Как я и ожидал, Сара вздрогнула.
– Ей было пять лет, когда у нее взяли лимфоциты.
– Как проходила процедура?
– У нее брали кровь из вен на руках.
– Анна согласилась, чтобы ей воткнули в руку иглу?
– Ей было пять лет, – ответила Сара.
– Вы спрашивали ее, можно ли вставлять ей иглу в руку?
– Я просила ее помочь сестре.
– Правда ли, что Анну пришлось силой удерживать, чтобы взять кровь?
Сара посмотрела на Анну и закрыла глаза.
– Да.
– И вы называете это добровольным согласием, миссис Фитцджеральд? – Краем глаза я заметил, как судья Десальво нахмурился. – Когда у Анны впервые взяли лимфоциты, были ли какие-то побочные эффекты?
– У нее было несколько синяков, и она немного жаловалась на боль.
– Через какое время у нее снова взяли кровь?
– Через месяц.
– В тот раз ее тоже пришлось держать?
– Да, но…
– Сопровождалось ли это какими-либо побочными явлениями?
– Теми же. – Сара покачала головой. – Вы не понимаете. Я видела, что происходит с Анной после каждой процедуры. Независимо от того, кого из своих детей ты видишь в подобной ситуации, твое сердце все равно обливается кровью.
– И все же, миссис Фитцджеральд, вам удалось справиться со своими чувствами, – заметил я, – потому что у Анны взяли кровь в третий раз.
– Было сложно получить необходимое количество лимфоцитов, – объяснила Сара. – Это невозможно предвидеть заранее.
– Сколько лет было Анне, когда ей в следующий раз пришлось подвергнуться медицинскому вмешательству ради здоровья сестры?
– Когда Кейт было девять лет, у нее начался сильный грипп и…
– Вы опять неправильно поняли вопрос. Я хочу услышать, что случилось с Анной, когда ей было шесть лет.
– У нее взяли гранулоциты для борьбы с болезнью Кейт. Эта процедура очень похожа на процедуру забора лимфоцитов.
– Опять кололи иглой?
– Да.
– Вы спрашивали, хочет ли она отдавать свои гранулоциты?
Сара молчала.
– Миссис Фитцджеральд, – поторопил ее судья.
Она повернулась к своей дочери и заговорила:
– Анна, ты ведь знаешь, что мы делали все это не для того, чтобы причинить тебе боль. Нам всем было больно. Когда у тебя были кровоподтеки снаружи, у нас они были внутри.
– Миссис Фитцджеральд, – я встал между ней и Анной. – Вы спрашивали ее?
– Пожалуйста, не делайте этого, – сказала она. – Мы все знаем, как это было. Я соглашусь со всем тем, что вы хотите доказать, мучая меня. Но давайте скорее покончим с этим.
– Потому что вам тяжело это слушать и вспоминать? – Я знал, что переступаю черту, но за мной была Анна. Я хотел, чтобы она знала, что кто-то готов пройти часть этого пути вместо нее. – В этом свете все кажется не таким безобидным, правда?
– Мистер Александер, зачем все это? – спросил судья Десальво. – Мне прекрасно известно, сколько раз Анна подвергалась медицинскому вмешательству.
– Потому что существует только история болезни Кейт, Ваша честь, а не Анны.
Судья Десальво посмотрел на нас.
– Покороче, пожалуйста, господин адвокат.
Я повернулся к Саре.
– Костный мозг, – бесстрастно произнесла она, прежде чем я успел задать вопрос. – Она находилась под общим наркозом, потому что была слишком маленькой и мозг брали иглой из костей таза.
– Был ли это только один укол, как во время предыдущих процедур?
– Нет, – тихо ответила Сара. – Их было около пятнадцати.
– В кость?
– Да.
– Какие побочные эффекты наблюдались на сей раз?
– Она жаловалась на боль, и ей давали обезболивающее.
– То есть на этот раз Анне пришлось лежать в больнице… и ей самой понадобилось лечение?
Саре потребовалась минута, чтобы справиться с собой.
– Мне сказали, что забор костного мозга считается безопасным для донора хирургическим вмешательством. Возможно, я просто хотела это услышать, возможно, мне тогда необходимо было это услышать. Вероятно, я недостаточно беспокоилась об Анне, потому что была слишком сосредоточена на Кейт. Но я точно знаю, как все в нашей семье, что Анна больше всего на свете хотела, чтобы Кейт выздоровела.
– Конечно, – ответил я. – Чтобы ее наконец перестали колоть иглами.
– Достаточно, мистер Александер, – прервал меня судья Десальво.
– Погодите, – перебила его Сара. – Я должна кое-что сказать. – Она повернулась ко мне. – Вы думаете, что все это можно выразить словами, разделить на черное и белое, будто это так просто. Но если вы, мистер Александер, представляете только одну из моих дочерей и только в этой комнате, то я представляю их обеих одинаково всегда и везде. Я люблю их одинаково всегда и везде.
– Но вы признаете, что, делая выбор, думали о здоровье Кейт, а не о здоровье Анны, – заметил я. – Как же вы можете говорить, что любите их обеих одинаково? Как вы можете говорить, что не отдавали предпочтение одному ребенку, принимая решение?
– А разве вы не просите меня сейчас сделать именно это? – спросила Сара. – Только на сей раз в пользу другого ребенка?
Анна
У детей существует свой собственный язык, который мы, в отличие от изучаемого в школе французского или испанского, в конце концов забываем. Каждый, кому нет семи лет, свободно разговаривает на языке «А что, если» – погуляйте с человеком ниже трех футов ростом, и вы увидите. А что, если огромный паук, живущий в дымоходе, упадет тебе за шиворот и укусит за шею? А что, если единственное противоядие спрятано в тайнике на вершине горы? А что, если ты выживешь после укуса, но у тебя будут двигаться лишь веки и ты сможешь объясняться только одним способом – мигая? Не важно, как далеко ты можешь зайти в этот мир нескончаемых возможностей. Дети смотрят на мир широко раскрытыми глазами, а, взрослея, люди медленно слепнут.
Во время первого перерыва Кемпбелл отвел меня в комнату переговоров и купил теплую колу.
– Ну, – начал он, – что ты теперь думаешь?
Во время пребывания в зале суда у меня было странное ощущение. Будто я привидение – могу наблюдать за происходящим, но даже если мне захочется что-то сказать, меня все равно никто не услышит. К тому же мне приходилось слушать, как другие говорили о моей жизни, словно не замечая моего присутствия, и от этого все казалось еще более нереальным.
Кемпбелл открыл баночку для себя и сел напротив. Он налил немного сладкой воды в бумажный стакан для Судьи, а потом сделал большой глоток.
– Комментарии? – спросил он. – Вопросы? Искренние комплименты по поводу моего блестящего выступления?
Я пожала плечами.
– Я ожидала совсем другого.
– То есть?
– Когда все начиналось, я была уверена, что поступаю правильно. Но когда моя мама была там, а вы задавали ей все эти вопросы… Все не так просто. Она права.
«Что, если бы это я была больна? Что, если бы это Кейт попросили сделать то, что просят сделать меня? Что, если бы одна из процедур – пересадка мозга или переливание крови – действительно помогла, и на этом все закончилось бы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94