Он признает все, кроме убийства.
Сорвин не понял.
– Это всего лишь вопрос времени.
– Нет, – возразила Беверли. – Не думаю. Если бы ему было в чем признаваться, он бы уже признался.
Сорвин пожал плечами.
– Не понимаю. У нас хватает улик, чтобы выдвинуть против него обвинение. Не думаю, что у прокуратуры будут какие-то проблемы. Особенно если нам что-нибудь предоставит судмедэкспертиза.
– Мм, – с сомнением промычала Беверли, и Сорвин воспринял это как знак того, что его доводы ее не убедили.
– Беверли, это он, – с пророческим пафосом произнес он. – Неужели тебе не знакомо это чувство? Смотришь на подозреваемого и знаешь, что это он. Опыт, инстинкт, шестое чувство – называй как хочешь, но это так же достоверно, как отпечатки пальцев на оружии.
Беверли устремила на него взгляд, но Сорвин не мог проникнуть в ее мысли, меж тем она вспоминала, как однажды тоже ощутила эту богоданную власть и то, к чему это привело.
Беверли думала о Джереми Итон-Лэмберте.
– А если судмедэкспертиза не даст результатов? – медленно произнесла она.
Сорвин пожал плечами.
– Я думаю, у нас достаточно улик для возбуждения дела.
– Перед смертью он много пил, – заметила Беверли.
– Ну и что?
– И известно по меньшей мере два случая, когда он перебирал.
– И какое это имеет отношение к происшедшему? – осведомился Сорвин.
Беверли не могла объяснить, но это не меняло положения дел, и когда она в очередной раз стала возражать, Сорвин раздраженно воскликнул:
– В чем, черт побери, дело?
Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.
– Во-первых, он умолкает в самый неподходящий момент. Он признает все, что ему инкриминируется, кроме убийства. Обычно убийцы стараются отвести от себя любые подозрения. Они стараются не привлекать к себе внимания и делают вид, что вообще ни в чем не виноваты. Блум же, напротив, делал все возможное, чтобы все вокруг знали о его ненависти к отцу.
Этот аргумент было несложно разбить.
– Он во всем признается потому, что ему ничего другого не остается. Все давно знали о его взаимоотношениях с отцом, а последняя ссора произошла в присутствии свидетелей. Так что было бы бесполезно отпираться.
– Кроме того, данные судмедэкспертизы…
– Мы еще не получили отчет, – перебил ее Сорвин.
– Для этого не нужен отчет, Эндрю. Сколько было нанесено ударов ножом? Семьдесят с чем-то? На нем должно было быть столько крови, что хватило бы на дюжину кровяных колбас. Однако я ее не видела. А ты?
Сорвин смутился.
– Возможно, он уничтожил одежду, которая была на нем, – неуверенно ответил он. – Может, сжег. Мы обнаружили какие-то остатки в печке. Да и под ногтями у него что-то есть.
Беверли не стала возражать и вместо этого добавила:
– И в-третьих, дело Билла Мойнигана. Каким образом в него вписывается Блум?
– Допускаю, это интересно, но, думаю, здесь нет проблем, – более уверенно ответил Сорвин. – Во-первых, по-прежнему сохраняется вероятность того, что Мойниган покончил с собой; если же это было убийство, то убийцей вполне мог быть Блум – хотя бы потому, что маловероятно появление сразу двоих убийц в таком маленьком местечке, как Вестерхэм. А Блум, кстати, был знаком с Мойниганом.
– Что-нибудь еще?
– Мы знаем, что в прошлом между ними произошла ожесточенная драка, – продолжил Сорвин. Это выглядело малоубедительно, а Беверли лишь усугубила ситуацию, заметив:
– Это было восемь лет тому назад.
– Возможно, Мойнигану было что-то известно о Блуме, о его прошлом, – поспешно ответил Сорвин. – Может быть, Блум имел какое-то отношение к делу Итон-Лэмберта, – помолчав, добавил он. – Может, Мойниган шантажировал его.
«Возможно, но маловероятно», – было написано на лице Беверли.
– У Блума нет криминального прошлого, – заметила она, – по крайней мере, ничего связанного с насилиями и грабежами.
У него уже сняли отпечатки пальцев и взяли образцы ДНК, но результаты должны были поступить лишь на следующий день.
– И все же я бы спросил его об убийстве Флемингов.
Беверли согласилась, хотя и нехотя. Она продолжала надеяться на то, что Блум никак не был связан с делом Итон-Лэмберта; ей совершенно не хотелось, чтобы по прошествии восьми лет внезапно объявился свидетель этого преступления, способный разрушить так красиво выстроенное ею дело.
– И все же ты неправ, Эндрю. Ты утверждаешь, что сначала Блум убил одного, который его шантажировал, а через несколько дней, в приступе ярости, второго. Мне в это не верится.
