.. Эй, народ! Кто хочет со мной — за мной! Кто не хочет — свободен, как ветер!
Но разве в этой толпе, среди тысячи восставших против насилья, нашелся бы хоть один, который по первому зову Восэ не захотел бы идти за ним? Разве не отдали эти люди свою волю во власть Восэ?
Толпа, еще несколько минут назад унылая и пассивная, воспламенилась мгновенно. Усталости будто и не бывало. Те, у кого были лошади, кинулись к ним, вскочили в седла. Те, у кого были только палки, схватились за них так, словно это было самое грозное оружие...
Толпа сразу стала сплоченным отрядом, и отряд этот бодро, решительно двинулся вслед за Восэ.
К концу дня, уже в темноте, дошли до выхода из ущелья, остановились. Восэ с несколькими спутниками прошел вперед к берегу реки. Оба берега были спокойны. Нарушаемая только монотонным шумом воды, тишина царствовала здесь, журчанье и лепет струй лишь углубляли впечатление полного, всеохватного покоя.
По ту сторону реки, в городе, не было никакого движения, не виднелось ни единого огонька, город казался вымершим.
Но вот донесся едва слышный голос муэдзина, призывавшего к ночной молитве, только звук этого голоса свидетельствовал о том, что в городе есть люди и жизнь. Призыв кончился, и снова воцарилась глубокая тишина.
Оставив на берегу постовых, Восэ вернулся к повстанцам, отдал приказ двигаться. Все тронулись в путь.
Повстанцы были уверены, чью им предстоит, не выдавая себя, в темноте быстро перейти реку, напасть на город и крепость. Но Восэ повернул их по берегу Сурхоба к югу. Приказал — без звука, спокойно идти вдоль течения, а сам быстро опередил их и возник перед ними только километра через два, там, где заросли тала и густые деревья вплотную подступали к реке.
Здесь, под защитой деревьев, он остановил повстанцев и стал переводить всех через реку. За час все благополучно перешли на правый берег. Людям казалось ясным, что теперь по широкой правобережной дороге их повернут обратно и Восэ поведет их в ночную атаку на город. Но он молча повел их в прежнем направлении, на юг,— не к Бальджуану, а к Кангурту.
Мысль о том, чтобы вместо ночного нападения на Бальджуан двигаться к Кангурту, пришла Восэ тогда, когда он один, выйдя на берег Сурхоба, вглядывался в кромешную тьму и вслушивался в слабо доносившийся призыв муэдзина. Ему показалось рискованным начинать дело, не зная действительного положения в городе и крепости, не имея представления о силах противника. А вот Кангурт в эту ночь был наверняка пуст, все солдаты, которые собирались в нем,— теперь в Бальджуане, поэтому взять Кангурт будет легко. А взятие этого городка поднимет дух повстанцев, привлечет местное население к борьбе на стороне Восэ. Кроме того: если случится так, что наместник Гиссара Остонакул двинет свое войско на Бальджуан и ему удастся преодолеть Вахш, а затем сломить оставленный там заслоном отряд Назима, то всем гиссарцам непременно придется на пути к Бальджуану пройти Кангурт. Вот тут-то Остонакул в этом случае и напорется неожиданно на укрепившиеся и вдохновленные успехом силы повстанцев и, вполне вероятно, подвергнется разгрому.. А Мирзо Акрам. . да пусть он теперь управляется со своими разбойниками — локайцами Тугая! Как только Тугай насытится грабежами и насилием, он тотчас вернется в Куляб. В Бальджуане же местное население, выведенное из терпения, но до времени покорное своему правителю, выйдет из повиновения, восстанет, и тогда — если Восэ суждено успешно закончить поход на Кангурт — нанести поражение Мирзо Акраму и скинуть его с поста
правителя окажется не так уж трудно. Обо всем этом Восэ поведал друзьям на пути к Кангурту. Те пришли в восхищение от плана своего предводителя и, свернув от реки по тропе к перевалу Кок, двигались на Кангурт ускоренным маршем, полные веры в победу.
По дороге, возле села Кара-Камиш, Восэ приказал Ризо с двадцатью спутниками держать направление дальше на запад — к Вахшу, в Туткаул.
— Гоните лошадей, нигде не останавливайтесь,— наказал он Ризо,— пока не сомкнётесь с Назимом. Скажи ему: «Восэ приказал, если прибудут гиссарцы, дерись с ними, насколько хватит сил. Хитростью, любою уловкой не пускай их через реку! О появлении гиссарцев немедленно извести меня!»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
На берегу Вахша, у подходов к бывшему пурекскому мосту, Назим расставил двенадцать часовых, а сам с остальными людьми вернулся в Туткаул, расположенный, как мы уже знаем, не доезжая Нурека, на левом берегу реки, в. ущелье и по склонам поднимающихся над высокой скалистой террасой гор. Правый берег настолько каменист и обрывист, скалистая стена ущелья вздымается в небеса столь круто, что люди под нею не живут — на правобережье нет ни одного дома. Но река здесь, еще не достигнув теснины Пуль-и-Сангина, течет сравнительно спокойно.
