— Ручаюсь за отлично.
— В следующий раз, когда научишься беречь боеприпасы,— сердито отрезал полковник.
После занятий на солнцепеке казарма учебного центра манила своей прохладой. Танкисты с удовольствием задерживались в ней, чтобы умыться, отдохнуть. Раздевшись до пояса и обдавшись водой из крана, лейтенант Дремин не спеша вытирался полотенцем. Настроение у него было приподнятое: снова положил на обе лопатки своего дружка и соперника Русинова.
Отличная оценка взводу за стрельбу и благодарность комбата перед строем наполняли сердце Дремина приятным волнением. Похвала — заявка на будущую славу, ты — надежда полка, пример для многих. Тебя не забудут, когда наступит срок повысить в звании и должности, а то и раньше срока. Отчего бы и нет? Училище закончил с отличием, взвод передовой. Еще немного, и в штабе полка решат: «Да это же очень способный коман-
дир! Пора выдвигать». И вот — академия. После нее сразу батальон или кое-что повыше. А там — академия Генштаба. Мечты, мечты...
Дремин поморщился, а потом улыбнулся и подошел к товарищу.
— Что, одеваемся — и на обед?
Анатолий Русинов озабоченно орудовал иголкой.
— Сейчас, вот только пришью пуговицу к мундиру. Оторвалась, холера.
Крепкие руки лейтенанта орудовали расторопно, ловко. Закончив шить, он приткнул иголку в фуражку, натянул на тугие плечи полевой мундир.
— Пошли!
Евгений Дремин был белокур, сероглаз, статен, улыбка у него сдержанная, отнюдь не добродушная. В нем угадывался разносторонний, несколько насмешливый и самовлюбленный ум. Анатолий Русинов по своему характеру был проще, покладистей.
Отличались парни друг от друга, но это отнюдь не мешало их дружбе. Жили они в одной комнате полковой гостиницы, и, увидев их вместе, товарищи нередко восклицали: «А вот и черный с белым!»
Лейтенантам это нравилось - они улыбались. Впрочем, сегодня, по вполне понятным причинам, улыбался только белый. Сегодня Русинов был грустен: без малогб стрельбы не провалил да еще батю рассердил своим идиотским докладом. Правда, кое-как выкарабкался, а то ведь мог бы нажить славу безнадежного растяпы.
Путь был короток: походная военторговская столовая находилась почти рядом, за распустившимися тополями. В высокую просторную палатку с прорезанными оконцами входили офицеры и прапорщики. С тыльной части полевого обеденного зала вбегали официантки в передниках и белых наколках на голове. Подносы с блюдами источали ароматный парок.
Друзья присели за свободный стол.
— Употребим для разгона? — предложил Евгений, разливая кефир.
— Можно.
— Ты, я вижу, переживаешь утренний промах?
— Переживаю — не то слово. Мучаюсь!.. Прямо из рук все валится. После такого прокола не скоро очухаешься.
— Перестань! — сказал Евгений ободряюще.— Ты же молодчина, сам себя победил! Я даже мысленно аплодировал тебе.
Анатолий еще больше нахмурился.
— Тоже скажешь,— победил. Говори, выкрутился,— точнее будет.
— Пусть выкрутился, все равно. Умение обращать неудачи в свою пользу — тоже искусство. Знаешь, какое мнение складывалось о тебе? Недотепа! Лопушок! Ротный две спички изжевал, пока ты с батей любезничал.
Евгений впервые хвалил товарища. Обычно он сдержан в этом, как всякий себялюбивый человек, которому не очень-то хочется признавать заслуги другого.
— Не переживай, все уладится,— добавил он после паузы, управившись с кефиром.— Как твои орлы, готовы к тактическому занятию?
— Готовы-то готовы, да там, знаешь, болотце надо перемахнуть. А оно с норовом. Недаром прозвали «Драконовой пастью».
— Обойти нельзя?
— Исключено.
Сдружились парни еще на первом курсе училища. Анатолию Русинову, выросшему в степном оренбургском краю, надо было многое наверстывать, когда он поступил в Ульяновское гвардейское. Его потянуло к Евгению, которого уважали однокурсники за разносторонние знания, за остроумие.
Уроженец Ульяновска, Евгений Дремин воспитывался в интеллигентной семье, много читал, увлекался кино, непременно смотрел премьеры в театре.
Сближение их началось после каверзного случая. Однажды в поле Русинов нагрубил преподавателю тактики, посчитав, что тот излишне придирчив к нему. Ну и, как выражались курсанты, схлопотал трое суток ареста. Его поступок обсуждали на комсомольском собрании. Выступил тогда и Евгений, бросил штрафнику самый язвительный упрек:
— Я думаю, невоспитанность Русинова — от недостатка общей культуры. Мы знаем, что это способный и трудолюбивый парень. Но ведь, кроме уставов и наставлений, он мало что знает. С отечественными классиками знаком лишь в объеме школьной программы, понятия не имеет, например, о Драйзере или Экзюпери. Это не делает ему чести.
