Я проконшесс! Я – посланник самого базилевса!
– Ну, так и соблюдай обычаи, посланник. Магрибского посла макали? Макали. Прецедент! И лорда альбанского облили. Эвон, сам посадник муромский окропился, а ты чего – выше Тихона хочешь стать? Не, не выйдет! Да и нескромно. Тут у нас Муром, а не сумасшедшая Покаяна. Того ради и Бубусида нам не указ. Да чего там рассуждать, хватай его, ребята!
В кабинет плеснули из ведра. Для пробы.
Монахи разом повытаскивали из-под широких одежд оружие, но вдруг скисли, засомневались. Обенаус не видел, что творилось за дверью, но там что-то такое показали обратьям-телохранителям. Эдакое, серьезное, убедительное. Те разом и присмирели.
– Дикость, варварство! – бушевал Гийо. – Барон, вы когда-нибудь видели, чтоб так обходились с дипломатом?!
Обенаус простодушно улыбнулся.
– Да ни разу в жизни, дорогой Пакситакис. Вы чуть-чуть не успели показать.
Когда хорошая охрана расступилась, он еще имел удовольствие видеть, как покаянского дипломата за руки и за ноги тащили по лестнице.
– А-а! – вопил Гийо. – Знаю я, чьи это проделки! Вас подставили, идиоты муромские!
– Каки-таки проделки? – прогудел предводитель ряженых. – Закон Заповедный справляем. Ты давай того, поаккуратнее, т-твое просветление! Ишь какой неслушный…
А потом добавил, умница:
– Еттого, со шпажонкой, – тоже в бочку.
– Так мокрили уже, – сказал кто-то.
– Разве? Когда?
– Да поутру. Господин барон… это. Кавальяк выставляли.
Предводитель ряженых почесал затылок.
– Кавальяк? Ну и чего? Пущай с попом побарахтается. Тудысть!
– Хлипкий он какой-то.
– Ничего. Не застудится, – ухмыльнулся Егудиил. – В бочке, почитай, вода уже святая!
Ряженые обидно захохотали. А Гийо, бултыхаясь в бочке под водосливом, лишь скрипел зубами. До него начало доходить, как тонко Обенаус все рассчитал и как изящно себя освободил: ни одного из участников опознать невозможно. Сколько сейчас ряженых в Муроме… И еще учел Обенаус, что ссориться с посадником Покаяне вообще ни к чему. Поскольку на носу война с Поммерном. Умен, пес. Ловок, шельма. Но ничего, ничего, ничего. Теперь против этого барончика ополчится весь орден Сострадариев и вся пресвятая Бубусида. А уж проконшессто Гийо постарается…
– Шпагу, шпагу не отбирайте, – вдруг заволновался обрат Сибодема. – У барона то есть.
– А пошто?
– Иначе война будет! В виде боевых действий.
Ряженые опять захохотали.
– А если со шпагой макнем, война будет?
– Нет, наверное, – с умудренностью сказал Сибодема. – Только насморк.
И шумно высморкался. У него сильно чесалось под мокрой рясой, но он героически не чесался на виду у муромских дикарей. А то возомнят о себе несусветное.
5. КУРФЮРСТЕН-ЯХТ «ПОЛАРШТЕРН»
Водоизмещение – 1730 тонн. Трехмачтовая баркентина.
Максимальная зарегистрированная скорость – 17,8 узла.
Вооружение – 66 орудий калибром до 36 фунтов.
Экипаж – 696 человек плюс 75 пассажиров первого класса.
Командир – шаутбенахт Юхан Свант.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
СУПРЕМАТОРУ ОРДЕНА СОСТРАДАРИЕВ
КЕРСИСУ ГОМОЯКУБО
ЛИЧНО
Обрат бубудумзел!
Эскадра Поммерна еще не появлялась. Установлено круглосуточное наблюдение. Разработана операция по временному контролю над одним из мостов.
С печалью сообщаю, что старания наставить на светлый путь посла Обенауса успехом не увенчались. Окайник упорствует, позволяет себе непотребные высказывания в адрес самого даже Великого Пампуаса нашего, святого Корзина, злоумышляет на основы веры, вредит Пресветлой Покаяне где и как только может. Еретик предерзок есмъ!