Отвесная правобережная стена, столь гладкая, что кажется отполированной человеческими руками, тянется над Вахшем, в направлении к Нуреку, почти две версты, а там ущелье сжимается в узкую горловину, заставляющую реку хрипеть, клокотать, рваться из удушающей ее узости до самого раструба, где ущелье расширяется вновь и где на правобережье скалистые стены гор отступают, давая место полукруглой долине и приютившемуся в ней большому селению Нурек. За ним горы снова смыкаются. Вахш вновь входит в узость...
Большая дорога из Гиссарской долины в Бальджуан и в Куляб, миновав горные перевалы и Нурек, проходит вдоль селения Туткаул по береговой террасе, и потому все прохожие останавливаются в сельской чайной выпить зеленого чаю, передохнуть на утомительном пути.
Сразу после того, как Восэ назначил Назима амлякдаром Туткаула, сей неиспытанный в руководстве людьми и невоздержанный человек вдруг стал высокомерным и надменным, поведением, жестами, манерою говорить уподобившимся своему свергнутому предшественнику. Казалось, Назим сознательно подражает набравшимся павлиньей важности чиновникам Ховалинга и Бальджуана. Люди заметили это и, втайне посмеиваясь над своим еще недавно полуголодным, всегда оборванным земляком, подмигивали друг другу, подмечая проделки впавшего в важность приятеля.
В молодости, когда Назим был еще холостым, он любил азартные игры — в «камни», в «бараньи позвонки» и другие. Конечно, играл он тогда втихомолку, ибо амлякдары, старейшины, старосты подвергали наказаниям игроков, порою превращавшихся в неисправных плательщиков податей и налогов... Даже после женитьбы на тощей Зевар, не в силах избавиться от застарелой привычки. Назим за пазухой или за сыромятными голенищами носил игральные кости или меченые камешки. Кончалось чаще всего тем, что, проиграв одежду, или козленка, или меру пшеницы, он подвергался колким и ядовитым уколам жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Но разве в этой толпе, среди тысячи восставших против насилья, нашелся бы хоть один, который по первому зову Восэ не захотел бы идти за ним? Разве не отдали эти люди свою волю во власть Восэ?
Толпа, еще несколько минут назад унылая и пассивная, воспламенилась мгновенно. Усталости будто и не бывало. Те, у кого были лошади, кинулись к ним, вскочили в седла. Те, у кого были только палки, схватились за них так, словно это было самое грозное оружие...
Толпа сразу стала сплоченным отрядом, и отряд этот бодро, решительно двинулся вслед за Восэ.
К концу дня, уже в темноте, дошли до выхода из ущелья, остановились. Восэ с несколькими спутниками прошел вперед к берегу реки. Оба берега были спокойны. Нарушаемая только монотонным шумом воды, тишина царствовала здесь, журчанье и лепет струй лишь углубляли впечатление полного, всеохватного покоя.
По ту сторону реки, в городе, не было никакого движения, не виднелось ни единого огонька, город казался вымершим.
Но вот донесся едва слышный голос муэдзина, призывавшего к ночной молитве, только звук этого голоса свидетельствовал о том, что в городе есть люди и жизнь. Призыв кончился, и снова воцарилась глубокая тишина.
Оставив на берегу постовых, Восэ вернулся к повстанцам, отдал приказ двигаться. Все тронулись в путь.
Повстанцы были уверены, чью им предстоит, не выдавая себя, в темноте быстро перейти реку, напасть на город и крепость. Но Восэ повернул их по берегу Сурхоба к югу. Приказал — без звука, спокойно идти вдоль течения, а сам быстро опередил их и возник перед ними только километра через два, там, где заросли тала и густые деревья вплотную подступали к реке.
Здесь, под защитой деревьев, он остановил повстанцев и стал переводить всех через реку. За час все благополучно перешли на правый берег. Людям казалось ясным, что теперь по широкой правобережной дороге их повернут обратно и Восэ поведет их в ночную атаку на город. Но он молча повел их в прежнем направлении, на юг,— не к Бальджуану, а к Кангурту.
