Когда Эмельда пошла на сестринский пост и оставила нас одних, Брайан взял меня за руку.
– Как ты?
Мое лицо исказилось гримасой боли от очередной схватки.
– Хочу, чтобы уже все закончилось.
Он улыбнулся мне. Для него, фельдшера-пожарного, обычные роды в больничных условиях не были чем-то экстраординарным. Вот если бы у меня отошли воды во время столкновения поезда или если бы я рожала на заднем сиденье такси…
– Я знаю, о чем ты думаешь, – прервал он мои мысли, хотя я не произнесла ни слова, – и ты ошибаешься.
Он взял мою руку и поцеловал костяшки пальцев. Вдруг во мне словно оборвался якорь и цепь толщиной с руку завертелась в животе.
– Брайан, – застонала я, – позови врача!
Вошел врач-акушер и сунул руку мне между ног. Посмотрел на часы.
– Если потерпите еще минуту, то этот ребенок станет знаменитостью, – обронил он, но я покачала головой.
– Вытаскивайте, – приказала я. – Немедленно!
Доктор посмотрел на Брайана.
– Подумайте об удержании налога, – сказал он.
Я подумала о наших сбережениях, но они не имели никакого отношения к налоговой службе. Головка ребенка выскользнула из складок моей кожи. Доктор поддержал ее, размотал обвившуюся вокруг шеи пуповину и высвободил одно за другим плечики.
Я приподнялась на локтях, чтобы посмотреть, что происходит там, внизу.
– Пуповина, – напомнила я ему. – Осторожно!
Он перерезал и быстро вынес эту драгоценность туда, где ее заморозят и будут хранить, пока она не понадобится Кейт.
Кейт перевели на режим подготовки к трансплантации на следующее же утро после рождения Анны. Я спустилась из родильного отделения в рентгенологию, чтобы навестить Кейт. Мы обе были одеты в желтые больничные халаты, и это ее рассмешило.
– Мама, мы подходим друг другу.
Ей дали детскую дозу транквилизаторов, и в другой ситуации это было бы смешно. Кейт не чувствовала своих ног. Она падала каждый раз, когда пыталась встать. Я вдруг подумала, что именно так Кейт будет выглядеть, когда впервые напьется персикового шнапса в старшем классе или в колледже. Потом напомнила себе, что Кейт, возможно, не доживет до такого возраста.
Когда пришел терапевт, чтобы забрать ее в рентген-кабинет, она вцепилась в мою ногу.
– Солнышко, – успокоил ее Брайан, – все будет хорошо.
Она замотала головой и прижалась крепче. Когда я присела, она обняла меня.
– Я буду все время смотреть на тебя, – пообещала я.
Комната была большой, с расписанными стенами. Были видны встроенные в потолок акселераторы и углубление под процедурным столом. Рентгенолог положила толстые овальные свинцовые пластины Кейт на грудь и велела ей не двигаться. Она пообещала дать Кейт наклейку, когда все закончится.
Я смотрела на Кейт через защитную стеклянную стенку. Гамма-лучи, лейкемия. На эти вещи не обращаешь внимания, пока они не становятся достаточно сильными. Чтобы убить тебя.
В онкологии есть свои неписаные правила, в которые все верят: если тебе не очень плохо, ты не поправишься. Следовательно, если тебе ужасно плохо после химиотерапии, если радиация обожгла твою кожу – это к лучшему. С другой стороны, если ты быстренько прошел курс, испытывая только легкую тошноту или боль, скорее всего, твое тело не отреагировало на лекарства и никакого результата не жди. Если верить в эти приметы, Кейт наверняка должна была выздороветь. В отличие от прошлогоднего, этот курс лечения превратил девочку, у которой раньше не было даже насморка, в настоящего инвалида. После трех дней облучения у нее началась постоянная диарея, и ей опять пришлось надеть подгузники. Сначала это её смущало. Теперь же ей было так плохо, что она не обращала внимания. В течение следующих пяти дней ее горло покрылось слизью и она все время хваталась за всасывающую трубку, будто утопающий за соломинку. Когда Кейт просыпалась, она только и делала, что плакала.
На шестой день, когда количество белых кровяных тел и нейтрофилов начало быстро уменьшаться, ее перевели в изолятор. Любой микроорганизм в мире мог теперь ее убить. Поэтому от мира нужно было оградиться. Посещение было ограничено, а те, кому разрешали войти, выглядели как космонавты в своих халатах и в масках. Кейт приходилось читать книги только в перчатках. Никаких растений или цветов, ибо они переносят бактерии, которые могут убить. Каждую принесенную игрушку нужно было протирать дезинфицирующим раствором. Медвежонок, с которым она спала, был завернут в полиэтиленовый пакет. Пакет ночью шуршал, и от этого она иногда просыпалась.
Мы с Брайаном сидели в приемной и ждали. Пока Кейт спала, я тренировалась на апельсине делать уколы. После трансплантации Кейт понадобится пройти курс уколов, и это придется делать мне. Я вогнала иглу в толстую кожуру, пока не почувствовала, как поддалась мякоть внутри. Я буду вынуждена делать подкожные инъекции. Лекарство нужно вводить прямо под кожу под правильным углом и при определенном давлении. В зависимости от того, как я введу иглу, боль будет большей или меньшей. Апельсин, конечно, не плачет, когда я ошибаюсь. Но медсестры говорят, что с Кейт все будет примерно так же.
Брайан взял другой апельсин и начал его чистить.
– Положи на место!
– Я хочу есть, – он кивнул на фрукт в моих руках. – У тебя уже есть пациент.
– Это чей-то апельсин. Бог знает, чем его накололи.
Неожиданно из-за угла показался доктор Шанс и направился к нам. Донна, медсестра из онкологического отделения, шла за ним, размахивая пакетом для внутривенного вливания с темно-красной жидкостью.
– Оркестр, туш! – скомандовала она.
Я отложила апельсин и пошла за ними в приемную, чтобы переодеться и получить право приблизиться к своей дочери на три метра. За несколько минут Донна прикрепила пакет к штативу и подсоединила капельницу к катетеру Кейт. Та была так ослаблена, что даже не проснулась. Я стала с одной стороны, а Брайан с другой. Стараясь не дышать, я смотрела на бедра Кейт, на кости таза, где вырабатывается костный мозг. Каким-то чудом стволовые клетки Анны через кровь Кейт попадут в ее таз и найдут именно то место, где их ждут.
– Итак, – произнес доктор Шанс. Мы все смотрели на кровь, которая медленно двигалась по трубке, – шанс на спасение.
Джулия
После двух часов совместного проживания с моей сестрой я переставала верить, что мы когда-то мирно уживались в одной матке. Изабелл уже выстроила мои диски по году выпуска, подмела под диваном и выбросила половину продуктов из холодильника.
– С датами нужно дружить, – вздохнула она. – У тебя йогурт со времен правления демократов в Белом доме.
Я громко хлопнула дверью и посчитала до десяти. Но когда Иззи подошла к плите, намереваясь ее помыть, терпение мое лопнуло.
– Сильвия чистая.
– Да, и еще. Сильвия – плита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94