Сорвин вздохнул, чувствуя, что и сам верит в это с трудом. И все же он не сомневался в том, что Блум убил своего отца, а если смерть Мойнигана не вписывалась в общую картину, значит, она была следствием самоубийства.
– Пойдем, – произнес он, вставая. – Вряд ли мы что-нибудь выясним, если не зададим ему еще пару вопросов.
– Рано или поздно нам придется предъявить ему обвинение. Если ты считаешь, что улик достаточно, к чему тратить время?
Но Сорвин был осторожен. Сайм и Таннер уже ушли домой, поручив ему разбираться самостоятельно. И поэтому он хотел быть на сто процентов уверен в том, что делает.
«Моя дорогая Нелл!
Что же мне сказать, чтобы успокоить тебя? Скажу без преувеличения, что мы с твоей тетей Пенелопой были совершенно потрясены. Мы не знаем, как это произошло, но можешь не сомневаться в том, что мы окажем тебе всяческую поддержку. Мы одобряем твое решение не прерывать беременность и верим, что в результате этой страшной истории родится дитя, воплощающее красоту и надежду.
Пожалуйста, звони и пиши без колебаний в любое время. Мы оба горим желанием помочь тебе. Возможно, ты столкнешься с немалыми трудностями, даже несмотря на твое привилегированное положение. Мы не сомневаемся, что твои родители сделают для тебя все, что в их силах, и все же ничто не заменит разговор по душам с любящими людьми.
Пожалуйста, не отказывай нам.
Любящий тебя твой крестный отец».
Елена чувствовала, что вторгается на запретную территорию, и тем не менее не могла преодолеть соблазн прочесть письма, написанные рукой отца. Она никогда не знала, что Нелл во время беременности переписывалась с ее отцом. Елена посмотрела на дату: третье апреля, значит, Нелл была уже на пятом месяце. Она бесшумно переворачивала страницы, чтобы не потревожить лежавшую рядом Нелл, поскольку это было вторжением в чужую личную жизнь. Чувствуя себя преступницей, она успокаивала себя тем, что это письма ее отца, а следовательно, у нее есть право прочесть их.
Тристан редко заходил к Грошонгу, и поэтому тот был сильно удивлен, когда в его дверь постучали.
– Мистер Хикман!
Тристан вымок до нитки. Вид у него был несчастный, и он явно не собирался обмениваться любезностями. Сняв куртку, Хикман бросил ее на пол и прошел в гостиную, не снимая сапог и оставляя на ковре грязные следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Сорвин не понял.
– Это всего лишь вопрос времени.
– Нет, – возразила Беверли. – Не думаю. Если бы ему было в чем признаваться, он бы уже признался.
Сорвин пожал плечами.
– Не понимаю. У нас хватает улик, чтобы выдвинуть против него обвинение. Не думаю, что у прокуратуры будут какие-то проблемы. Особенно если нам что-нибудь предоставит судмедэкспертиза.
– Мм, – с сомнением промычала Беверли, и Сорвин воспринял это как знак того, что его доводы ее не убедили.
– Беверли, это он, – с пророческим пафосом произнес он. – Неужели тебе не знакомо это чувство? Смотришь на подозреваемого и знаешь, что это он. Опыт, инстинкт, шестое чувство – называй как хочешь, но это так же достоверно, как отпечатки пальцев на оружии.
Беверли устремила на него взгляд, но Сорвин не мог проникнуть в ее мысли, меж тем она вспоминала, как однажды тоже ощутила эту богоданную власть и то, к чему это привело.
Беверли думала о Джереми Итон-Лэмберте.
– А если судмедэкспертиза не даст результатов? – медленно произнесла она.
Сорвин пожал плечами.
– Я думаю, у нас достаточно улик для возбуждения дела.
– Перед смертью он много пил, – заметила Беверли.
– Ну и что?
– И известно по меньшей мере два случая, когда он перебирал.
– И какое это имеет отношение к происшедшему? – осведомился Сорвин.
Беверли не могла объяснить, но это не меняло положения дел, и когда она в очередной раз стала возражать, Сорвин раздраженно воскликнул:
– В чем, черт побери, дело?
Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.
– Во-первых, он умолкает в самый неподходящий момент. Он признает все, что ему инкриминируется, кроме убийства. Обычно убийцы стараются отвести от себя любые подозрения. Они стараются не привлекать к себе внимания и делают вид, что вообще ни в чем не виноваты. Блум же, напротив, делал все возможное, чтобы все вокруг знали о его ненависти к отцу.
Этот аргумент было несложно разбить.
– Он во всем признается потому, что ему ничего другого не остается. Все давно знали о его взаимоотношениях с отцом, а последняя ссора произошла в присутствии свидетелей. Так что было бы бесполезно отпираться.
– Кроме того, данные судмедэкспертизы…
– Мы еще не получили отчет, – перебил ее Сорвин.
