Там приезжая остановилась в доме своей сестры.
Через четверо суток, как было известно в доме Мирзо Акрама, Ибодат предполагала выехать в обратный путь. Обычно Мирзо Акрам в таких случаях посылал за женой кого-либо из своих слуг. Но на сей раз он собирался поехать за женой в Бухару сам...
Этим утром он не так, как обычно, а очень хорошо, даже ласково разговаривал с Рисолят и с Зеби, пошучивал, улыбался. С ними вместе позавтракал в комнате Рисолят.
— Зеби, миленькая, я сегодня еду. Давай я свожу тебя в город, хочешь? — сказал он, поглаживая свою дочь по голове, по плечам.
Зеби с тех пор, как «узнала свой ум», не помнила, чтобы отец был так приветлив к ней, так добр. Восторженно глядя на отца, смеясь, радуясь, как могут радоваться лишь дети, она расшалилась, но отец все улыбался, и, счастливая, она подумала: «Все-таки какой он хороший, вот же как любит меня!»
А у Рисолят, охваченной чувством благодарности, даже слезы навернулись на глаза от радости. Сердце пело: «Неужели опять вернулось время моего счастья?» Женщина готова была поверить в благорасположение мужа к ней — и стоит ли гадать, почему? «Вот сейчас он смотрит на мое лицо с прежней любовью,— значит, любовь его никуда не ушла!»
— Хоть бы вы правда порадовали так нашу дочь, отец! — утерев рукавом слезы, вымолвила Рисолят. Ведь ей четырнадцать лет, а она до сих пор не видела города!.. Зеби, миленькая, встань, обними отца, поцелуй, скажи: да-да, повезите меня в крытой арбе в город, покажите мне нашу благословенную Бухару, краше которой нет в мире... Дайте мне погулять по ней!..
Девочка обняла своими нежными руками шею отца, поцеловала его в заросшее жесткими волосами лицо, была в своем счастье очаровательна, как весенний цветок.
— Да,— сказал Мирзо Акрам,— приготовь ее к отъезду.
Рисолят быстро согрела в медном кувшине воды, вымыла с кислым молоком голову Зеби, расчесала ее волосы, заплела их в тоненькие косички. Вынула из сундука и надела на девочку белое шелковое платье, зеленую бархатную жилетку, расшитую золотом плосковерхую тюбетейку. Набросила на голову, на плечи дочки новую девичью паранджу...
Мирзо Акрам велел запрячь в арбу доброго, спокойного копя и, когда арба была застлана коврами и пуховыми подушками, кряхтя вскарабкался на нее. Рядом с ним Рисолят усадила, милую доченьку, возчик, сидя верхом на коне, упершись босыми ступнями в оглобли, тронул двухколесную колымагу с места, и дорога, пыля, медленно потекла назад.
Если бы несчастная Рисолят знала... если бы она только знала!.. Она скорее согласилась бы на скоропостижную смерть — и свою и родной своей дочери...
Младшая сестра почтенной Ибодат была замужем за настоятелем одной из трехсот шестидесяти мечетей Бухары. В квартале Цои-Остона у настоятеля был дом с чистым, вымощенным кирпичом двориком. Когда арба Мирзо Акрама остановилась у дома, послышались голоса приветствий: Ибодат, ее сестра, их бабушка, тетушки приняли Зеби с шумной радостью, какой Зеби совсем не ожидала
и которой была весьма удивлена. Родственницы потащили девочку на женскую половину. Из сладкоречивых уст женщин Зеби впервые услышала похвалы своей красоте и хорошим манерам, узнала, что она не только благовоспитанна, но и умна, и достойна общего внимания. На скатерку перед ней родственницы выложили разные сорта сладкой бухарской халвы, высыпали горку забота — блестящих кристаллов сахара, леденцов.
Зеби очень понравилась ее тетушка — щеголеватая, резвая женщина, взявшаяся поиграть для девочки на двух- струнке, весело шутившая с нею. Она то и дело пощупывала Зеби то бока, то грудь, раскрывала ворот ее платья, весело приговаривала: «Твое тельце, Зеби, как персик, с которого снята кожица, нежнее я, кажется, не видела. Вся ты, миленькая, как конфетка...»
Заботливо и с добрыми пожеланиями родственницы уложили счастливую девочку спать...
На другой день Мирзо Акрам пошел на большую дворцовую площадь, как и в других больших городах Востока называемую Регистан, и с час похаживал перед воротами крепости. Прежде чем вести свой «подарок» в палаты к эмиру, Мирзо Акрам хотел увидеть кого-либо из знакомых чиновников, разузнать, какова обстановка во дворце цитадели, какое настроение у нового эмира. Не изменился ли характер Абдул Ахада с тех пор, как он стал властителем всего эмирата? Не дай бог, если он решил предать забвению свои прежние развлечения и вдруг да не одобрил бы красивый жест Мирзо-кори, не принял бы от него живой подарок, да еще осрамил бы дарителя, как в том печальном случае с перепелкой!
