Тем временем появился еще один катер. Люди пытались бежать. В желтых ширмах появлялось все больше дыр с обугленными краями. Снаружи виднелись вооруженные воины. Рабыни визжали. Некоторые упали, запутавшись в цепях. Мужчины хрипло ругались. Они натыкались друг на друга и отталкивали людей с дороги. Многих сбили с ног. Отто схватил Юлиана за плечо и швырнул на землю — заряды пролетали низко над землей, но не касались ее. Над поляной появилось уже несколько небольших круглых катеров. Геруна застыла на помосте, ее одежда развевалась. Вокруг нее летели щепки, один край помоста загорелся. Юлиан высвободился из рук Отто и почти ползком, волоча за собой цепи, пробрался к помосту.
— Не смей касаться меня! — закричала Геруна, когда Юлиан стащил ее за помост и свалил на землю под его прикрытие. Здесь спрятались и три белокурых рабыни, сейчас беспомощно суетившиеся в дыму. Сюда же удалось пробраться и нескольким воинам. Те, кто бежал в сторону запада, вскоре попали под прицельный огонь. Ортог стоял на помосте с револьвером в руке и стрелял по катерам. Никто не отвечал на его выстрелы.
— Вот еще катер! — закричал кто-то испуганно. Стрельба усилилась. Отто пробрался за помост, к Юлиану.
— Все пропало, — сказал он.
Воины стреляли в воздух, а круглых катеров над поляной становилось все больше.
— У кого ключи от твоих цепей? — спросил Отто.
Юлиан огляделся, дергая прочные цепи.
— Где же они… Вот! Вот у этого! — Юлиан указал на труп одного из слуг Ортога. Отто подполз к трупу, подтащил его поближе к помосту и разорвал мешок у пояса. Через минуту Юлиан был освобожден от оков.
— Мы должны бежать, — сказал Отто.
— Я не уйду без нее, — кивнул Юлиан в сторону Геруны.
Она изумленно уставилась на него.
— Я тебе нравлюсь?
— Об этом ты узнаешь, когда получишь хорошую порку, — зло воскликнул Юлиан.
— Пес! — заплакала она в бессильной ярости.
— Бежим! — крикнул Отто, хватая Юлиана за руку.
— Бесполезно, — отозвался кто-то из мужчин. — Мы окружены.
На почерневшем, разбитом помосте стоял один Ортог. Изрыгая проклятия, он стрелял по катерам из револьвера, но на его выстрелы никто не отвечал. Выругавшись, Ортог отшвырнул разряженный револьвер.
На поляне все воины уже побросали оружие и застыли с поднятыми руками.
Многие рабыни стояли на коленях, умоляющим жестом протягивая руки к катерам и опустив головы. Рабыни со связанными за спиной руками тоже стояли на коленях, уткнувшись головами в землю, надеясь на пощаду и выражая покорность еще неизвестному победителю.
— Рабыни, выходите, — позвал один из воинов с поднятыми руками.
Все рабыни, спрятавшиеся за помостом, вышли на середину площадки. Три прикованных блондинки с плачем заняли свое место у помоста. Цепь не позволяла им уйти дальше. Ортог стоял на помосте один.
Отто и Юлиан вышли на площадку и прошли на ее середину. Отто не поднял рук, но он был безоружен и стоял на виду у катеров. Очевидно, он не собирался оказывать сопротивления.
— Не поднимай руки, — сказал он Юлиану. — Мы не такие, как все, и хотим, чтобы это было понятно.
Стрельба утихла. На поляне стояли рабыни, жрицы, прислужницы, воины. Большинство людей, за исключением Ортога, Отто и Юлиана, держало руки поднятыми.
Они были окружены. Через дыры в желтом шелке ширм они видели снаружи множество вооруженных воинов.
Потом над поляной мелькнул и медленно опустился еще один катер. Он приблизился к центру поляны и завис в двадцати футах над землей. На носу катера, положив руки на поручни, стоял крупный мужчина.
— Это Аброгастес, — сказал кто-то, — правитель дризриаков.
Глава 11
Мужчины отступили назад. Их крик трудно описать, но он был из тех, какие не скоро забываются. Он был слишком кратким, чтобы выражать испуг. Услышанный ими звук не был похож на свист лезвия, рассекающего затылок, шею, а затем с еле слышным, хрустким звуком вонзающегося в дерево.
Этот звук был более грубым.