– Для этого не нужен отчет, Эндрю. Сколько было нанесено ударов ножом? Семьдесят с чем-то? На нем должно было быть столько крови, что хватило бы на дюжину кровяных колбас. Однако я ее не видела. А ты?
Сорвин смутился.
– Возможно, он уничтожил одежду, которая была на нем, – неуверенно ответил он. – Может, сжег. Мы обнаружили какие-то остатки в печке. Да и под ногтями у него что-то есть.
Беверли не стала возражать и вместо этого добавила:
– И в-третьих, дело Билла Мойнигана. Каким образом в него вписывается Блум?
– Допускаю, это интересно, но, думаю, здесь нет проблем, – более уверенно ответил Сорвин. – Во-первых, по-прежнему сохраняется вероятность того, что Мойниган покончил с собой; если же это было убийство, то убийцей вполне мог быть Блум – хотя бы потому, что маловероятно появление сразу двоих убийц в таком маленьком местечке, как Вестерхэм. А Блум, кстати, был знаком с Мойниганом.
– Что-нибудь еще?
– Мы знаем, что в прошлом между ними произошла ожесточенная драка, – продолжил Сорвин. Это выглядело малоубедительно, а Беверли лишь усугубила ситуацию, заметив:
– Это было восемь лет тому назад.
– Возможно, Мойнигану было что-то известно о Блуме, о его прошлом, – поспешно ответил Сорвин. – Может быть, Блум имел какое-то отношение к делу Итон-Лэмберта, – помолчав, добавил он. – Может, Мойниган шантажировал его.
«Возможно, но маловероятно», – было написано на лице Беверли.
– У Блума нет криминального прошлого, – заметила она, – по крайней мере, ничего связанного с насилиями и грабежами.
У него уже сняли отпечатки пальцев и взяли образцы ДНК, но результаты должны были поступить лишь на следующий день.
– И все же я бы спросил его об убийстве Флемингов.
Беверли согласилась, хотя и нехотя. Она продолжала надеяться на то, что Блум никак не был связан с делом Итон-Лэмберта; ей совершенно не хотелось, чтобы по прошествии восьми лет внезапно объявился свидетель этого преступления, способный разрушить так красиво выстроенное ею дело.
– И все же ты неправ, Эндрю. Ты утверждаешь, что сначала Блум убил одного, который его шантажировал, а через несколько дней, в приступе ярости, второго. Мне в это не верится.
Сорвин вздохнул, чувствуя, что и сам верит в это с трудом. И все же он не сомневался в том, что Блум убил своего отца, а если смерть Мойнигана не вписывалась в общую картину, значит, она была следствием самоубийства.
– Пойдем, – произнес он, вставая. – Вряд ли мы что-нибудь выясним, если не зададим ему еще пару вопросов.
– Рано или поздно нам придется предъявить ему обвинение. Если ты считаешь, что улик достаточно, к чему тратить время?
Но Сорвин был осторожен. Сайм и Таннер уже ушли домой, поручив ему разбираться самостоятельно. И поэтому он хотел быть на сто процентов уверен в том, что делает.
«Моя дорогая Нелл!
Что же мне сказать, чтобы успокоить тебя? Скажу без преувеличения, что мы с твоей тетей Пенелопой были совершенно потрясены. Мы не знаем, как это произошло, но можешь не сомневаться в том, что мы окажем тебе всяческую поддержку. Мы одобряем твое решение не прерывать беременность и верим, что в результате этой страшной истории родится дитя, воплощающее красоту и надежду.
Пожалуйста, звони и пиши без колебаний в любое время. Мы оба горим желанием помочь тебе. Возможно, ты столкнешься с немалыми трудностями, даже несмотря на твое привилегированное положение. Мы не сомневаемся, что твои родители сделают для тебя все, что в их силах, и все же ничто не заменит разговор по душам с любящими людьми.
Пожалуйста, не отказывай нам.
Любящий тебя твой крестный отец».
Елена чувствовала, что вторгается на запретную территорию, и тем не менее не могла преодолеть соблазн прочесть письма, написанные рукой отца. Она никогда не знала, что Нелл во время беременности переписывалась с ее отцом. Елена посмотрела на дату: третье апреля, значит, Нелл была уже на пятом месяце. Она бесшумно переворачивала страницы, чтобы не потревожить лежавшую рядом Нелл, поскольку это было вторжением в чужую личную жизнь. Чувствуя себя преступницей, она успокаивала себя тем, что это письма ее отца, а следовательно, у нее есть право прочесть их.
Тристан редко заходил к Грошонгу, и поэтому тот был сильно удивлен, когда в его дверь постучали.
– Мистер Хикман!
Тристан вымок до нитки. Вид у него был несчастный, и он явно не собирался обмениваться любезностями. Сняв куртку, Хикман бросил ее на пол и прошел в гостиную, не снимая сапог и оставляя на ковре грязные следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94