Самолюбие Анатолия было задето. После гауптвахты он почти все свободное время отдавал книгам, часто советовался с товарищем. Евгению это льстило, он приносил Анатолию редкие издания из домашней библио-
теки. Евгений не мог не видеть многих достоинств своего подопечного. Как никто другой, Русинов был исключительно трудолюбив и настойчив. В душе его счастливо завершался тот закономерный процесс, который называют формированием личности. Анатолий успел взять для себя с избытком то, что необходимо для жизни и для работы, да и после окончания училища не уменьшилась его тяга к знаниям.
На службе стали резче проявляться лучшие черты характера Анатолия. Беспокойный, постоянно ищущий молодой лейтенант обладал энергией, которой хватило бы на двоих. В его темных глазах постоянно светился живой блеск, по которому узнают влюбленных в свою профессию людей.
Ненасытный в работе, он готов был, кажется, и жить в казарме. За ним пристально следили командир роты Приходько, комбат Загоров и сам командир части.
Пятьдесятпятки с грохотом катили к заболоченному лугу будто и не знали лучшей дороги. Покачивались вытянутые вперед хоботы орудий, в открытых люках маячили головы механиков в ребристых шлемах.
Заросшая густой травой низина была искромсана следами стальных гусениц, кое-где среди сухих прошлогодних стеблей камыша оконца воды отражали оезоо-лачное небо и яркое послеполуденное солнце. Здесь танки замедлили бег, словно раздумывая, в каком месте сподручнее перебраться на другую сторону.
Механик одной из машин, Индришунас, взял левее, где на грунте не было следов прошедших танков. Включив первую передачу и форсаж, повел машину по зыбкой, податливой почве. Он хорошо запомнил предупреждение командира взвода: в момент преодоления заболоченного участка держаться дальше от пробитой колеи, не увеличивать скорость, не делать остановок и поворотов — всего того, что обычно приводит к печальному итогу.
Правее мокро грудилась развороченная земля — кому-то уже довелось испробовать хватку «Драконовой пасти».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— В следующий раз, когда научишься беречь боеприпасы,— сердито отрезал полковник.
После занятий на солнцепеке казарма учебного центра манила своей прохладой. Танкисты с удовольствием задерживались в ней, чтобы умыться, отдохнуть. Раздевшись до пояса и обдавшись водой из крана, лейтенант Дремин не спеша вытирался полотенцем. Настроение у него было приподнятое: снова положил на обе лопатки своего дружка и соперника Русинова.
Отличная оценка взводу за стрельбу и благодарность комбата перед строем наполняли сердце Дремина приятным волнением. Похвала — заявка на будущую славу, ты — надежда полка, пример для многих. Тебя не забудут, когда наступит срок повысить в звании и должности, а то и раньше срока. Отчего бы и нет? Училище закончил с отличием, взвод передовой. Еще немного, и в штабе полка решат: «Да это же очень способный коман-
дир! Пора выдвигать». И вот — академия. После нее сразу батальон или кое-что повыше. А там — академия Генштаба. Мечты, мечты...
Дремин поморщился, а потом улыбнулся и подошел к товарищу.
— Что, одеваемся — и на обед?
Анатолий Русинов озабоченно орудовал иголкой.
— Сейчас, вот только пришью пуговицу к мундиру. Оторвалась, холера.
Крепкие руки лейтенанта орудовали расторопно, ловко. Закончив шить, он приткнул иголку в фуражку, натянул на тугие плечи полевой мундир.
— Пошли!
Евгений Дремин был белокур, сероглаз, статен, улыбка у него сдержанная, отнюдь не добродушная. В нем угадывался разносторонний, несколько насмешливый и самовлюбленный ум. Анатолий Русинов по своему характеру был проще, покладистей.
Отличались парни друг от друга, но это отнюдь не мешало их дружбе. Жили они в одной комнате полковой гостиницы, и, увидев их вместе, товарищи нередко восклицали: «А вот и черный с белым!»
Лейтенантам это нравилось - они улыбались. Впрочем, сегодня, по вполне понятным причинам, улыбался только белый. Сегодня Русинов был грустен: без малогб стрельбы не провалил да еще батю рассердил своим идиотским докладом. Правда, кое-как выкарабкался, а то ведь мог бы нажить славу безнадежного растяпы.
