– Я уродина, мама. Посмотри на меня.
Я смотрела и видела светлые пятна на том месте, где были брови, изогнутые и бесконечные, маленькие точки и неровности на голове, которых обычно не видно под волосами.
– Что ж, – спокойно сказала я, – попробуем кое-что сделать.
Не говоря больше ни слова, я вышла из комнаты, зная, что Кейт пойдет за мной. Я прошла мимо Анны, которая бросила свою книжку с раскрасками и побежала за сестрой. Спустившись в подвал, я достала старую машинку для стрижки волос, которую мы нашли, когда строили дом, включила ее в розетку и выстригла полосу прямо посреди головы.
– Мама! – воскликнула Кейт.
– Что? – Каштановый локон упал Анне на плечо, и она осторожно подняла его. – Это всего лишь волосы.
Еще одно движение, и Кейт начала улыбаться. Она показала на место, которое я пропустила, где короткие волосы торчали, как трава. Я села на перевернутое ведро и позволила ей сбрить остальные волосы.
Анна положила голову мне на колени.
– Потом меня, – попросила она.
Час спустя мы шли по улице, держась за руки, – тройка лысых девочек. Мы гуляли несколько часов. Куда бы мы ни пошли, все головы поворачивались в нашу сторону и слышался шепот. Мы были прекрасны, втройне.
Выходные
Нет дыма без огня.
Джон Хейвуд. «Пословицы»
Джесси
Можете мне возражать, но я знаю, что каждый человек, если он проезжал поздно вечером мимо оставленного у обочины экскаватора или бульдозера, думал: «Почему дорожные бригады оставляют технику там, где любой, например я, может ее украсть?» Впервые я угнал грузовик много лет назад. Я оставил машину с бетономешалкой на склоне и наблюдал, как она врезалась в грузовик строительной компании. А сейчас в миле от моего дома стоит самосвал. Он спит, словно слоненок, на обочине автострады на Джерси 1-195. Не самый лучший вариант, но в моем положении выбирать не приходилось. После моего небольшого конфликта с законом отец забрал машину и поставил ее на пожарной станции.
Оказалось, что водить самосвал намного труднее, чем джип. Во-первых, он занимает собой всю ширину дороги. Во-вторых, он едет, как танк. Во всяком случае, мне кажется, что именно так ездят танки, хотя я не служил в армии и не водил эти неповоротливые консервные банки. Третье и самое неприятное – все узнают о твоем приближении. Когда я приехал к подземному переходу, где Дюрасел Дан устроил себе жилище из картонных ящиков, он спрятался за металлическими бочками.
– Эй! – позвал я, выпрыгивая из кабины. – Это всего лишь я.
Понадобилась целая минута, чтобы Дан открыл глаза и убедился, что я говорю правду.
– Нравится моя тачка?
Он осторожно встал, потрогал полосатый бок машины, а потом рассмеялся.
– Твой джип переборщил со стероидами.
Я сложил в кабину все необходимые материалы. Будет круто подогнать самосвал к окну, вылить на него несколько бутылок своей особой зажигательной жидкости и уехать, оставив это место пылать, как факел. Дан стоял возле двери водителя и выводил пальцем на грязной поверхности слова «Помой меня».
– Эй, – окликнул я его без особой причины, просто потому, что никогда раньше не делал этого, предложил поехать со мной.
– По-настоящему?
– Ага. Но с одним условием: что бы ты ни увидел и что бы мы ни сделали, ты никому об этом не скажешь.
Он сделал движение пальцами, будто закрывает рот на замок. Пять минут спустя мы уже ехали к старому сараю, который когда-то был лодочной станцией одного из колледжей. Дан все это время играл пультом управления, поднимая и опуская кузов машины. Я говорил себе, что взял его с собой для остроты ощущений: оттого, что еще кто-то будет в курсе, станет только интереснее. Но на самом деле это просто была одна из тех ночей, когда особенно хочется, чтобы рядом с тобой был кто-то еще.
В одиннадцать лет мне подарили скейтборд. Я не просил об этом, подарок должен был загладить вину. За все это время мне несколько раз так везло. Обычно это было связано с Кейт. Родители засыпали сестру подарками, когда ей в очередной раз приходилось проходить какое-то лечение. Поскольку Анна обычно тоже принимала участие, то и она получала хорошие подарки. А неделю спустя родители, чувствуя несправедливость, покупали какую-то игрушку и мне, чтобы я не чувствовал себя обойденным.
Как бы там ни было, я не могу передать своего счастья. Внизу на скейтборде был нарисован череп, который светился в темноте, а с его зубов капала зеленая кровь. Колеса ярко-желтого цвета, шероховатая поверхность. Когда я запрыгивал на скейтборд, слышался звук, будто прокашливался рок-певец. Я катался туда-сюда по дорожке во дворе, по тротуарам, пытаясь научиться различным трюкам. Родители поставили только одно условие: не выходить с ним на дорогу, потому что в любой момент может появиться машина и сбить меня.
