Руководил всей экспедицией Василий Федотович Бурханов. Это человек необычайной энергии. Он мог работать сутками. Масштаб его работ был огромен. Именно ему принадлежит честь организации крупнейших советских исследований в Арктике, а потом и в Антарктиде, которые далеко позади оставили все исследования зарубежных стран.
Меня очень увлекала работа с Василием Федотовичем, хотя часто было трудно. А однажды даже мне по-
пало от него. Как-то мы, когда уже были в Арктике, вернулись из полета рано и улеглись спать, часов в двенадцать дня. Вдруг, как на грех, «принесло» Василия Федотовича. Увидя нас спящими днем, он пришел в ярость.
— Вы что, днем спать, в такое время?
— Так мы только прилетели, Василий Федотович.
— Ну и что же? Вставать, немедленно вставать!
Мы нехотя встали, и тогда мне в голову пришла шутка. Я и сказал ему:
— Как несправедлива жизнь! Сто лет можно спать и ничего не будет, если начальство не видит. Один час поспишь, когда оно увидит, — сто лет попрекать будет.
Все рассмеялись, рассмеялся и Василий Федотович.
— Ну ладно, идемте, я вам дам такое задание, что сто лет спать не придется.
Задание действительно было несколько необычным. В этой экспедиции появилась «новая техника», как мы называли вертолеты, которые только еще опробовали в столь суровых условиях. Чтобы уяснить, какое огромное, значение имеет для Арктики вертолет, расскажу вам один случай.
В селении, которое расположено у мыса Биллингса, охотники готовились стрелять нерпу. Скоро эти ластоногие животные продуют во льду дырки и вылезут на дневную поверхность. Они любят погреться на солнце. В это время у них появляются детеныши. Родившиеся зверьки удивленно смотрят на мир своими огромными черными глазами и не могут еще понять: что же произошло? Заботливые матери зарывают их в снег, чтобы злые черные поморники не выклевали им глаза, а хитрые песцы не полакомились их мясом. Раза два в сутки матери приходят на лед кормить их своим вкусным молоком.
Готовился к охоте и Гэмалькот. Уже шестьдесят весен встречал он здесь на берегу холодного моря, у подножия суровых чукотских сопок.
Он тут и родился. Гэмалькот был опытный охотник. В прошлом году он заготовил больше всех моржей. На собрании колхоза ему вынесли благодарность; все люди поселка при встрече с уважением ему кланялись.
Охотники уходили далеко от берега, туда, где на горизонте чуть были видны наваленные друг на друга льды. Там они выбирали себе место и сторожили нерпу.
Охотники вышли за нерпой, как только стало пригревать солнце. Гэмалькот любил охотиться один и уходил дальше всех. Добытую нерпу он переносил в одну кучу и уже тогда шел звать людей и нарты. Ему было очень приятно, когда в поселке его хвалили:
— Молодец Гэмалькот!
— Первый охотник поселка!
— Наверное, и на всей Чукотке нет такого!
Как и прежде, Гэмалькот на охоту пошел один. Место для охоты он выбрал удобное. За высоким торосом шло ровное ледяное поле — недавно замерзшая полынья. Лед здесь был тоньше, и нерпы любили сюда приходить.
Из года в год образовывалась в этом месте полынья, но она была очень далеко от берега, и другие охотники боялись сюда ходить. Не успел Гэмалькот устроиться как следует и надеть белый халат, как на льду показалась усатая голова нерпы. Работая ластами, как лапами, она ловко выскочила из лунки и улеглась у самого края. Малейшее подозрительное движение — и она юркнет обратно под лед Нерпа подняла голову, вытянула шею и осмотрелась. Найдя, что угрозы нет, она опустила голову и заснула. Спала она всего несколько секунд, потом снова подняла голову.
Гэмалькот насторожился. Он медленно поднял ружье и прицелился, но нерпа снова опустила голову и опять мгновенно заснула. Когда она подняла голову в третий раз, раздался негромкий выстрел. Нерпа подпрыгнула и упала замертво. Гэмалькот не спеша перезарядил свой старый карабин, потом достал трубку, набил ее и закурил. От удовольствия он даже улыбнулся, отчего морщины на его лице стали глубже. Оттащив нерпу в сторону, он засыпал снегом лужицу крови у лунки и снова пошел на свое место.
Хорошее начало, — решил он. Глядя на очертания остроконечных сопок далекого берега, Гэмалькот задумался: сколько нерп, моржей, лахтаков и белых медведей взял он за свою жизнь! Если их всех собрать, то получилась бы целая гора и надо много-много нарт, чтобы перевезти эту гору. Пришлось бы, пожалуй, собрать нарты со всех селений.
