Позор тебе и Ибодат!
Мирзо Акрам и его старшая супруга поняли, что, пока жива мать Зеби, девочку без большого скандала принести в жертву не удастся. Да и будет ли эта жертва принята — было неизвестно. И они отступились от окровавленной Рисолят и, поостыв, стали прикидывать, какие еще найти способы, чтобы привлечь к себе милостивый взор эмирского сына.
Вспомнил Мирзо Акрам, как разгорались азартом глаза бека Кермине, когда он оказывался судьею в жестокой конной игре — коалодранье: кажется, сам прыгнул бы с застеленного подушками и коврами судейского помоста в гущу сгрудившихся всадников, вырвал бы у них шкуру призового козла, вынесся бы с нею на разъяренном коне вперед, стиснув зубы и наотмашь хлеща плетью по головам настигающих... А как наливались кровью глаза правителя в разгаре соколиной охоты?
«Все так, но я тут совсем ни при чем! — подумал Мирзо Акрам, человек рыхлый, дородный, не участвовавший ни в конных играх, ни в соколиной охоте.— Был бы я, допустим, Амоном...»
Натолкнувшись мыслью на гиждуванского любителя азартных игр Амона, по прозвищу Плешивый, Мирзо Акрам вдруг оживился: да ведь сын эмира — любитель и перепелиных боев, а у Амона Плешивого, мастера по натаскиванию боевых перепелок, есть знаменитый перепел, недавно согнавший с поля боя десять своих противников. Добыть, во что бы то ни стало добыть его!
...Пустынная, знойная дорога закончилась чайным заведением на пыльном гиждуванском базаре, в том ряду, где торгуют самокрутными нитками. На пестром квадратном ковре, застилавшем глинобитные полати, люди пили не торопясь зеленый чай и поочередно посасывали камышовый мундштук чилима — медного курительного сосуда, в котором табачный дым булькает, проходя сквозь воду. Мужчина, предлагавший чилим, приняв на лету монетку, протягивал мундштук желающим.
Остановив коня, Мирзо Акрам увидел в гуще народа Амона Плешивого, в красном халате, небрежно свисающем пустым рукавом с плеча. Другой рукав, натянутый на руку, скрывал таившегося в нем, как в уютном гнезде, боевого перепела. Между узловатыми пальцами Амона чуть виднелись острые коготки и жаловидный клюв птицы.
Бай поздоровался с Амоиом, тот поднялся, прижал ладони к груди:
— Э-хе, дядюшка-бай, пожалуйста!
Фамильярное обращение резануло слух почтенного Мирзо Акрама, но когда ему было что-либо нужно, он умел но замечать лишнего. Спрыгнув с коня, он сунул повод служке, чтобы привязал коня к чахлому дереву. Чинно заняв место в кругу сидящих, Мирзо Акрам затянулся из медного сосуда табачным дымом и, медленно, с удовольствием выдохнув потерявшую синь струю, принял из рук Амопа чашку чая.
— Слышал я, Амон, что твой перепел разогнал всех боевых птиц Гиждувана. Поздравляю!
— Спасибо, дядюшка!
— Это у тебя в рукаве тот самый или другой?
— Тот, тот, дядющенька! — Подняв руку, Амон осторожно, двумя пальцами высунул головку птицы.
— Дай взгляну!
Взяв птицу из рук Амона, Мирзо Акрам тщательно ее ощупал. До сих пор богатей покупал перепелов, только чтобы жарить и есть их, а потому считал: чем птица жирней, тем лучше.
— Ах ты, живое существо! — усмехнулся он.— Что это, Амон, твой бойцовый перепел такой тощий?
— А так уж, дядя! — усмехнулся Амон Плешивый, сразу сообразив: «Ты хоть и богач, да, оказывается, дурень, показываешь себя знатоком, а ничего не смыслишь!»
— Если эту птичку захочу купить, ты продашь?
Подумав: «Зачем она ему?», Амон высказал удивление:
— Продам ли? Вы же не любитель перепелиных боев, дядюшка!
— В Кермине у меня есть один знакомый,— соврал Мирзо Акрам,— он из именитых людей. Просил: «Привези из Гиждувана хорошего перепела».
— Если так, дядя, хорошо. А сторгуемся ли? Я этого своего бойцового перепела и за сто золотых не продал бы. Но вам кто откажет? Давайте добрую цену, да будет любимая птичка моя отдана в жертву вам!
Изрядно поторговавшись, Мирзо Акрам, словно ослепнув в небывалой щедрости, вынул и, тщательно пересчитав, отдал неуступчивому Амону огромную для сего случая сумму: триста тенег! И все же Амон Плешивый, будто не желая, чтобы кто-либо другой, а не он сам мог в Кермине похвалиться победой своего перепела над всеми другими перепелами города, дал, бережно вкладывая птицу в ладони бая, лукавый совет:
— За этим перепелом с неделю, дядюшка, поухаживайте, чтобы стала пичуга жирной, а уж потом везите дарить вашему знакомому в Кермине!