Даже сами высокие стены цитадели внушали робость каждому, кто приближался к воротам крепости. Но в эти дни за ворота стремились проникнуть, чтобы быть принятым эмиром, положить к его ногам богатые подарки, десятки богатеев — купцов, торговцев, барышников,„ростовщиков, провинциальных и столичных чиновников. Их великолепные халаты из парчи и адреса, их белые, зеленые и синие тюрбаны поблескивали в лучах утреннего солнца. Их конюхи, слуги, стражники в отдалении, по углам площади, по краям ее, придерживали сильных коней со сверкающей разноцветными каменьями амуницией, с переметными сумами и мешками, туго набитыми всякими ценностями, золотом, серебром. Кони и все, чем они были
навьючены, предназначались в дар эмиру — от богачей, обладателей всех чинов и степеней. Вот уже месяц, со дня восшествия на трон нового эмира, можно было каждодневно увидеть на площади такое зрелище...
Мирзо Акрам высматривал в этой толпе знакомых. И наконец узнал одного из приближенных Абдул Ахада, который был своим человеком среди его челяди в Кермине. Имени этого прислужника Мирзо Акрам не помнил, но подошел к нему, отвесив почтительный поклон, сказал, что хотел бы поговорить с ним накоротке и что был бы за такой разговор премного обязанным. Прислужник согласился, вместе они отошли в сторонку. Мирзо Акрам, как водится, расспросил прислужника о здоровье «вместилища вселенной», за которого, дескать, денно и нощно молится, потом осведомился: как можно увидеть стольничего Яхшибека, где найти его док...
— Пойдемте, я покажу,— предложил прислужник.
Юц провел Мирзо-кори в один из кварталов северной
части крепости. Здесь теперь в купленных или арендованных домах жили почти все приближенные Абдул Ахада, которых он привез с собою из Кермине. Показал Мирзо Акраму дом Яхшибека, раскрыл лад, молвил:
— А теперь вынимайте заслуженное!
Мирзо Акрам вынул из своего кошелька три теньги, протянул их, но прислужник, окинув богатея наглым взглядом, произнес весьма недовольным тоном:
— Только-то и всего вашей щедрости? А вас еще называют «известный богач»!... Эти ваши деньги отдайте вон тому разносчику табачной сосалочки и сделайте из нее одну затяжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Через четверо суток, как было известно в доме Мирзо Акрама, Ибодат предполагала выехать в обратный путь. Обычно Мирзо Акрам в таких случаях посылал за женой кого-либо из своих слуг. Но на сей раз он собирался поехать за женой в Бухару сам...
Этим утром он не так, как обычно, а очень хорошо, даже ласково разговаривал с Рисолят и с Зеби, пошучивал, улыбался. С ними вместе позавтракал в комнате Рисолят.
— Зеби, миленькая, я сегодня еду. Давай я свожу тебя в город, хочешь? — сказал он, поглаживая свою дочь по голове, по плечам.
Зеби с тех пор, как «узнала свой ум», не помнила, чтобы отец был так приветлив к ней, так добр. Восторженно глядя на отца, смеясь, радуясь, как могут радоваться лишь дети, она расшалилась, но отец все улыбался, и, счастливая, она подумала: «Все-таки какой он хороший, вот же как любит меня!»
А у Рисолят, охваченной чувством благодарности, даже слезы навернулись на глаза от радости. Сердце пело: «Неужели опять вернулось время моего счастья?» Женщина готова была поверить в благорасположение мужа к ней — и стоит ли гадать, почему? «Вот сейчас он смотрит на мое лицо с прежней любовью,— значит, любовь его никуда не ушла!»
— Хоть бы вы правда порадовали так нашу дочь, отец! — утерев рукавом слезы, вымолвила Рисолят. Ведь ей четырнадцать лет, а она до сих пор не видела города!.. Зеби, миленькая, встань, обними отца, поцелуй, скажи: да-да, повезите меня в крытой арбе в город, покажите мне нашу благословенную Бухару, краше которой нет в мире... Дайте мне погулять по ней!..
Девочка обняла своими нежными руками шею отца, поцеловала его в заросшее жесткими волосами лицо, была в своем счастье очаровательна, как весенний цветок.
— Да,— сказал Мирзо Акрам,— приготовь ее к отъезду.
Рисолят быстро согрела в медном кувшине воды, вымыла с кислым молоком голову Зеби, расчесала ее волосы, заплела их в тоненькие косички. Вынула из сундука и надела на девочку белое шелковое платье, зеленую бархатную жилетку, расшитую золотом плосковерхую тюбетейку. Набросила на голову, на плечи дочки новую девичью паранджу...