Недаром его все уважают, и даже сам секретарь райкома. Когда секретарь объезжает поселки, он всегда заходит к Гэмалькоту. Это он привез в их поселок новые
деревянные дома, и Гэмалькот с семьей переехал туда из яранги. Все так поступили; только очень старый Иорэле пожелал остаться в яранге и не захотел жить в новом доме.
А какой хороший новый дом: там тепло и нет разъедающего глаза дыма. Там очень светло. Когда теперь заходишь в ярангу, глаза должны долго привыкать, пока что-нибудь увидят. Удивительно, как это там раньше жили.
С запада стало наносить туман, потянул легкий ветер.
«Нехороший ветер, охота может испортиться», — подумал Гэмалькот, прервав свои приятные мысли о доме.
Потемнело; очертания берега стали исчезать из глаз, наступала ночь. Пожалуй, лучше бы пойти домой! Да что-то не хочется. Путь долгий, да и в туман ночью идти неприятно; в трещину можно угодить; и решил остаться.
Укутавшись плотнее в кухлянку, он заснул. Ночью он услышал какое-то шуршание. Он открыл глаза, — туман рассеивался, уже проглядывали на небе звезды. Если туман рассеется, охота будет хорошей. Пожалуй, правильно, что остался, — решил Гэмалькот и снова уснул.
К утру туман опустился такой, что не стало видно даже в двух шагах, и только к полудню ветер усилился и постепенно стал его разгонять. Но теперь Гэмалькот отчетливо услышал бульканье воды. Он забеспокоился.
«Не оторвало ли его со льдом; море коварное, и многих охотников оно уносило». — Гэмалькот встал и решил проверить. Он пошел обратно по своим следам. Они хорошо были видны на снегу.
Пройдя с полчаса, он вдруг подошел к свежей трещине шириной метров в пять. Ветер отгонял льды, и они медленно двигались. Трещина расширялась.
Может быть, Гэмалькоту надо было броситься в трещину и ее переплыть? Но он не умел плавать. Да и кто в их селении умел плавать? Море холодное, и плавать в нем нельзя. Вода была темная, почти черная. Гэмалькот пошел вдоль трещины, ища, где она сходится и ее можно перейти. Но, чем дальше он шел, тем больше расширялась трещина. Теперь она была в несколько десятков метров.
Очевидно, лед оторвало на большой длине. Туман рассеялся, и Гэмалькот увидел далекий берег и очертания родных остроконечных сопок своей Чукотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Меня очень увлекала работа с Василием Федотовичем, хотя часто было трудно. А однажды даже мне по-
пало от него. Как-то мы, когда уже были в Арктике, вернулись из полета рано и улеглись спать, часов в двенадцать дня. Вдруг, как на грех, «принесло» Василия Федотовича. Увидя нас спящими днем, он пришел в ярость.
— Вы что, днем спать, в такое время?
— Так мы только прилетели, Василий Федотович.
— Ну и что же? Вставать, немедленно вставать!
Мы нехотя встали, и тогда мне в голову пришла шутка. Я и сказал ему:
— Как несправедлива жизнь! Сто лет можно спать и ничего не будет, если начальство не видит. Один час поспишь, когда оно увидит, — сто лет попрекать будет.
Все рассмеялись, рассмеялся и Василий Федотович.
— Ну ладно, идемте, я вам дам такое задание, что сто лет спать не придется.
Задание действительно было несколько необычным. В этой экспедиции появилась «новая техника», как мы называли вертолеты, которые только еще опробовали в столь суровых условиях. Чтобы уяснить, какое огромное, значение имеет для Арктики вертолет, расскажу вам один случай.
В селении, которое расположено у мыса Биллингса, охотники готовились стрелять нерпу. Скоро эти ластоногие животные продуют во льду дырки и вылезут на дневную поверхность. Они любят погреться на солнце. В это время у них появляются детеныши. Родившиеся зверьки удивленно смотрят на мир своими огромными черными глазами и не могут еще понять: что же произошло? Заботливые матери зарывают их в снег, чтобы злые черные поморники не выклевали им глаза, а хитрые песцы не полакомились их мясом. Раза два в сутки матери приходят на лед кормить их своим вкусным молоком.
Готовился к охоте и Гэмалькот. Уже шестьдесят весен встречал он здесь на берегу холодного моря, у подножия суровых чукотских сопок.
Он тут и родился. Гэмалькот был опытный охотник. В прошлом году он заготовил больше всех моржей. На собрании колхоза ему вынесли благодарность; все люди поселка при встрече с уважением ему кланялись.