Мысль о том, чтобы вместо ночного нападения на Бальджуан двигаться к Кангурту, пришла Восэ тогда, когда он один, выйдя на берег Сурхоба, вглядывался в кромешную тьму и вслушивался в слабо доносившийся призыв муэдзина. Ему показалось рискованным начинать дело, не зная действительного положения в городе и крепости, не имея представления о силах противника. А вот Кангурт в эту ночь был наверняка пуст, все солдаты, которые собирались в нем,— теперь в Бальджуане, поэтому взять Кангурт будет легко. А взятие этого городка поднимет дух повстанцев, привлечет местное население к борьбе на стороне Восэ. Кроме того: если случится так, что наместник Гиссара Остонакул двинет свое войско на Бальджуан и ему удастся преодолеть Вахш, а затем сломить оставленный там заслоном отряд Назима, то всем гиссарцам непременно придется на пути к Бальджуану пройти Кангурт. Вот тут-то Остонакул в этом случае и напорется неожиданно на укрепившиеся и вдохновленные успехом силы повстанцев и, вполне вероятно, подвергнется разгрому.. А Мирзо Акрам. . да пусть он теперь управляется со своими разбойниками — локайцами Тугая! Как только Тугай насытится грабежами и насилием, он тотчас вернется в Куляб. В Бальджуане же местное население, выведенное из терпения, но до времени покорное своему правителю, выйдет из повиновения, восстанет, и тогда — если Восэ суждено успешно закончить поход на Кангурт — нанести поражение Мирзо Акраму и скинуть его с поста
правителя окажется не так уж трудно. Обо всем этом Восэ поведал друзьям на пути к Кангурту. Те пришли в восхищение от плана своего предводителя и, свернув от реки по тропе к перевалу Кок, двигались на Кангурт ускоренным маршем, полные веры в победу.
По дороге, возле села Кара-Камиш, Восэ приказал Ризо с двадцатью спутниками держать направление дальше на запад — к Вахшу, в Туткаул.
— Гоните лошадей, нигде не останавливайтесь,— наказал он Ризо,— пока не сомкнётесь с Назимом. Скажи ему: «Восэ приказал, если прибудут гиссарцы, дерись с ними, насколько хватит сил. Хитростью, любою уловкой не пускай их через реку! О появлении гиссарцев немедленно извести меня!»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
На берегу Вахша, у подходов к бывшему пурекскому мосту, Назим расставил двенадцать часовых, а сам с остальными людьми вернулся в Туткаул, расположенный, как мы уже знаем, не доезжая Нурека, на левом берегу реки, в. ущелье и по склонам поднимающихся над высокой скалистой террасой гор. Правый берег настолько каменист и обрывист, скалистая стена ущелья вздымается в небеса столь круто, что люди под нею не живут — на правобережье нет ни одного дома. Но река здесь, еще не достигнув теснины Пуль-и-Сангина, течет сравнительно спокойно.
Отвесная правобережная стена, столь гладкая, что кажется отполированной человеческими руками, тянется над Вахшем, в направлении к Нуреку, почти две версты, а там ущелье сжимается в узкую горловину, заставляющую реку хрипеть, клокотать, рваться из удушающей ее узости до самого раструба, где ущелье расширяется вновь и где на правобережье скалистые стены гор отступают, давая место полукруглой долине и приютившемуся в ней большому селению Нурек. За ним горы снова смыкаются. Вахш вновь входит в узость...
Большая дорога из Гиссарской долины в Бальджуан и в Куляб, миновав горные перевалы и Нурек, проходит вдоль селения Туткаул по береговой террасе, и потому все прохожие останавливаются в сельской чайной выпить зеленого чаю, передохнуть на утомительном пути.
Сразу после того, как Восэ назначил Назима амлякдаром Туткаула, сей неиспытанный в руководстве людьми и невоздержанный человек вдруг стал высокомерным и надменным, поведением, жестами, манерою говорить уподобившимся своему свергнутому предшественнику. Казалось, Назим сознательно подражает набравшимся павлиньей важности чиновникам Ховалинга и Бальджуана. Люди заметили это и, втайне посмеиваясь над своим еще недавно полуголодным, всегда оборванным земляком, подмигивали друг другу, подмечая проделки впавшего в важность приятеля.
В молодости, когда Назим был еще холостым, он любил азартные игры — в «камни», в «бараньи позвонки» и другие. Конечно, играл он тогда втихомолку, ибо амлякдары, старейшины, старосты подвергали наказаниям игроков, порою превращавшихся в неисправных плательщиков податей и налогов... Даже после женитьбы на тощей Зевар, не в силах избавиться от застарелой привычки. Назим за пазухой или за сыромятными голенищами носил игральные кости или меченые камешки. Кончалось чаще всего тем, что, проиграв одежду, или козленка, или меру пшеницы, он подвергался колким и ядовитым уколам жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122