— Говори дальше, — сказал Отто.
— То, что готовится, достойно Империи, а не моего народа.
— И тебя это тревожит?
— Да, господин.
— Ты можешь говорить?
— Нет, господин.
— Говори! — вскричал Юлиан.
— Нет, голый раб, — прошипела она.
— Ты еще узнаешь вкус хлыста, принцесса, — пригрозил Юлиан.
— Пес!
— Я свяжу тебе руки за спиной и заставлю тебя мучиться и кричать, как рабыню!
— Ты не смеешь! — взвизгнула она. Юлиан шагнул к ней, взяв наручники.
— Нет, — сурово сказал Отто. Юлиан в гневе остановился.
— Будь ты моей рабыней, ты бы быстро смирилась с собственной участью!
Она отодвинулась к самой стене шатра.
— Нет, — сказал Отто. — Она свободна.
Юлиан раздраженно отвернулся.
— Давайте спать, — предложил Отто, поднял колпак фонаря и задул пламя.
— Господин! — позвала она поздно ночью.
— Что? — откликнулся Отто.
— Вы хотите женщину, господин?
— Ты свободна.
— Но завтра утром вы умрете!
— Ты свободна.
— Да, господин.
Глава 10
— Узнаем предзнаменование! — объявил Ортог с помоста.
Оделась в своем шатре и появилась во всем великолепии королевских варварских одежд, расшитых золотой нитью и богато украшенных драгоценными камнями.
Двое мужчин, которые поставили сосуд на накрытую тканью поверхность козел, удалились.
Две прислужницы сняли крышку сосуда. Отто огляделся. На поляне было столько же воинов, сколько вчера в шатре; он различал знакомые лица посыльных, воинов, торговцев, гостей, свободных мужчин и женщин.
На помосте рядом с Ортогом стояли его оруженосец, писец и несколько приближенных. Гундлихт и Хендрикс расположились справа от помоста.
Жрицы принесли длинную палку, сунули ее в сосуд и принялись помешивать жидкость. Когда палку вынули, с нее закапала свежая, яркая кровь. Толпа вскрикнула.
— Почему она остается жидкой? — удивился Отто. — Она обычно запекается и твердеет.
— К ней подмешали химикаты, — раздраженно отозвался Юлиан.
— Что такое «химикаты»?
— Такие вещества — железо, соль и так далее. Их великое множество.
Отто промолчал. Он вырос в деревне, и многие слова были ему непонятны.
— Мы так беспомощны! — вдруг раздраженно пробормотал Юлиан и тряхнул золотыми цепями на наручниках, охвативших его запястья. Несколько людей повернулись к нему, и Юлиан прикусил губу.
Геруна тоже повернулась, оглядела Юлиана и гордо вскинула головку.
— Интересно, попробует ли Ортог связаться с имперским флотом и предложить тебя в обмен на выкуп? — вслух размышлял Отто.
— Не думай обо мне, — перебил его Юлиан.
— Конечно, он выждет время, — дальше рассуждал Отто. — Все будет сделано через посредников — Ортог не захочет раскрывать свое убежище.
— Подумай лучше о себе, друг, — сказал Юлиан.
— Интересно, дошло ли твое сообщение с Варны?
— Вероятно, нет.
— Имперский флот наверняка должен быть в этом квадранте, — сказал Отто.
— Это еще неизвестно.
— У экипажа «Аларии» было достаточно времени, чтобы послать сигналы бедствия.
— Мы находимся далеко от того места, где погибла «Алария», — возразил Юлиан.
— Но ты послал сообщение с Варны, — напомнил Отто.
— Кажется, оно не дошло.
— Принесите покрывало, — приказала Гута жрицам, — простой кусок ткани, ничем не отличающийся от других.
Покрывало принесли. Оно и в самом деле выглядело как обычный кусок ткани.
— Вы хотите проверить ткань, господин? — обратилась Гута к Ортогу.
— Нет, госпожа, — ответил тот.
Гута взяла покрывало за углы и показала толпе. Величина покрывала составляла не менее двух квадратных футов.
— Я бы хотел проверить его, — сказал Отто.
— Ты не заметил бы ничего необычного, — вздохнул Юлиан.
— Здесь много рабынь, — проговорил Отто. Это было верно. Прежде, в большом шатре у помоста было приковано только три рабыни — три блондинки, взятые в плен на «Аларии», те, которые в прежней жизни, теперь уже забытой, были гражданками Империи. А сейчас на поляне находилось сорок-пятьдесят рабынь, стоящих на коленях со скованными за спиной руками в первом ряду зрителей, перед толпой.
— Да, — согласился Юлиан. — Но самая красивая из них стоит на помосте.
— Она свободна, — напомнил ему Отто.
— Она красивая самка, — с восхищением проговорил Юлиан, уставясь на Геруну.
Та поспешно отвела глаза.
— Да, — кивнул Отто.
— Тебе не кажется, что из нее получилась бы отличная рабыня?
— Согласен. Она была бы отменно хороша.
— Смотри, — указал Юлиан, — вон где теперь ее одежда и побрякушки.
— Вижу, — подтвердил Отто.
В самом деле, теперь все эти вещи красовались на рабынях — на каждой была частица богатого убора, некогда входившего в королевское одеяние Геруны на «Аларии». Одежда была изрезана так, что теперь вся состояла из лохмотьев и длинных лент.
У подножия помоста, слева от него, были прикованы три блондинки — так называемые «рабыни для показа», бывшие гражданки Империи, обращенные в рабство на корабле «Алария». Они были одеты так, как обычно варвары наряжали рабынь. У одной на левой щиколотке, там, где обычно рабыни носили ножные браслеты с опознавательными знаками, была привязана полоска ткани, отрезанная от одежды принцессы Геруны. У другой такая лента, попросту оторванная от подола платья принцессы, была обмотана вокруг шеи, поверх ошейника. На третьей рабыне клок платья охватывал левое предплечье. Всем им достались и украшения, которые некогда носила Геруна — браслеты, надетые поверх наручников, ожерелья на шеях, под зачесанными вверх и соблазнительно уложенными волосами. Волос женщинам не подстригали со времени их пленения. У рабынь длинные волосы ценились, поскольку это было не только красиво, но и позволяло менять прически или использовать волосы в более интимных целях. Кроме того, в некоторых случаях их можно было использовать в качестве веревок. Обрезание волос или сбривание их считалось наказанием. Конечно, все зависело от того, к какой работе готовили женщину. Длинные волосы были ни к чему, если ей приходилось чистить конюшни. Длина, вид, ухоженность волос рабыни — все это зависело от воли хозяина. Рабыня должна была следить за ними так, чтобы угодить хозяину, и не имела права менять прическу без его разрешения. Точно так же обстояло дело с гривами и хвостами лошадей.
— Как стыдно, должно быть, Геруне видеть свою одежду и украшения на рабынях, — заметил Отто.
— Да, — одобрительно кивнул Юлиан.
— Неужели тебе не жаль ее?
— Она свободна, и я свободный человек — в этом смысле я, конечно, испытываю жалость, — ответил Юлиан. — Но если бы она была рабыней, мне ни к чему было бы жалеть ее.
— Да, тогда ее никто не стал бы жалеть, — согласился Отто.
— Тогда она стала бы просто рабыней.
— Да.
— Смотрите, господин, — провозгласила Гута, — я погружаю в священную кровь, кровь истины, белое, ничем не оскверненное покрывало и призываю десять тысяч богов тимбри изъявить свою волю и показать нам знак!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76