Путь был короток: походная военторговская столовая находилась почти рядом, за распустившимися тополями. В высокую просторную палатку с прорезанными оконцами входили офицеры и прапорщики. С тыльной части полевого обеденного зала вбегали официантки в передниках и белых наколках на голове. Подносы с блюдами источали ароматный парок.
Друзья присели за свободный стол.
— Употребим для разгона? — предложил Евгений, разливая кефир.
— Можно.
— Ты, я вижу, переживаешь утренний промах?
— Переживаю — не то слово. Мучаюсь!.. Прямо из рук все валится. После такого прокола не скоро очухаешься.
— Перестань! — сказал Евгений ободряюще.— Ты же молодчина, сам себя победил! Я даже мысленно аплодировал тебе.
Анатолий еще больше нахмурился.
— Тоже скажешь,— победил. Говори, выкрутился,— точнее будет.
— Пусть выкрутился, все равно. Умение обращать неудачи в свою пользу — тоже искусство. Знаешь, какое мнение складывалось о тебе? Недотепа! Лопушок! Ротный две спички изжевал, пока ты с батей любезничал.
Евгений впервые хвалил товарища. Обычно он сдержан в этом, как всякий себялюбивый человек, которому не очень-то хочется признавать заслуги другого.
— Не переживай, все уладится,— добавил он после паузы, управившись с кефиром.— Как твои орлы, готовы к тактическому занятию?
— Готовы-то готовы, да там, знаешь, болотце надо перемахнуть. А оно с норовом. Недаром прозвали «Драконовой пастью».
— Обойти нельзя?
— Исключено.
Сдружились парни еще на первом курсе училища. Анатолию Русинову, выросшему в степном оренбургском краю, надо было многое наверстывать, когда он поступил в Ульяновское гвардейское. Его потянуло к Евгению, которого уважали однокурсники за разносторонние знания, за остроумие.
Уроженец Ульяновска, Евгений Дремин воспитывался в интеллигентной семье, много читал, увлекался кино, непременно смотрел премьеры в театре.
Сближение их началось после каверзного случая. Однажды в поле Русинов нагрубил преподавателю тактики, посчитав, что тот излишне придирчив к нему. Ну и, как выражались курсанты, схлопотал трое суток ареста. Его поступок обсуждали на комсомольском собрании. Выступил тогда и Евгений, бросил штрафнику самый язвительный упрек:
— Я думаю, невоспитанность Русинова — от недостатка общей культуры. Мы знаем, что это способный и трудолюбивый парень. Но ведь, кроме уставов и наставлений, он мало что знает. С отечественными классиками знаком лишь в объеме школьной программы, понятия не имеет, например, о Драйзере или Экзюпери. Это не делает ему чести.
Самолюбие Анатолия было задето. После гауптвахты он почти все свободное время отдавал книгам, часто советовался с товарищем. Евгению это льстило, он приносил Анатолию редкие издания из домашней библио-
теки. Евгений не мог не видеть многих достоинств своего подопечного. Как никто другой, Русинов был исключительно трудолюбив и настойчив. В душе его счастливо завершался тот закономерный процесс, который называют формированием личности. Анатолий успел взять для себя с избытком то, что необходимо для жизни и для работы, да и после окончания училища не уменьшилась его тяга к знаниям.
На службе стали резче проявляться лучшие черты характера Анатолия. Беспокойный, постоянно ищущий молодой лейтенант обладал энергией, которой хватило бы на двоих. В его темных глазах постоянно светился живой блеск, по которому узнают влюбленных в свою профессию людей.
Ненасытный в работе, он готов был, кажется, и жить в казарме. За ним пристально следили командир роты Приходько, комбат Загоров и сам командир части.
Пятьдесятпятки с грохотом катили к заболоченному лугу будто и не знали лучшей дороги. Покачивались вытянутые вперед хоботы орудий, в открытых люках маячили головы механиков в ребристых шлемах.
Заросшая густой травой низина была искромсана следами стальных гусениц, кое-где среди сухих прошлогодних стеблей камыша оконца воды отражали оезоо-лачное небо и яркое послеполуденное солнце. Здесь танки замедлили бег, словно раздумывая, в каком месте сподручнее перебраться на другую сторону.
Механик одной из машин, Индришунас, взял левее, где на грунте не было следов прошедших танков. Включив первую передачу и форсаж, повел машину по зыбкой, податливой почве. Он хорошо запомнил предупреждение командира взвода: в момент преодоления заболоченного участка держаться дальше от пробитой колеи, не увеличивать скорость, не делать остановок и поворотов — всего того, что обычно приводит к печальному итогу.
Правее мокро грудилась развороченная земля — кому-то уже довелось испробовать хватку «Драконовой пасти».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87