– Ты умрешь от пяти граммов, как все испанцы, – сказал ей муж.
– А ты сейчас будешь строить из себя индейца и думать, что выдержишь пятьдесят? – спросила Хосефа насмешливо, явно забавляясь.
– Могу продемонстрировать, – сказал ей Диего.
– Не расходуй зря продукт, – попросила Эмилия. – Этого хватит, чтобы облегчить страдания пяти умирающим, а тебя это может убить.
– Убить меня? Ты просто не знаешь, из какого материала я сделан, – похвастался Диего, наслаждаясь покоем в своем любимом кресле.
Этот покой нарушил поэт Риваденейра, ворвавшись в гостиную, измученный и сникший, как свечной огарок.
– Милагрос арестовали, – сказал он. И казалось, это было последнее, что он мог сказать.
– Пойдем ее выручать, – предложила Эмилия, думая, что достаточно было повторить тот же трюк, что и несколько дней назад.
– На этот раз это будет нелегко, – сказал Риваденейра. – Ее хорошо знают в тюрьмах, мы не можем соврать, что она иностранка. Кроме того, губернатор ненавидит ее с того вечера, когда она спросила у его жены, как та может жить с убийцей. Ее арестовали по личному приказу губернатора. Естественно, ни в одной тюрьме она не зарегистрирована, – объяснил Риваденейра. Никогда еще он не чувствовал себя столь осведомленным и столь бесполезным.
Диего Саури покинул свое кресло, чтобы сесть рядом с Хосефой, которая с момента появления Риваденейры молча и тихо, но безостановочно плакала. Она вспоминала, как тысячу раз говорила сестре о том, что лучше жить спокойно. И ее била дрожь, когда она видела перед собой губы Милагрос, повторявшие как окончательный и бесповоротный приговор: «Чтобы ты увидела меня спокойной, меня должны похоронить».
Несколько минут Риваденейра ходил из конца в конец гостиной и смотрел, как Хосефа безуспешно старается унять слезы, как Диего рвет на себе растрепанные волосы, а Эмилия грызет ноготь большого пальца левой руки, и ее губы шевелятся в немом ругательстве. Потом он заговорил бессвязно, как во сне, словно это могло помочь ему найти выход. Саури не понимали его монолог, они слушали его, как сумасшедшего, который пытается привести в порядок свои безумные мысли, слушали долго и терпеливо, потому что горе учит терпению.
Никто из них троих не отважился прервать его речь, такую бессвязную и одновременно ничуть не менее связную, чем мысли каждого из них. Так продолжалось недолго, а может быть, вечно. И все это время они страстно желали, чтобы Милагрос вошла в гостиную и одним своим присутствием решила бы все проблемы, как по мановению волшебной палочки. Затем наступило молчание, длинное, как безмолвие легиона ангелов-бездельников.
И только тогда Риваденейра навел порядок в своих мыслях, надел пиджак, поправил прическу и снял с вешалки свою шляпу.
– Я знаю, что мне нужно сделать: освободить ее и увезти с собой раз и навсегда в мир менее страшный, чем этот, – сказал он, надевая шляпу. – Я не буду спрашивать ее мнение. Я устал все ей позволять, устал, что она обращается со мной как с пустым местом, что то зовет, то гонит от себя, будто походную жену генерала, – заявил он и снова забегал туда-сюда по комнате, пугая их своей воинственностью, которой в нем даже не подозревали.
Хосефа украдкой разглядывала его и, кажется, впервые смогла понять смысл этой почти тайной связи между своей сестрой и этим мужчиной, который сумел правильно оценить ее любовь к свободе.
– Сделай так, как говоришь. Мне кажется, это великолепная мысль, – воскликнула она, вскочив с места и растирая руками лицо, словно пытаясь тем самым изменить палитру своих чувств. – Как ты собираешься вызволить ее оттуда?
– Попрошу об этом подлеца, посадившего ее, – ответил поэт с твердостью, которая наверняка отличала его всегда, но которую он обычно предпочитал не показывать. – Надеюсь, это не займет много времени. Спасибо, что вы помогли мне прояснить ситуацию.
– Что мы помогли тебе прояснить? – спросила Эмилия.
– Все, – ответил Риваденейра, направляясь к двери. За ним шел Диего Саури, который решил сопровождать его, куда бы тот ни пошел.
Было десять часов вечера, когда они явились в дом губернатора в сопровождении трясущегося нотариуса, друга Риваденейры. Два охранника преградили им путь, и один из них засвистел в свисток. На этот зов меньше чем за минуту сбежалось тридцать вооруженных мужчин, готовых отразить нападение. Риваденейра поправил пиджак и самым светским своим тоном попросил о встрече с губернатором.
Охрана оглядела его с головы до носков ботинок, как опасного сумасшедшего. Ему сказали, что губернатора нет дома и что сейчас неподходящее время для визитов. Риваденейра, не обращая ни малейшего внимания на их слова, достал свою визитную карточку и отдал ее тому, кто имел вид старшего, сказав ему самым вежливым тоном, какой Диего слышал от этого благородного человека, что дело срочное и что они подождут, сколько будет нужно.
Через пять минут появился мужчина в темном костюме с жилетом и сказал, что он – личный секретарь господина губернатора, а затем, демонстративно достав из кармана часы на цепочке и сверив по ним время, спросил, хорошо ли его встретили, и заверил, что для его начальника будет большой честью принять его. Под эскортом Диего Саури и нотариуса, низенького человечка, нервно моргающего, словно у него в глазах была пара колибри, Риваденейра поднялся по лестнице дворца, где жил тот, кто раздавал блага и несчастья в штате Пуэбла.
Сначала они шли по длинным освещенным и пустынным коридорам. Потом пересекли огромный салон, затем гостиную, еще одну комнату поменьше и вошли в другую, еще меньше. Там секретарь попросил их подождать несколько минут и исчез за стеклянной дверью.
– Что мы скажем этому злому духу? – спросил Диего Саури.
– Я знаю, что ему нужно сказать, – ответил Риваденейра, словно всю жизнь предвидел подобную встречу.
Секретарь вернулся с той же лакированной улыбкой, дежурившей на его лице со дня рождения, и жестом пригласил их войти. Их глазам открылся большой зал, в центре которого висел портрет Бенито Хуареса. В глубине, за письменным столом, за которым легко могли бы обедать двенадцать человек, сидел губернатор.
– Мой уважаемый господин Риваденейра, – сказал он, вставая, как только все трое вошли. – Я к вашим услугам.
– Освободите мою свояченицу, – сказал Диего Саури, не утруждая себя формальностями.
– Я никого не сажаю в тюрьму, сеньор…? – ответил губернатор, остановив взгляд на Диего Саури, будто пытался понять, о какой это камень он споткнулся.
– Диего Саури, – сказал аптекарь без лишних объяснений, не подав руки своему могущественному собеседнику.
– Мой друг Диего Саури, – представил его Риваденейра. – Он женат на сестре Милагрос Вейтиа. А Милагрос Вейтиа должна бы быть замужем за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84