— Вражеский флот?
— Нет, ничего такого. Света вполне достаточно, лодки я бы сразу разглядел, а вот причину этого бурления понять не мо… — Он не договорил и в следующее мгновение что было сил, невзирая на присутствие командующего, рявкнул: — Клянусь Цветком! Да это же… Полный назад!!!
Вода взметнулась, и рев многих тысяч глоток разорвал ночную тишину. Осоркон отшатнулся от борта, над которым внезапно всплыла чудовищных размеров, внушающая смертельный ужас морда. В разинутой пасти торчали устрашающие клыки.
— Скритеки! — завопил Пелан. Это было последнее слово, которое шкипер произнес в своей жизни. Невероятно большой топитель, перебравшийся через ограждение борта, схватил его когтистыми трехпалыми лапами и одним движением гигантских челюстей откусил голову.
Осоркон был потрясен. Он еще не совсем разобрался в происходящем и, хотя выхватил меч, все еще не решался ударить переваривающего добычу скритека. Между тем чудовища атаковали разом все корабли флотилии, их рев смешался с воплями перепуганных людей.
— Стойте! — во все легкие закричал Осоркон. — Назад, вы, безмозглые грызуны. Мы же лаборнокцы! Ваши союзники! Ваши друзья!
Скритек, откусивший голову Пелану, казалось, на мгновение смутился и, словно что-то вспомнив, поднял лапу. В его глазах отразилась мучительная борьба с самим собой, — потом он что-то воскликнул по-своему — вернее, издал какие-то булькающие, идущие из самого нутра звуки. Взобравшиеся на судно топители встретили его речь разочарованным шипом и завыванием. Вождь скритеков отбросив в сторону окровавленное тело Пелана, схватил Осоркона и швырнул его за борт.
Лорд быстро всплыл на поверхность — закашлялся, начал отплевываться, потом с трудом, перебирая руками и ногами, дотянулся до опущенного в воду весла. Схватился за него и, трепеща всем телом, наблюдал, как скритеки бросали в воду всех попадавшихся под руку лаборнокцев, но не трогали гребцов-рувендиан. Несколько людоедов попытались было покуситься на схваченных солдат, но остальные топители подняли такой шум, что те, зарычав, тоже кинули свои жертвы за борт.
Когда все пять сотен лаборнокцев оказались в воде, самый здоровенный скритек, первым забравшийся на флагманский корабль, ловко влез на мачту, сорвал государственный флаг Лаборнока и сбросил полотнище на палубу, где его сородичи тут же в клочья разорвали стяг. При этом топители радостно завывали и били себя в грудь трехпалыми лапами. Затем по команде дикари попрыгали в воду и дружно поплыли в сторону Зеленых Топей.
Когда они удалились, лорд Осоркон громко крикнул:
— Лаборнокцы! Есть ли среди вас живые? Несколько слабых голосов ответили ему.
— Кто может, взбирайтесь на корабли! — вновь закричал Осоркон, однако рувендиане, услышав этот призыв, быстро сообразили, что к чему, и дружно налегли на весла, оставив барахтающихся в мутной воде солдат в безвыходном положении.
Ругаясь и проклиная все на свете, Осоркон добрался до борта и, улучив момент, схватился за поручень, после чего с трудом перевалился на палубу. Таким же образом спаслись еще около дюжины солдат. Первым делом они, ругаясь и нахлестывая бичами гребцов, привели команду к покорности, после чего начали перекликаться с другими судами.
Картина складывалась отчаянная — из ста двадцати кораблей, на которых были собраны все гарнизоны по Мутару — самым большим из них являлся отряд, оставленный в Тревисте, — осталось всего четыре. Остальные растворились в ночи.
Осоркон приказал немедленно причаливать к берегу, где в районе рынка все спасшиеся воины сошли на берег. Здесь их встретили перепуганные мирные жители и небольшой отряд, охранявший верфи.
Лорд Осоркон не стал выслушивать никаких объяснений и сразу, только ступив на сушу, заорал:
— Фрониалов! Немедленно фрониалов, чтобы мы могли отправиться в Цитадель! Иначе я порешу вас всех на месте!
Солдаты бросились седлать животных. Когда все было готово, Осоркон с места взял в галоп и во главе отряда помчался по прибрежной дороге к крепости. Из пятисот тяжеловооруженных воинов в строю осталось семьдесят два человека.
ГЛАВА 45
Ночь! Прозрачная, подсвеченная серебристым блеском Трех Лун рувендианская ночь.
…Звезды! Крупные, вечно юные звезды, каждая из которых могла найти свое отражение в реках, озерах, болотах Гиблых Топей.
…Туман! Верный спутник рувендианской ночи. Густой, настоянный на запахах болотной воды и ароматах разнообразных цветов, пропитанный благовониями смерти и дыханием жизни.
…Эта земля предпочитала шорох тростника скрипу тележного обода; плеск стекающей с весла воды — щелканью кнутов, погоняющих фрониалов; шелест дождя — завываниям буйного морского ветра. Здесь любили вязкую плотную тишину, перемежаемую чавканьем и бульканьем подымающихся со дна пузырей болотного газа, и за несчастье почитали смену ветра, когда до рувендианской низины долетало дыхание насквозь прокаленных восточных пустынь.
Эта земля обожала влагу, а вода не могла обойтись без суши. Обеим стихиям было просторно в прильнувшем к подножию Охоганских гор краю. Здесь сошлись они — твердь и хлябь, породили жизнь, наделили ее разумом, и теперь беспокойные создания, не зная устали, копошились на материнской груди, расчертили ее нитями дорог, связали сетью водных маршрутов. Кое-где обитатели низины карябали плугами ее редкие изобильные холмы — взращивали хлеб, закладывали сады, но в большинстве своем дети Рувенды жили тем, что собирали, удили, ловили силками и сетями. Тому, кто мог расслышать плеск речных волн, накатывающих на песчаные плесы, легко было ужиться с Рувендой. Тому, кто способен узреть неспешный ход больших рыб в темной глубине, возле илистого дна, эта страна пришлась бы по душе. Самым страшным грехом в болотном краю считалось безумное желание взять в руки оружие. Здесь каждый знал, где обитают Боги, и при желании, получив согласие небес, мог отправиться в путешествие и, отыскав Всемогущего, пасть перед ним на колени, обратиться с просьбой. Здесь Боги сами приходили к смертным. Здесь каждый выступающий из воды клочок суши хранил свою тайну — стоило покопаться в развалинах погибших городов, и любой мечтатель, торговец или воин мог стать ее обладателем. Загадкам древних народов так легко было ужиться с туманами, зыбкой тишиной, с частым речитативом дождя во время зимнего сезона…
Здесь вперемежку расселились оддлинги и люди. На поражающее при первой встрече звероподобие аборигенов скоро перестали обращать внимание. Оддлинги считали себя детьми земли и воды, люди приняли на себя обет хранителей. В Рувенде почитались верность слову, справедливость, храбрость и честь. В этом краю поклонялись странному цветку о трех лепестках — черных, как смоль, могучих, как жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165