При всей своей хитрости Мирзо Акрам не заметил в приторной улыбке Плешивого тайной насмешки над пустомелей-богачом, пытающимся выдать себя за знатока перепелиных боев, а потому важно ответил:
— Конечно, так и сделаю. Жирной будет!
Полный довольства, покряхтывая в седле, опальный чиновник Мирзо-кори на пути в свое селение Бустон повторял наизусть священные стихи Корана. Дома он посадил перепела в клетку и в самом деле семь дней кормил его зерном как на убой, поил без меры ключевой водою. На восьмые сутки велел оседлать коня и отправился с подарком в Кермине, к высокому правителю бекства.
В этот час, навеселе и в полном благорасположении духа, наследник эмира Абдул Ахадхан играл на тамбуре в пиршественном зале гарема, окруженный музыкантами и певцами. Когда слуга доложил хану, что из селения Бустон прибыл бывший амлякдар Мирзо Акрам, «готовый к услугам и мечтающий быть удостоенным лицезрения своего благословенного повелителя», Абдул Ахад велел допустить приезжего в зал.
Введенный слугами, Мирзо Акрам, согнувшись над прижатой к животу клеткой, просеменил босиком к беку, давшему знак музыкантам примолкнуть. Поставив клетку с перепелом на ковер, склонился, согнувшись в поясном поклоне, сделал еще два шага, потными ладонями охватил милостиво протянутую молодым беком руку, звонко чмокнул ее и смиренно вымолвил:
— Да стану я рабом вашим! Этот перепел в Гиждува не победил десять бойцовых перепелов. Ваш раб, сочтя эту птицу достойной внимания своего повелителя, купил ее у владельца и принес к стопам вашим, в чаянии, что она способна будет хоть немного послужить веселью вашему!
Распорядитель интимных пиршеств, стольничий властителя и любимый его сотрапезник бородач Яхшибек вынул перепела из клетки, дал в руки Абдул Ахаду. Тот — опытный любитель перепелиных боев — осмотрел тельце птицы, прикоснулся к коготкам, к клюву, потрогал крылья:
— Удивительно! Так разжирел! Как же он будет биться?
— Да принесет меня мой рок в жертву вам,— смиренно промолвил Мирзо Акрам,— это не сало, это все мышцы и сухожилия. Как только эту богатырскую птицу пустят биться, она всем покажет свою ловкость и силу! Если ж она не обратит в бегство самых отборных перепелов, я первый скажу: мне позор, эта птица не в счет!
Абдул Ахад так холодно взглянул на самонадеянного богача, что у того сердце упало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Мирзо Акрам и его старшая супруга поняли, что, пока жива мать Зеби, девочку без большого скандала принести в жертву не удастся. Да и будет ли эта жертва принята — было неизвестно. И они отступились от окровавленной Рисолят и, поостыв, стали прикидывать, какие еще найти способы, чтобы привлечь к себе милостивый взор эмирского сына.
Вспомнил Мирзо Акрам, как разгорались азартом глаза бека Кермине, когда он оказывался судьею в жестокой конной игре — коалодранье: кажется, сам прыгнул бы с застеленного подушками и коврами судейского помоста в гущу сгрудившихся всадников, вырвал бы у них шкуру призового козла, вынесся бы с нею на разъяренном коне вперед, стиснув зубы и наотмашь хлеща плетью по головам настигающих... А как наливались кровью глаза правителя в разгаре соколиной охоты?
«Все так, но я тут совсем ни при чем! — подумал Мирзо Акрам, человек рыхлый, дородный, не участвовавший ни в конных играх, ни в соколиной охоте.— Был бы я, допустим, Амоном...»
Натолкнувшись мыслью на гиждуванского любителя азартных игр Амона, по прозвищу Плешивый, Мирзо Акрам вдруг оживился: да ведь сын эмира — любитель и перепелиных боев, а у Амона Плешивого, мастера по натаскиванию боевых перепелок, есть знаменитый перепел, недавно согнавший с поля боя десять своих противников. Добыть, во что бы то ни стало добыть его!
...Пустынная, знойная дорога закончилась чайным заведением на пыльном гиждуванском базаре, в том ряду, где торгуют самокрутными нитками. На пестром квадратном ковре, застилавшем глинобитные полати, люди пили не торопясь зеленый чай и поочередно посасывали камышовый мундштук чилима — медного курительного сосуда, в котором табачный дым булькает, проходя сквозь воду. Мужчина, предлагавший чилим, приняв на лету монетку, протягивал мундштук желающим.
Остановив коня, Мирзо Акрам увидел в гуще народа Амона Плешивого, в красном халате, небрежно свисающем пустым рукавом с плеча. Другой рукав, натянутый на руку, скрывал таившегося в нем, как в уютном гнезде, боевого перепела. Между узловатыми пальцами Амона чуть виднелись острые коготки и жаловидный клюв птицы.
Бай поздоровался с Амоиом, тот поднялся, прижал ладони к груди:
— Э-хе, дядюшка-бай, пожалуйста!
