помощи вымогавшим у них признания ради наживы.
Обреченные на смерть напрасно надеялись на покой и мир в последний день перед казнью, пытаясь справиться со своим страхом. Они становились объектом традиционной воскресной проповеди. Несмотря на отчаянное сопротивление, Бреандана силой поволокли в тюремную часовню. Довольно быстро он с отвращением понял, что никто и не думал о спасении его души. Надзиратели, позволяя за определенную мзду любопытным глазеть на осужденных, как на диких зверей в клетках, набивали себе карманы. Бесчисленные зеваки теснились в маленькой часовне, так что заключенные, действительно хотевшие попасть на службу, не могли даже пройти. Чтобы лучше видеть несчастных, зеваки пихали друг друга локтями, сбивали с ног и ругались.
– Вон, там, который вспорол советника...
– ...разбойник, который привел в ужас весь Хэмпстед-хит...
– ...я заранее пошлю своего слугу в Тайберн, чтобы он занял мне хорошее место на казнь...
Часовня гудела, осужденные пытались примириться с мыслью о скорой смерти, проповедь ординария тонула в общем гуле.
Один из тех, кого должны были повесить на следующее утро вместе с Бреанданом, разразился слезами и до конца службы не мог успокоиться. Ординарий благодарно улыбался, так как объяснял этот всплеск чувств заключенного своей берущей за душу проповедью.
Глава сороковая
Ален поднес обе записки к свету.
– Невероятно, – пробормотал он. – Кажется, они в самом деле написаны одним человеком. – Он опустил руки. – Но что это значит?
– Это же очевидно, – нетерпеливо ответил Иеремия. – Тот, кто пытался тогда убить вас, и есть убийца Дина.
– Но кому понадобилось убивать трех судей, королевского адвоката, цирюльника и торговца? Где здесь связь? – задал Ален самый главный вопрос.
– Если бы я знал! – вздохнул Иеремия.
– Я еще понимаю, что у судей могут быть недоброжелатели, – продолжал Ален. – Сэр Джон, когда был лорд-мэром, тоже нажил себе немало врагов...
Иеремия вздрогнул и повернулся к другу:
– Пресвятая Дева, я был слеп. Как я мог не обратить на это внимание?
Цирюльник, ничего не понимая, уставился на него, но не осмелился прервать ход его мысли.
– Ален, ведь инспектор морга давал вам тогда поручения? – без перехода спросил Иеремия.
– Когда?
– Когда Дин был лорд-мэром.
– Да.
– И вас вызывали на судебные заседания в качестве свидетеля короны?
– Да, и нередко. Но что вы хотите этим сказать?
– Теперь я знаю, что стоит за убийствами. Мне только нужно проверить несколько дел. Я иду к судье Трелонею. Может быть, он уже вернулся.
Вернувшись и узнав, что его уже несколько часов дожидается доктор Фоконе, сэр Орландо несколько минут колебался. Впервые он не был рад священнику. Но долг дружбы возобладал, и он прошел в кабинет, где сидел Иеремия. Глаза священника возбужденно, почти лихорадочно сверкали.
– Патер, я понимаю ваше огорчение приговором, но... – смущенно начал Трелоней, но замолк, увидев, как священник, слоено юноша, вскочил со стула и подбежал к нему.
– Милорд, прошу вас, взгляните на это.
Изумленный сэр Орландо взял обе записки, рассмотрел их и сосредоточенно наморщил лоб.
– Откуда это у вас? – спросил он, указывая на вторую записку.
– Из кабинета сэра Джона Дина.
Глаза Трелонея расширились.
– А как вы туда попали? Вы ведь не... Нет, не отвечайте, я ничего не хочу знать. Вы совсем утратили рассудок? – Судья не сразу успокоился. Затем он в полном изнеможении опустился на стул. – Боже мой, я совершил ужасную ошибку. Вы оказались правы. Был третий человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106