.. А, беды нет,— продай все это!.. Лучше же, чем попасть в тюрьму. Ты мангытов проклятых знаешь, от них, змей, никуда не денешься, уж если взялись за тебя, откупись!
Тут Гулизор внесла в домик разогретую похлебку, ушла. Восэ стал есть.
— Скажи, муж: продав все, что есть в сундуке, от зла откупиться нам денег хватит?
. Восэ с чувством благодарности положил руку на плечо жены:
— Хватит или не хватит, мы не тронем приданого нашей дочери, душенька ты моя! Приданое собирают на счастье дочери, а не для продажи в черный день. И твои новые сапожки с калошами так твоими и будут!
Аноргуль, доложив голову на колени мужа, вымолвила с тревогой:
— Тогда твой долг, этот взыск, чем покроешь? Знай, я не позволю продать мою телку-трехлеточку. У нас ведь и малые дети есть!..
Восэ промолчал. Рука его на плече Аноргуль, прижавшейся к его коленям, лучше слов передавала их полные любви чувства. Так они оба? в единящем их молчании сидели долго. Потом встали, пошли па внутренний двор, в комнату Аноргуль. Восэ чувствовал: тяжкий груз его забот стал как будто легче. Простые слова жены, ее удивительная душевность, ласкающая сердце Восэ, всегда укрепляли в нем веру в жизнь, возвращали хорошее наст- роение..«
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Стучит пест, скрипит ступа маслобойни. Однообразные, размеренные звуки делают еще более глубокой обступившую Восэ тишину. Аноргуль и Гулизор, уйдя в сад присмотреть за телкою и козой с козлятами, собирают хъедобную траву, чтоб испечь пирожки. В доме тихо и пусто. Стучит пест, скрипит ступа. В полутьме, вертя
маслобойку, ходит по кругу бык с завязанными глазами, Восэ сбивает масло, гонит его, но все думы его об одном: как, откуда добыть деньги для проклятого взыска?.. Продать своего коня? Нет, остаться без лошади нехорошо. Продать этого быка? Но тогда придется закрыть маслобойку — источник пропитания всей семьи!.. Продать сад?., Или не продать, а хотя бы заложить,— сад, или дом, или землю, взять под проценты деньги у какого-нибудь ростовщика? Но такой долг был бы в сто раз худшим бедствием, чем взыскание, наложенное амлякдаром, так как постепенно сделал бы должника нищим, собирающим милостыню для покупки савана...
Проклят будь этот злокозненный Джобир! Нужно же было связаться, взять за грудки этого подлеца!.. Если поразмыслить — может быть, и не нужно было... Но, с другой стороны, как мог Восэ не схватить Джобира — ведь всех, мерзавец, извел, на малых и старых лает, как остервенелый пес, всех кусает!..
Размышления Восэ прервал скрип ворот, Восэ услышал чьи-то шаги. Нет, это не Аноргуль с детьми. Может быть, это Касым, оседлавший утром коня Восэ и уехавший верхом на мельницу?
Но за открытой дверью маслобойни Восэ увидел шедшего к нему высокорослого мужчину с прямыми, как два кинжала, усами. За поясом моталась плеть. «Вот тебе раз, и в уголке моих мыслей этого человека не было. Это же Сайд Али из Зувайра!»
. Гость вошел прямиком в маслобойню, протянул Восэ обе руки, усмехнулся, открыв ряд великолепных белых зубов:
— Не предполагал, что приду к тебе? Путь мой лежал через это ущелье, заеду-ка, решил я, повидаю Восэ... Жив-здоров?
Восэ хотел усадить гостя под платаном, но тот не согласился:
— Не беспокойся! Чем плохо здесь,— укромное, хорошее место! Посижу, поболтаю с тобой и поеду. Лошадь я привязал за воротами!
«Зачем ему понадобилось укромное место?» — подумал Восэ, усаживая гостя на козью шкуру возле двери и садясь напротив него.
Они не были близко знакомы, но — то тут, то там — встречались но раз. Бывая на разных праздничных сборищах, Восэ не однажды участвовал в азартной конной игре — козлодранье,— без какой ни одно празднество в здешних краях не обходится. Сайд Али был известным игроком, частенько бросал к ногам судьи призового козла... С тех пор как Сайда Али — месяца два назад — постигла большая беда, он как в пропасть провалился — исчез и никому в окрестных селениях не показывался. Всем было известно, что за беда навалилась на Сайда Али, но кто и чем мог бы ему помочь в государстве, в котором не было и нет справедливости?.. Знаменитым был чудесный сад на пустынном, каменистом склоне горы Чаган, выращенный как оазис в песках Саидом Али, но за полдня в рлобе своей истребил этот сад властительный чиновник — «главный хранитель высокого порога бека» Давлят,— истребил, уничтожил, показав себя этаким новоявленным Чингисханом...