Он скорее походил на звук топора, который взяли двумя руками и с размаху опустили на поваленное бревно. Еще больше он напоминал внезапные удары по двум разным, положенным друг на друга предметам. Это также мог быть звук раздавленной виноградной кисти, хруст разваленной на две половины тыквы или дыни, когда нож входит не в жесткий материал, а в сочную мякоть. Его можно сравнить и со звуком материала между инструментом и основой. При этом появляются осколки, материал образует защиту от разлетающихся щепок дерева, сопровождающих удар. Конечно, основу необходимо обливать водой после каждого удара — так, чтобы мелкие кусочки дерева уносили мощные струи. Мастеровой в огромном кожаном фартуке настороженно стоит перед объектом своей работы. Из раны его жертвы вылетает тугая струя крови, иногда она бьет на расстояние нескольких футов. Нельзя наблюдать за объектом, не будучи забрызганным кровью. Иногда мастеровой на время бывает ослеплен брызгами и вынужден стирать их тыльной стороной ладони. Ориентация на объект зависит от того, как лезвие насажено на рукоятку. Если в руках у мастерового топор, то он должен стоять просто сбоку, причем каждый мастер в этом деле имеет излюбленную сторону — левую или правую. Обычно мастеровые становятся впереди объекта, а не позади его — такое расположение обеспечивает лучшее качество работы. Удар может быть более и менее точным. Звук, следует сказать, тоже зависит от того, насколько лезвие напоминает топор. Но, это уже менее интересно. Вся суть состоит как раз в том, чтобы при подобной работе соблюдалась достаточная грубость. Но никто не упрекает здесь мастеровых в грубости или зверстве, боясь увлечься оценками. Моя цель — не хвалить или ругать, а просто говорить о том, что произошло. Есть предположение, что тесло использовали для таких совершенно, на первый взгляд, не подходящих целей, только потому, что оно не считалось оружием. Действительно, обычно тесло бывало тупее лезвия оружия. Умереть от оружия считалось у воинов почетом. В самом деле, многие из них были убеждены, что кончить жизнь таким образом не только почетно, но и достойно, и что погибшие от оружия — любимцы богов войны, например Крагона, что этих людей ждет дорога в шатры других миров, где они смогут пировать и сражаться, сколько их душе угодно, до конца вечности, пока звезды не остынут, а планеты не опустеют. В смерти от тесла не было ничего достойного. Тесло было не оружием, а инструментом. Его держали в руках не воины, а мастеровые. Как можно было надеяться попасть в дальние миры после такой позорной и недостойной казни? Разве копье Крагона не преградит такому несчастному путь туда? Самое большее, на что может надеяться погибший от тесла — увидеть свет дальних миров издалека, на миг оторвавшись от тяжкой работы во мраке, среди самых презренных из крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Не смей касаться меня! — закричала Геруна, когда Юлиан стащил ее за помост и свалил на землю под его прикрытие. Здесь спрятались и три белокурых рабыни, сейчас беспомощно суетившиеся в дыму. Сюда же удалось пробраться и нескольким воинам. Те, кто бежал в сторону запада, вскоре попали под прицельный огонь. Ортог стоял на помосте с револьвером в руке и стрелял по катерам. Никто не отвечал на его выстрелы.
— Вот еще катер! — закричал кто-то испуганно. Стрельба усилилась. Отто пробрался за помост, к Юлиану.
— Все пропало, — сказал он.
Воины стреляли в воздух, а круглых катеров над поляной становилось все больше.
— У кого ключи от твоих цепей? — спросил Отто.
Юлиан огляделся, дергая прочные цепи.
— Где же они… Вот! Вот у этого! — Юлиан указал на труп одного из слуг Ортога. Отто подполз к трупу, подтащил его поближе к помосту и разорвал мешок у пояса. Через минуту Юлиан был освобожден от оков.
— Мы должны бежать, — сказал Отто.
— Я не уйду без нее, — кивнул Юлиан в сторону Геруны.
Она изумленно уставилась на него.
— Я тебе нравлюсь?
— Об этом ты узнаешь, когда получишь хорошую порку, — зло воскликнул Юлиан.
— Пес! — заплакала она в бессильной ярости.
— Бежим! — крикнул Отто, хватая Юлиана за руку.
— Бесполезно, — отозвался кто-то из мужчин. — Мы окружены.
На почерневшем, разбитом помосте стоял один Ортог. Изрыгая проклятия, он стрелял по катерам из револьвера, но на его выстрелы никто не отвечал. Выругавшись, Ортог отшвырнул разряженный револьвер.
На поляне все воины уже побросали оружие и застыли с поднятыми руками.