Фамильярное обращение резануло слух почтенного Мирзо Акрама, но когда ему было что-либо нужно, он умел но замечать лишнего. Спрыгнув с коня, он сунул повод служке, чтобы привязал коня к чахлому дереву. Чинно заняв место в кругу сидящих, Мирзо Акрам затянулся из медного сосуда табачным дымом и, медленно, с удовольствием выдохнув потерявшую синь струю, принял из рук Амопа чашку чая.
— Слышал я, Амон, что твой перепел разогнал всех боевых птиц Гиждувана. Поздравляю!
— Спасибо, дядюшка!
— Это у тебя в рукаве тот самый или другой?
— Тот, тот, дядющенька! — Подняв руку, Амон осторожно, двумя пальцами высунул головку птицы.
— Дай взгляну!
Взяв птицу из рук Амона, Мирзо Акрам тщательно ее ощупал. До сих пор богатей покупал перепелов, только чтобы жарить и есть их, а потому считал: чем птица жирней, тем лучше.
— Ах ты, живое существо! — усмехнулся он.— Что это, Амон, твой бойцовый перепел такой тощий?
— А так уж, дядя! — усмехнулся Амон Плешивый, сразу сообразив: «Ты хоть и богач, да, оказывается, дурень, показываешь себя знатоком, а ничего не смыслишь!»
— Если эту птичку захочу купить, ты продашь?
Подумав: «Зачем она ему?», Амон высказал удивление:
— Продам ли? Вы же не любитель перепелиных боев, дядюшка!
— В Кермине у меня есть один знакомый,— соврал Мирзо Акрам,— он из именитых людей. Просил: «Привези из Гиждувана хорошего перепела».
— Если так, дядя, хорошо. А сторгуемся ли? Я этого своего бойцового перепела и за сто золотых не продал бы. Но вам кто откажет? Давайте добрую цену, да будет любимая птичка моя отдана в жертву вам!
Изрядно поторговавшись, Мирзо Акрам, словно ослепнув в небывалой щедрости, вынул и, тщательно пересчитав, отдал неуступчивому Амону огромную для сего случая сумму: триста тенег! И все же Амон Плешивый, будто не желая, чтобы кто-либо другой, а не он сам мог в Кермине похвалиться победой своего перепела над всеми другими перепелами города, дал, бережно вкладывая птицу в ладони бая, лукавый совет:
— За этим перепелом с неделю, дядюшка, поухаживайте, чтобы стала пичуга жирной, а уж потом везите дарить вашему знакомому в Кермине!
При всей своей хитрости Мирзо Акрам не заметил в приторной улыбке Плешивого тайной насмешки над пустомелей-богачом, пытающимся выдать себя за знатока перепелиных боев, а потому важно ответил:
— Конечно, так и сделаю. Жирной будет!
Полный довольства, покряхтывая в седле, опальный чиновник Мирзо-кори на пути в свое селение Бустон повторял наизусть священные стихи Корана. Дома он посадил перепела в клетку и в самом деле семь дней кормил его зерном как на убой, поил без меры ключевой водою. На восьмые сутки велел оседлать коня и отправился с подарком в Кермине, к высокому правителю бекства.
В этот час, навеселе и в полном благорасположении духа, наследник эмира Абдул Ахадхан играл на тамбуре в пиршественном зале гарема, окруженный музыкантами и певцами. Когда слуга доложил хану, что из селения Бустон прибыл бывший амлякдар Мирзо Акрам, «готовый к услугам и мечтающий быть удостоенным лицезрения своего благословенного повелителя», Абдул Ахад велел допустить приезжего в зал.
Введенный слугами, Мирзо Акрам, согнувшись над прижатой к животу клеткой, просеменил босиком к беку, давшему знак музыкантам примолкнуть. Поставив клетку с перепелом на ковер, склонился, согнувшись в поясном поклоне, сделал еще два шага, потными ладонями охватил милостиво протянутую молодым беком руку, звонко чмокнул ее и смиренно вымолвил:
— Да стану я рабом вашим! Этот перепел в Гиждува не победил десять бойцовых перепелов. Ваш раб, сочтя эту птицу достойной внимания своего повелителя, купил ее у владельца и принес к стопам вашим, в чаянии, что она способна будет хоть немного послужить веселью вашему!
Распорядитель интимных пиршеств, стольничий властителя и любимый его сотрапезник бородач Яхшибек вынул перепела из клетки, дал в руки Абдул Ахаду. Тот — опытный любитель перепелиных боев — осмотрел тельце птицы, прикоснулся к коготкам, к клюву, потрогал крылья:
— Удивительно! Так разжирел! Как же он будет биться?
— Да принесет меня мой рок в жертву вам,— смиренно промолвил Мирзо Акрам,— это не сало, это все мышцы и сухожилия. Как только эту богатырскую птицу пустят биться, она всем покажет свою ловкость и силу! Если ж она не обратит в бегство самых отборных перепелов, я первый скажу: мне позор, эта птица не в счет!
Абдул Ахад так холодно взглянул на самонадеянного богача, что у того сердце упало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122