Мирзо Акрам велел запрячь в арбу доброго, спокойного копя и, когда арба была застлана коврами и пуховыми подушками, кряхтя вскарабкался на нее. Рядом с ним Рисолят усадила, милую доченьку, возчик, сидя верхом на коне, упершись босыми ступнями в оглобли, тронул двухколесную колымагу с места, и дорога, пыля, медленно потекла назад.
Если бы несчастная Рисолят знала... если бы она только знала!.. Она скорее согласилась бы на скоропостижную смерть — и свою и родной своей дочери...
Младшая сестра почтенной Ибодат была замужем за настоятелем одной из трехсот шестидесяти мечетей Бухары. В квартале Цои-Остона у настоятеля был дом с чистым, вымощенным кирпичом двориком. Когда арба Мирзо Акрама остановилась у дома, послышались голоса приветствий: Ибодат, ее сестра, их бабушка, тетушки приняли Зеби с шумной радостью, какой Зеби совсем не ожидала
и которой была весьма удивлена. Родственницы потащили девочку на женскую половину. Из сладкоречивых уст женщин Зеби впервые услышала похвалы своей красоте и хорошим манерам, узнала, что она не только благовоспитанна, но и умна, и достойна общего внимания. На скатерку перед ней родственницы выложили разные сорта сладкой бухарской халвы, высыпали горку забота — блестящих кристаллов сахара, леденцов.
Зеби очень понравилась ее тетушка — щеголеватая, резвая женщина, взявшаяся поиграть для девочки на двух- струнке, весело шутившая с нею. Она то и дело пощупывала Зеби то бока, то грудь, раскрывала ворот ее платья, весело приговаривала: «Твое тельце, Зеби, как персик, с которого снята кожица, нежнее я, кажется, не видела. Вся ты, миленькая, как конфетка...»
Заботливо и с добрыми пожеланиями родственницы уложили счастливую девочку спать...
На другой день Мирзо Акрам пошел на большую дворцовую площадь, как и в других больших городах Востока называемую Регистан, и с час похаживал перед воротами крепости. Прежде чем вести свой «подарок» в палаты к эмиру, Мирзо Акрам хотел увидеть кого-либо из знакомых чиновников, разузнать, какова обстановка во дворце цитадели, какое настроение у нового эмира. Не изменился ли характер Абдул Ахада с тех пор, как он стал властителем всего эмирата? Не дай бог, если он решил предать забвению свои прежние развлечения и вдруг да не одобрил бы красивый жест Мирзо-кори, не принял бы от него живой подарок, да еще осрамил бы дарителя, как в том печальном случае с перепелкой!
Даже сами высокие стены цитадели внушали робость каждому, кто приближался к воротам крепости. Но в эти дни за ворота стремились проникнуть, чтобы быть принятым эмиром, положить к его ногам богатые подарки, десятки богатеев — купцов, торговцев, барышников,„ростовщиков, провинциальных и столичных чиновников. Их великолепные халаты из парчи и адреса, их белые, зеленые и синие тюрбаны поблескивали в лучах утреннего солнца. Их конюхи, слуги, стражники в отдалении, по углам площади, по краям ее, придерживали сильных коней со сверкающей разноцветными каменьями амуницией, с переметными сумами и мешками, туго набитыми всякими ценностями, золотом, серебром. Кони и все, чем они были
навьючены, предназначались в дар эмиру — от богачей, обладателей всех чинов и степеней. Вот уже месяц, со дня восшествия на трон нового эмира, можно было каждодневно увидеть на площади такое зрелище...
Мирзо Акрам высматривал в этой толпе знакомых. И наконец узнал одного из приближенных Абдул Ахада, который был своим человеком среди его челяди в Кермине. Имени этого прислужника Мирзо Акрам не помнил, но подошел к нему, отвесив почтительный поклон, сказал, что хотел бы поговорить с ним накоротке и что был бы за такой разговор премного обязанным. Прислужник согласился, вместе они отошли в сторонку. Мирзо Акрам, как водится, расспросил прислужника о здоровье «вместилища вселенной», за которого, дескать, денно и нощно молится, потом осведомился: как можно увидеть стольничего Яхшибека, где найти его док...
— Пойдемте, я покажу,— предложил прислужник.
Юц провел Мирзо-кори в один из кварталов северной
части крепости. Здесь теперь в купленных или арендованных домах жили почти все приближенные Абдул Ахада, которых он привез с собою из Кермине. Показал Мирзо Акраму дом Яхшибека, раскрыл лад, молвил:
— А теперь вынимайте заслуженное!
Мирзо Акрам вынул из своего кошелька три теньги, протянул их, но прислужник, окинув богатея наглым взглядом, произнес весьма недовольным тоном:
— Только-то и всего вашей щедрости? А вас еще называют «известный богач»!... Эти ваши деньги отдайте вон тому разносчику табачной сосалочки и сделайте из нее одну затяжку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122