Многие рабыни стояли на коленях, умоляющим жестом протягивая руки к катерам и опустив головы. Рабыни со связанными за спиной руками тоже стояли на коленях, уткнувшись головами в землю, надеясь на пощаду и выражая покорность еще неизвестному победителю.
— Рабыни, выходите, — позвал один из воинов с поднятыми руками.
Все рабыни, спрятавшиеся за помостом, вышли на середину площадки. Три прикованных блондинки с плачем заняли свое место у помоста. Цепь не позволяла им уйти дальше. Ортог стоял на помосте один.
Отто и Юлиан вышли на площадку и прошли на ее середину. Отто не поднял рук, но он был безоружен и стоял на виду у катеров. Очевидно, он не собирался оказывать сопротивления.
— Не поднимай руки, — сказал он Юлиану. — Мы не такие, как все, и хотим, чтобы это было понятно.
Стрельба утихла. На поляне стояли рабыни, жрицы, прислужницы, воины. Большинство людей, за исключением Ортога, Отто и Юлиана, держало руки поднятыми.
Они были окружены. Через дыры в желтом шелке ширм они видели снаружи множество вооруженных воинов.
Потом над поляной мелькнул и медленно опустился еще один катер. Он приблизился к центру поляны и завис в двадцати футах над землей. На носу катера, положив руки на поручни, стоял крупный мужчина.
— Это Аброгастес, — сказал кто-то, — правитель дризриаков.
Глава 11
Мужчины отступили назад. Их крик трудно описать, но он был из тех, какие не скоро забываются. Он был слишком кратким, чтобы выражать испуг. Услышанный ими звук не был похож на свист лезвия, рассекающего затылок, шею, а затем с еле слышным, хрустким звуком вонзающегося в дерево.
Этот звук был более грубым.
Он скорее походил на звук топора, который взяли двумя руками и с размаху опустили на поваленное бревно. Еще больше он напоминал внезапные удары по двум разным, положенным друг на друга предметам. Это также мог быть звук раздавленной виноградной кисти, хруст разваленной на две половины тыквы или дыни, когда нож входит не в жесткий материал, а в сочную мякоть. Его можно сравнить и со звуком материала между инструментом и основой. При этом появляются осколки, материал образует защиту от разлетающихся щепок дерева, сопровождающих удар. Конечно, основу необходимо обливать водой после каждого удара — так, чтобы мелкие кусочки дерева уносили мощные струи. Мастеровой в огромном кожаном фартуке настороженно стоит перед объектом своей работы. Из раны его жертвы вылетает тугая струя крови, иногда она бьет на расстояние нескольких футов. Нельзя наблюдать за объектом, не будучи забрызганным кровью. Иногда мастеровой на время бывает ослеплен брызгами и вынужден стирать их тыльной стороной ладони. Ориентация на объект зависит от того, как лезвие насажено на рукоятку. Если в руках у мастерового топор, то он должен стоять просто сбоку, причем каждый мастер в этом деле имеет излюбленную сторону — левую или правую. Обычно мастеровые становятся впереди объекта, а не позади его — такое расположение обеспечивает лучшее качество работы. Удар может быть более и менее точным. Звук, следует сказать, тоже зависит от того, насколько лезвие напоминает топор. Но, это уже менее интересно. Вся суть состоит как раз в том, чтобы при подобной работе соблюдалась достаточная грубость. Но никто не упрекает здесь мастеровых в грубости или зверстве, боясь увлечься оценками. Моя цель — не хвалить или ругать, а просто говорить о том, что произошло. Есть предположение, что тесло использовали для таких совершенно, на первый взгляд, не подходящих целей, только потому, что оно не считалось оружием. Действительно, обычно тесло бывало тупее лезвия оружия. Умереть от оружия считалось у воинов почетом. В самом деле, многие из них были убеждены, что кончить жизнь таким образом не только почетно, но и достойно, и что погибшие от оружия — любимцы богов войны, например Крагона, что этих людей ждет дорога в шатры других миров, где они смогут пировать и сражаться, сколько их душе угодно, до конца вечности, пока звезды не остынут, а планеты не опустеют. В смерти от тесла не было ничего достойного. Тесло было не оружием, а инструментом. Его держали в руках не воины, а мастеровые. Как можно было надеяться попасть в дальние миры после такой позорной и недостойной казни? Разве копье Крагона не преградит такому несчастному путь туда? Самое большее, на что может надеяться погибший от тесла — увидеть свет дальних миров издалека, на миг оторвавшись от тяжкой работы во мраке, среди самых презренных из крестьян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76