— Пожалуйста, расскажи, что случилось? — умоляюще попросил он.
Она вытерла лицо уголком покрывала, приглушенно обронула:
— Ничего... Видно, всему однажды бывает конец.
Эти ее слова, ее подавленное состояние и нежелание сказать, что с ней, подействовали на него крайне угнетающе.
— Но стало быть, что-то случилось, раз ты так говоришь!
Она подняла на него печальные, милые глаза, полные слез и упрека:
— Алешенька, ты что, пришел мучить меня?
— Извини.— Загоров расстроился. Он сухо сглотнул колючий комок, внезапно подумав: «Сделала аборт или что-то еще... Боже мой, какой ты деспот! Довел любимую женщину до того, что она скрывает от тебя свою беду. Это уже совсем плохо, братец».
— Голубушка моя, скажи, ты ничего не делала с собой?— спросил он с болью в голосе.— Ну, скажи...
Она тихо покачала головой: ничего.
— Что же ты тогда такая безутешно грустная?
Аня не обращала внимания на его слова, занятая тем нелегким, что терзало ей душу.
— Мне тяжело, Алешенька?
— Да от чего же?
Аня помолчала и вдруг горестно промолвила:
— Оттого, что расстаюсь с тобой.
Ревниво подумалось, что тут замешан кто-то третий. Но тогда она не лежала бы больная!.. Он старался не докучать излишними расспросами, видя, что это в тягость ей. После некоторого молчания она заговорила сама — слезно, надрывно:
— Вот поправлюсь немного, возьму расчет и уеду к маме. Я уже написала ей... А ты можешь вернуться в свою квартиру. По общежитиям-то не сладко скитаться. И разговоров не будет...
Это несколько успокоило Загорова. Значит, третий никак не замешан, и состояние ее здоровья не безнадежное. Теперь оставалось лишь понять, что же явилось причиной такого решения.
— Но ты могла бы и здесь жить,— осторожно заметил он.— Квартира есть, зарабатываешь неплохо. А чтобы подлечиться, возьмем путевку в санаторий. Я могу похлопотать...
Аня поднялась на кушетке.
— Когда б могла, осталась бы с великой радостью,—она запустила пальцы в его русые волосы. Ее темные агатовые глаза ласкали его.—Мне ведь тяжело будет без тебя, Загоречек мой...
В голосе ее была пугающая отрешенность. Он притих, понимая, что причина ее болезни — их отношения, что эти отношения не могут больше продолжаться и что она вынуждена прервать их. Но почему, почему?..
Его охватило отчаяние. «Надо узнать, насколько она больна»,— мелькнуло в голове, и он сразу ухватился за эту мысль, как за возможное спасение рушащегося здания любви.
— Ты обращалась к кому-нибудь из врачей?
— Ты напрасно беспокоишься.
— Как это напрасно?.. Ты страдаешь, намерена оставить меня, а я не должен беспокоиться! Нет, Аннушка, так не пойдет. Ты должна все рассказать, и вместе решим, как быть. Ведь я же люблю тебя!
Казалось, она вот-вот поддастся на уговоры и все объяснит. Был даже такой миг, когда в ее глазах зажглась решимость ничего не утаивать. Но потом она опять печально опустила голову. Он обнял ее, стал целовать щеки и губы, солоноватые от слез.
— Аннушка!.. Ну, родная!.. Ради нашей любви, ради
всего святого. Ведь все было хорошо, мы даже не ссорились серьезно... А помнишь, как вместе отдыхали и ты была такой счастливой! У нас это снова будет. Вот возьму отпуск и отвезу тебя к Черному морю. Окрепнешь, поправишься.
Хотел ободрить ее, а добился обратного: она легла и заплакала. Он трудно замолчал, дожидаясь, когда она успокоится.
— Скажи мне хоть что-нибудь,— тихо молвил он. Она снова покачала головой. Недоумение и какой-то тайный упрек угадывались на ее лице.
— Нечего мне сказать, Алеша. Как решила, так и будет. Живи счастливо.— Губы ее дрогнули.— И не сердись на меня, пожалуйста.
Говорила нежным, почтя умоляющим током, однако он чувствовал, что она осуждает его. За что? Никогда не наталкивался на такое непреодолимое сопротивление. И мучительно думал, как помочь ей. Вид ее плох: не нужно особых познаний в медицине, чтобы понять это.
Забыв, что она не разрешает ему курить в квартире, достал папиросы, но тут же перехватив ее взгляд, снова спрятал их. Весь нахохлился, словно вглядывался в свою жизнь. Что виделось в ней? Вырос сиротой, семейных традиций не воспринял. Но о призвании, назначении человека думал много. И был счастлив, что выбрал профессию по душе, что не замыкался в одних рамках, что всегда старался достичь намеченной цели. Еще в Суворовском начал обливаться холодной водой, и хоть первое время простуживался и болел, однако позже закалился, окреп. На здоровье жаловаться не приходилось. В танковом училище много читал и это помогло ому стать образованным человеком. А вот в отношениях с любимой женщиной оказался профаном...
Притихла и Аня. Она и сама толком не знала, что с ней происходит.
— Неужели ты так и не скажешь? — повторил он свой вопрос.
— Нечего мне сказать, голубчик мой. То, что случилось, имеет отношение только ко мне. И потому я должна уехать.
Говоря это, она следила за ним тоскующими, покорными глазами. Нерастраченный запас любви и слепой страсти толкал ее к нему, но она удерживала себя. Почти суеверно подумала: «Если нам суждено быть вместе, то так и будет. Алексей сам поймет и решит. И тогда окажутся не нужными мои объяснения».
— Не переживай, Алешенька. И не будем об этом больше.— Ее горестный тон подсказывал, что расспросы не нужны: они ни к чему не приведут, а сделают лишь хуже.
В душе у него нарастало недовольство. Но сейчас нельзя ни говорить, ни показывать этого недовольства, можно все погубить. Наконец он поднялся. Сославшись на то, что надо кое-что купить для нее, вышел из квартиры.
Ходьба уняла смятение. Мысли начали выстраиваться в логической последовательности и уже напрашивался вывод: Аня была у врача, тот сказал ей что-то нехорошее, пугающее. А поскольку врач знает о причине ее болезни, то у него можно узнать, в чем дело. «В регистратуре скажут, у кого она была, и надо сейчас же зайти в поликлинику»,— решил он, и шаг его стал стремительным.
Спохватился Загоров поздно: прием в поликлинике окончился, кабинеты были почти все закрыты. Он приуныл и, задумавшись, задержался перед выходом. Пожилая женщина в темном халате делала в коридоре влажную уборку. На позднего посетителя поглядывала с явным неодобрением.
— Простите, из врачей никого нет? — спросил он ее.
— Майже никого. Он тильки Нина Кондративна за-трымалась.
Нина Кондратьевна — жена Одинцова. Серьезная, > независимая женщина, под стать своему мужу. Загоров колебался: обращаться к ней или не стоит?
В то время, когда он уступил Ане свою квартиру, не обошлось без пересудов. Чтобы их пресечь, в кабинет командира были приглашены представители от жен-совета, в том числе и Нина Кондратьевна. Хоть и неприятно было объясняться в присутствии женщин, майор ничего но утаил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87