Впрочем, о том, с каким садом Сайда Али и что именно произошло на горе Чаган, вблизи селения Зувайр,— мы расскажем читателю в другой главе этой книги, а здесь пока отвлекаться от беседы Сайда Али с Восэ не будем...
— Почему тебя не видно, Сайд Али?
— Я из Зувайра переехал в Боги-Загон. Зувайр стал для меня поганым местом.
— Родина никому не бывает поганым местом!
— Клянусь великим господом, место, на которое ступила нога главного хранителя высокого порога эмира,—а поганое!
— Слушай, Сайд Али! Чиновник может быть столбом, но никакой чиновник не бывает столпом, держащим небо! В один прекрасный день и этот эмирский насильник воевода Давлят умрет. А твое селение останется на прежнем, родимом для тебя месте.
— Плохой скоро не умирает! Сперва нескольким хорошим голову отъест.
— И то верно!.. Так ты, значит, перебрался в Боги- Загон? А что там делаешь?
— С вершины горы камни собрал. Распахал макушку вершины, на дожди надеясь, засеял. А кроме того... подыскал себе пять-шесть надежных друзей, с ними... скрывать от тебя не хочу — по горам и ущельям хожу... во время и во безвременье..
Восэ, слушая, опустил голову, —
Недавно, на дороге Ховалинг — Сари-Хосор было два случая ограбления местных богатеев, взяли у них деньги и вещи. Другой раз, между Оксу и Сари-Хосором, неизвестные грабители напали на сборщика налогов, похитили собранные с крестьян деньги... В разговорах селян между собой о том, кто мог быть разбойником, упоминалось имя Сайда Али, но Восэ, знавший его как человека честного и достойного, не поверил тем слухам. А вот сейчас... Неужели правда?
— Сайд Али, сборщика налогов на Оксу ты ограбил?
Погладив усы, Сайд Али прямо и честно глянул Восэ в глаза:
— Не спрашивай, Восэ!
«Там, где ясно, нет нужды рассказывать!» — поговоркой ответил себе Восэ. Благорасположение к Сайду Али у него сразу пропало, разговор стал натужным. Сайд Али, однако, ничуть не смутился, сам перешел к вопросам:
— Я слышал, управитель тебя обидел? Какое взыскание наложил?
— Сто монет,—нехотя ответил Восэ.
— Дашь?
— А какой иной выход?
— Из-за чего началась ссора?
— Слышал, наверное, сам знаешь.
— Соглядатая-сборщика побил?
Восэ не нашел нужным ответить. Сайд Али усмехнулся:
— Хорошо сделал! Клянусь богом великим, мангытов и их прихлебателей бить, убивать, уничтожать надо, нет другого им наказания!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Тут Гулизор внесла в домик разогретую похлебку, ушла. Восэ стал есть.
— Скажи, муж: продав все, что есть в сундуке, от зла откупиться нам денег хватит?
. Восэ с чувством благодарности положил руку на плечо жены:
— Хватит или не хватит, мы не тронем приданого нашей дочери, душенька ты моя! Приданое собирают на счастье дочери, а не для продажи в черный день. И твои новые сапожки с калошами так твоими и будут!
Аноргуль, доложив голову на колени мужа, вымолвила с тревогой:
— Тогда твой долг, этот взыск, чем покроешь? Знай, я не позволю продать мою телку-трехлеточку. У нас ведь и малые дети есть!..
Восэ промолчал. Рука его на плече Аноргуль, прижавшейся к его коленям, лучше слов передавала их полные любви чувства. Так они оба? в единящем их молчании сидели долго. Потом встали, пошли па внутренний двор, в комнату Аноргуль. Восэ чувствовал: тяжкий груз его забот стал как будто легче. Простые слова жены, ее удивительная душевность, ласкающая сердце Восэ, всегда укрепляли в нем веру в жизнь, возвращали хорошее наст- роение..«
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Стучит пест, скрипит ступа маслобойни. Однообразные, размеренные звуки делают еще более глубокой обступившую Восэ тишину. Аноргуль и Гулизор, уйдя в сад присмотреть за телкою и козой с козлятами, собирают хъедобную траву, чтоб испечь пирожки. В доме тихо и пусто. Стучит пест, скрипит ступа. В полутьме, вертя
маслобойку, ходит по кругу бык с завязанными глазами, Восэ сбивает масло, гонит его, но все думы его об одном: как, откуда добыть деньги для проклятого взыска?.. Продать своего коня? Нет, остаться без лошади нехорошо. Продать этого быка? Но тогда придется закрыть маслобойку — источник пропитания всей семьи!.. Продать сад?., Или не продать, а хотя бы заложить,— сад, или дом, или землю, взять под проценты деньги у какого-нибудь ростовщика? Но такой долг был бы в сто раз худшим бедствием, чем взыскание, наложенное амлякдаром, так как постепенно сделал бы должника нищим, собирающим милостыню для покупки савана...