Охотники уходили далеко от берега, туда, где на горизонте чуть были видны наваленные друг на друга льды. Там они выбирали себе место и сторожили нерпу.
Охотники вышли за нерпой, как только стало пригревать солнце. Гэмалькот любил охотиться один и уходил дальше всех. Добытую нерпу он переносил в одну кучу и уже тогда шел звать людей и нарты. Ему было очень приятно, когда в поселке его хвалили:
— Молодец Гэмалькот!
— Первый охотник поселка!
— Наверное, и на всей Чукотке нет такого!
Как и прежде, Гэмалькот на охоту пошел один. Место для охоты он выбрал удобное. За высоким торосом шло ровное ледяное поле — недавно замерзшая полынья. Лед здесь был тоньше, и нерпы любили сюда приходить.
Из года в год образовывалась в этом месте полынья, но она была очень далеко от берега, и другие охотники боялись сюда ходить. Не успел Гэмалькот устроиться как следует и надеть белый халат, как на льду показалась усатая голова нерпы. Работая ластами, как лапами, она ловко выскочила из лунки и улеглась у самого края. Малейшее подозрительное движение — и она юркнет обратно под лед Нерпа подняла голову, вытянула шею и осмотрелась. Найдя, что угрозы нет, она опустила голову и заснула. Спала она всего несколько секунд, потом снова подняла голову.
Гэмалькот насторожился. Он медленно поднял ружье и прицелился, но нерпа снова опустила голову и опять мгновенно заснула. Когда она подняла голову в третий раз, раздался негромкий выстрел. Нерпа подпрыгнула и упала замертво. Гэмалькот не спеша перезарядил свой старый карабин, потом достал трубку, набил ее и закурил. От удовольствия он даже улыбнулся, отчего морщины на его лице стали глубже. Оттащив нерпу в сторону, он засыпал снегом лужицу крови у лунки и снова пошел на свое место.
Хорошее начало, — решил он. Глядя на очертания остроконечных сопок далекого берега, Гэмалькот задумался: сколько нерп, моржей, лахтаков и белых медведей взял он за свою жизнь! Если их всех собрать, то получилась бы целая гора и надо много-много нарт, чтобы перевезти эту гору. Пришлось бы, пожалуй, собрать нарты со всех селений.
Недаром его все уважают, и даже сам секретарь райкома. Когда секретарь объезжает поселки, он всегда заходит к Гэмалькоту. Это он привез в их поселок новые
деревянные дома, и Гэмалькот с семьей переехал туда из яранги. Все так поступили; только очень старый Иорэле пожелал остаться в яранге и не захотел жить в новом доме.
А какой хороший новый дом: там тепло и нет разъедающего глаза дыма. Там очень светло. Когда теперь заходишь в ярангу, глаза должны долго привыкать, пока что-нибудь увидят. Удивительно, как это там раньше жили.
С запада стало наносить туман, потянул легкий ветер.
«Нехороший ветер, охота может испортиться», — подумал Гэмалькот, прервав свои приятные мысли о доме.
Потемнело; очертания берега стали исчезать из глаз, наступала ночь. Пожалуй, лучше бы пойти домой! Да что-то не хочется. Путь долгий, да и в туман ночью идти неприятно; в трещину можно угодить; и решил остаться.
Укутавшись плотнее в кухлянку, он заснул. Ночью он услышал какое-то шуршание. Он открыл глаза, — туман рассеивался, уже проглядывали на небе звезды. Если туман рассеется, охота будет хорошей. Пожалуй, правильно, что остался, — решил Гэмалькот и снова уснул.
К утру туман опустился такой, что не стало видно даже в двух шагах, и только к полудню ветер усилился и постепенно стал его разгонять. Но теперь Гэмалькот отчетливо услышал бульканье воды. Он забеспокоился.
«Не оторвало ли его со льдом; море коварное, и многих охотников оно уносило». — Гэмалькот встал и решил проверить. Он пошел обратно по своим следам. Они хорошо были видны на снегу.
Пройдя с полчаса, он вдруг подошел к свежей трещине шириной метров в пять. Ветер отгонял льды, и они медленно двигались. Трещина расширялась.
Может быть, Гэмалькоту надо было броситься в трещину и ее переплыть? Но он не умел плавать. Да и кто в их селении умел плавать? Море холодное, и плавать в нем нельзя. Вода была темная, почти черная. Гэмалькот пошел вдоль трещины, ища, где она сходится и ее можно перейти. Но, чем дальше он шел, тем больше расширялась трещина. Теперь она была в несколько десятков метров.
Очевидно, лед оторвало на большой длине. Туман рассеялся, и Гэмалькот увидел далекий берег и очертания родных остроконечных сопок своей Чукотки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57