Все знают, что одиннадцатилетним мальчишкам трудно сдержаться и не нарушить правил. А тут уже к концу первой недели мне стало казаться, что легче проехать по лезвию ножа, чем по этому тротуару с кучей малышей и колясок.
Я умолял отца отвезти меня на парковочную или на школьную баскетбольную площадку – куда угодно, где можно нормально покататься. Он пообещал, что в пятницу, после того как Кейт в очередной раз сдаст костный мозг на анализ, мы все поедем на школьную площадку. Я возьму скейтборд, Анна велосипед, а Кейт ролики, если захочет.
Господи, как я ждал этого момента. Я смазал колеса, отполировал скейтборд, учился во дворе делать двойной оборот на платформе, которую соорудил из куска фанеры и толстого бревна. Едва завидев машину, на которой мама с Кейт возвращались из больницы, я выбежал на крыльцо, чтобы не терять ни единой минуты драгоценного времени.
Оказалось, что мама тоже спешила. Дверь в машине открылась, и я увидел Кейт, всю в крови.
– Позови отца, – скомандовала мама, прикладывая салфетку к лицу Кейт.
У нее и раньше шла из носа кровь. Однажды я очень испугался, наблюдая подобную картину, но мама сказала, что это выглядит намного страшнее, чем есть на самом деле. Я позвал отца, и они вдвоем отнесли Кейт в спальню и старались ее успокоить, однако только усугубляли ситуацию.
– Папа, – спросил я, – а когда мы поедем?
Он пытался остановить кровь с помощью туалетной бумаги.
– Пап? – повторил я.
Папа взглянул на меня, но не ответил. Его глаза неподвижно смотрели сквозь меня, будто я был невидимым.
Тогда я впервые подумал, что так оно и есть.
Огонь коварен – он ползет, лижет, смотрит через плечо и смеется. Он красив, черт возьми. Как закат солнца, пожирающий все на своем пути. Впервые рядом со мной был человек, который мог восхищаться моей работой. Дан издавал гортанные звуки, которые, несомненно, означали восхищение. Но когда я с гордостью посмотрел на него, то увидел, что он втянул голову в плечи, пряча лицо в грязном воротнике старой шинели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Я смотрела и видела светлые пятна на том месте, где были брови, изогнутые и бесконечные, маленькие точки и неровности на голове, которых обычно не видно под волосами.
– Что ж, – спокойно сказала я, – попробуем кое-что сделать.
Не говоря больше ни слова, я вышла из комнаты, зная, что Кейт пойдет за мной. Я прошла мимо Анны, которая бросила свою книжку с раскрасками и побежала за сестрой. Спустившись в подвал, я достала старую машинку для стрижки волос, которую мы нашли, когда строили дом, включила ее в розетку и выстригла полосу прямо посреди головы.
– Мама! – воскликнула Кейт.
– Что? – Каштановый локон упал Анне на плечо, и она осторожно подняла его. – Это всего лишь волосы.
Еще одно движение, и Кейт начала улыбаться. Она показала на место, которое я пропустила, где короткие волосы торчали, как трава. Я села на перевернутое ведро и позволила ей сбрить остальные волосы.
Анна положила голову мне на колени.
– Потом меня, – попросила она.
Час спустя мы шли по улице, держась за руки, – тройка лысых девочек. Мы гуляли несколько часов. Куда бы мы ни пошли, все головы поворачивались в нашу сторону и слышался шепот. Мы были прекрасны, втройне.
Выходные
Нет дыма без огня.
Джон Хейвуд. «Пословицы»
Джесси
Можете мне возражать, но я знаю, что каждый человек, если он проезжал поздно вечером мимо оставленного у обочины экскаватора или бульдозера, думал: «Почему дорожные бригады оставляют технику там, где любой, например я, может ее украсть?» Впервые я угнал грузовик много лет назад. Я оставил машину с бетономешалкой на склоне и наблюдал, как она врезалась в грузовик строительной компании. А сейчас в миле от моего дома стоит самосвал. Он спит, словно слоненок, на обочине автострады на Джерси 1-195. Не самый лучший вариант, но в моем положении выбирать не приходилось. После моего небольшого конфликта с законом отец забрал машину и поставил ее на пожарной станции.
Оказалось, что водить самосвал намного труднее, чем джип. Во-первых, он занимает собой всю ширину дороги. Во-вторых, он едет, как танк. Во всяком случае, мне кажется, что именно так ездят танки, хотя я не служил в армии и не водил эти неповоротливые консервные банки. Третье и самое неприятное – все узнают о твоем приближении. Когда я приехал к подземному переходу, где Дюрасел Дан устроил себе жилище из картонных ящиков, он спрятался за металлическими бочками.