Проклят будь этот злокозненный Джобир! Нужно же было связаться, взять за грудки этого подлеца!.. Если поразмыслить — может быть, и не нужно было... Но, с другой стороны, как мог Восэ не схватить Джобира — ведь всех, мерзавец, извел, на малых и старых лает, как остервенелый пес, всех кусает!..
Размышления Восэ прервал скрип ворот, Восэ услышал чьи-то шаги. Нет, это не Аноргуль с детьми. Может быть, это Касым, оседлавший утром коня Восэ и уехавший верхом на мельницу?
Но за открытой дверью маслобойни Восэ увидел шедшего к нему высокорослого мужчину с прямыми, как два кинжала, усами. За поясом моталась плеть. «Вот тебе раз, и в уголке моих мыслей этого человека не было. Это же Сайд Али из Зувайра!»
. Гость вошел прямиком в маслобойню, протянул Восэ обе руки, усмехнулся, открыв ряд великолепных белых зубов:
— Не предполагал, что приду к тебе? Путь мой лежал через это ущелье, заеду-ка, решил я, повидаю Восэ... Жив-здоров?
Восэ хотел усадить гостя под платаном, но тот не согласился:
— Не беспокойся! Чем плохо здесь,— укромное, хорошее место! Посижу, поболтаю с тобой и поеду. Лошадь я привязал за воротами!
«Зачем ему понадобилось укромное место?» — подумал Восэ, усаживая гостя на козью шкуру возле двери и садясь напротив него.
Они не были близко знакомы, но — то тут, то там — встречались но раз. Бывая на разных праздничных сборищах, Восэ не однажды участвовал в азартной конной игре — козлодранье,— без какой ни одно празднество в здешних краях не обходится. Сайд Али был известным игроком, частенько бросал к ногам судьи призового козла... С тех пор как Сайда Али — месяца два назад — постигла большая беда, он как в пропасть провалился — исчез и никому в окрестных селениях не показывался. Всем было известно, что за беда навалилась на Сайда Али, но кто и чем мог бы ему помочь в государстве, в котором не было и нет справедливости?.. Знаменитым был чудесный сад на пустынном, каменистом склоне горы Чаган, выращенный как оазис в песках Саидом Али, но за полдня в рлобе своей истребил этот сад властительный чиновник — «главный хранитель высокого порога бека» Давлят,— истребил, уничтожил, показав себя этаким новоявленным Чингисханом...
Впрочем, о том, с каким садом Сайда Али и что именно произошло на горе Чаган, вблизи селения Зувайр,— мы расскажем читателю в другой главе этой книги, а здесь пока отвлекаться от беседы Сайда Али с Восэ не будем...
— Почему тебя не видно, Сайд Али?
— Я из Зувайра переехал в Боги-Загон. Зувайр стал для меня поганым местом.
— Родина никому не бывает поганым местом!
— Клянусь великим господом, место, на которое ступила нога главного хранителя высокого порога эмира,—а поганое!
— Слушай, Сайд Али! Чиновник может быть столбом, но никакой чиновник не бывает столпом, держащим небо! В один прекрасный день и этот эмирский насильник воевода Давлят умрет. А твое селение останется на прежнем, родимом для тебя месте.
— Плохой скоро не умирает! Сперва нескольким хорошим голову отъест.
— И то верно!.. Так ты, значит, перебрался в Боги- Загон? А что там делаешь?
— С вершины горы камни собрал. Распахал макушку вершины, на дожди надеясь, засеял. А кроме того... подыскал себе пять-шесть надежных друзей, с ними... скрывать от тебя не хочу — по горам и ущельям хожу... во время и во безвременье..
Восэ, слушая, опустил голову, —
Недавно, на дороге Ховалинг — Сари-Хосор было два случая ограбления местных богатеев, взяли у них деньги и вещи. Другой раз, между Оксу и Сари-Хосором, неизвестные грабители напали на сборщика налогов, похитили собранные с крестьян деньги... В разговорах селян между собой о том, кто мог быть разбойником, упоминалось имя Сайда Али, но Восэ, знавший его как человека честного и достойного, не поверил тем слухам. А вот сейчас... Неужели правда?
— Сайд Али, сборщика налогов на Оксу ты ограбил?
Погладив усы, Сайд Али прямо и честно глянул Восэ в глаза:
— Не спрашивай, Восэ!
«Там, где ясно, нет нужды рассказывать!» — поговоркой ответил себе Восэ. Благорасположение к Сайду Али у него сразу пропало, разговор стал натужным. Сайд Али, однако, ничуть не смутился, сам перешел к вопросам:
— Я слышал, управитель тебя обидел? Какое взыскание наложил?
— Сто монет,—нехотя ответил Восэ.
— Дашь?
— А какой иной выход?
— Из-за чего началась ссора?
— Слышал, наверное, сам знаешь.
— Соглядатая-сборщика побил?
Восэ не нашел нужным ответить. Сайд Али усмехнулся:
— Хорошо сделал! Клянусь богом великим, мангытов и их прихлебателей бить, убивать, уничтожать надо, нет другого им наказания!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122