– Эй! – позвал я, выпрыгивая из кабины. – Это всего лишь я.
Понадобилась целая минута, чтобы Дан открыл глаза и убедился, что я говорю правду.
– Нравится моя тачка?
Он осторожно встал, потрогал полосатый бок машины, а потом рассмеялся.
– Твой джип переборщил со стероидами.
Я сложил в кабину все необходимые материалы. Будет круто подогнать самосвал к окну, вылить на него несколько бутылок своей особой зажигательной жидкости и уехать, оставив это место пылать, как факел. Дан стоял возле двери водителя и выводил пальцем на грязной поверхности слова «Помой меня».
– Эй, – окликнул я его без особой причины, просто потому, что никогда раньше не делал этого, предложил поехать со мной.
– По-настоящему?
– Ага. Но с одним условием: что бы ты ни увидел и что бы мы ни сделали, ты никому об этом не скажешь.
Он сделал движение пальцами, будто закрывает рот на замок. Пять минут спустя мы уже ехали к старому сараю, который когда-то был лодочной станцией одного из колледжей. Дан все это время играл пультом управления, поднимая и опуская кузов машины. Я говорил себе, что взял его с собой для остроты ощущений: оттого, что еще кто-то будет в курсе, станет только интереснее. Но на самом деле это просто была одна из тех ночей, когда особенно хочется, чтобы рядом с тобой был кто-то еще.
В одиннадцать лет мне подарили скейтборд. Я не просил об этом, подарок должен был загладить вину. За все это время мне несколько раз так везло. Обычно это было связано с Кейт. Родители засыпали сестру подарками, когда ей в очередной раз приходилось проходить какое-то лечение. Поскольку Анна обычно тоже принимала участие, то и она получала хорошие подарки. А неделю спустя родители, чувствуя несправедливость, покупали какую-то игрушку и мне, чтобы я не чувствовал себя обойденным.
Как бы там ни было, я не могу передать своего счастья. Внизу на скейтборде был нарисован череп, который светился в темноте, а с его зубов капала зеленая кровь. Колеса ярко-желтого цвета, шероховатая поверхность. Когда я запрыгивал на скейтборд, слышался звук, будто прокашливался рок-певец. Я катался туда-сюда по дорожке во дворе, по тротуарам, пытаясь научиться различным трюкам. Родители поставили только одно условие: не выходить с ним на дорогу, потому что в любой момент может появиться машина и сбить меня.
Все знают, что одиннадцатилетним мальчишкам трудно сдержаться и не нарушить правил. А тут уже к концу первой недели мне стало казаться, что легче проехать по лезвию ножа, чем по этому тротуару с кучей малышей и колясок.
Я умолял отца отвезти меня на парковочную или на школьную баскетбольную площадку – куда угодно, где можно нормально покататься. Он пообещал, что в пятницу, после того как Кейт в очередной раз сдаст костный мозг на анализ, мы все поедем на школьную площадку. Я возьму скейтборд, Анна велосипед, а Кейт ролики, если захочет.
Господи, как я ждал этого момента. Я смазал колеса, отполировал скейтборд, учился во дворе делать двойной оборот на платформе, которую соорудил из куска фанеры и толстого бревна. Едва завидев машину, на которой мама с Кейт возвращались из больницы, я выбежал на крыльцо, чтобы не терять ни единой минуты драгоценного времени.
Оказалось, что мама тоже спешила. Дверь в машине открылась, и я увидел Кейт, всю в крови.
– Позови отца, – скомандовала мама, прикладывая салфетку к лицу Кейт.
У нее и раньше шла из носа кровь. Однажды я очень испугался, наблюдая подобную картину, но мама сказала, что это выглядит намного страшнее, чем есть на самом деле. Я позвал отца, и они вдвоем отнесли Кейт в спальню и старались ее успокоить, однако только усугубляли ситуацию.
– Папа, – спросил я, – а когда мы поедем?
Он пытался остановить кровь с помощью туалетной бумаги.
– Пап? – повторил я.
Папа взглянул на меня, но не ответил. Его глаза неподвижно смотрели сквозь меня, будто я был невидимым.
Тогда я впервые подумал, что так оно и есть.
Огонь коварен – он ползет, лижет, смотрит через плечо и смеется. Он красив, черт возьми. Как закат солнца, пожирающий все на своем пути. Впервые рядом со мной был человек, который мог восхищаться моей работой. Дан издавал гортанные звуки, которые, несомненно, означали восхищение. Но когда я с гордостью посмотрел на него, то увидел, что он втянул голову в плечи, пряча лицо в грязном воротнике старой шинели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94