Обрат Керсис! Вынужден я просить благословения на Ускоренное Упокоение для нечестивца. Нет на этом Свете возможности для просветления Альфреда, барона фон Обенауса! А старший душевед обрат Замурзан и подавно так считает.
Да объявится воля Пресветлаго!
Да продлятся дни базилевса нашего,
Императора Тубана Девятого!
Аминь.
К сему – Пакситакис, проконшесс
Писано в Муроме
июля 5 дня 839 года от Наказания
* * *
Покачиваясь на мягких рессорах, экипаж катился в сторону Теклы.
Его крыша порой задевала низкие ветви, стряхивая с них дождевую воду. Ждан удобно развалился на подушках и глядел в окно кареты.
Ночью и под дождем место недавнего пикника выглядело совсем иначе, чем днем. Хмуро, безрадостно. Над рекой висел плотный туман. Его полосы протянулись к берегу, расползлись по лесу и наполовину скрыли стволы сосен. Деревья от этого казались воткнутыми в серую массу, как свечи в именинный торт. Или в пирог с черемухой, подумалось вдруг Ждану.
Он опустил стекло и выставил голову наружу.
Тотчас же в ноздри ударила сложная смесь из запахов хвои, водорослей, прели; усилились стук копыт о намокшую песчаную дорогу, шум сосен, дребезжащий звон колокольчика. За шиворот скатилась холодная капля.
Ждан поежился, но голову не убрал, поскольку впереди показались ворота той самой усадьбы, в которой чуть больше суток назад гостевала честная студенческая компания. Оказывается, не только в сказках все может измениться в один день! От всего случившегося веяло тайной, приключениями, опасностями. Можно было сделать свою судьбу, сделать себя. Ждану это нравилось. Однако сильно много тумана окружало все дело. И в прямом, и в переносном смысле. Он подумал, что вопреки уверениям противошпионного генерала Фромантера какой-то подвох все же должен быть.
* * *
Карета миновала скупо освещенную виллу, повернула влево и покатила вдоль знакомого забора из красных кирпичей.
Минувшим вечером эту часть поместья Ждан разглядеть не мог, поскольку ее скрывал пригорок, и скрывал не случайно, – оказалось, что здесь в берег врезался узкий, облицованный серым камнем канал.
В нем белели две небольшие прогулочные яхты со свернутыми парусами. Еще одна яхта, лишенная мачты и укрытая брезентом, покоилась на слипе. Дальше, у самого выхода в Теклу, к стенке был причален морской баркас с полной командой гребцов. Перед ним карета и остановилась.
Дверцу тут же распахнули.
Сильнее запахло речными водорослями. И еще – смолой. В черной ночной воде канала качались блики газовых фонарей. На пирсе Ждан увидел флотского офицера в белом шарфе и перчатках.
– Господин Кузема-младший? – спросил офицер.
– Я есмь Кузема. Младший.
Офицер поднес к козырьку два белых пальца.
– Мичман Петроу. Тоже младший.
– О! Ваши предки из Мурома?
– Нет, из Песцов.
– Это где?
– Да в княжестве Четырхов.
– А! Ну, Четырхов – почитай тот же Муром.
– Да, почти.
– Приятно познакомиться. Меня Жданом Егорычем кличут.
Мичман еще раз поднес пальцы к козырьку.
– Виталий.
– А по батюшке?
– Анатольевич. Прошу на баркас, сударь. Через десять минут мы должны быть на борту.
– Во как, – без особого восторга отметил Ждан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
– Ну, так и соблюдай обычаи, посланник. Магрибского посла макали? Макали. Прецедент! И лорда альбанского облили. Эвон, сам посадник муромский окропился, а ты чего – выше Тихона хочешь стать? Не, не выйдет! Да и нескромно. Тут у нас Муром, а не сумасшедшая Покаяна. Того ради и Бубусида нам не указ. Да чего там рассуждать, хватай его, ребята!
В кабинет плеснули из ведра. Для пробы.
Монахи разом повытаскивали из-под широких одежд оружие, но вдруг скисли, засомневались. Обенаус не видел, что творилось за дверью, но там что-то такое показали обратьям-телохранителям. Эдакое, серьезное, убедительное. Те разом и присмирели.
– Дикость, варварство! – бушевал Гийо. – Барон, вы когда-нибудь видели, чтоб так обходились с дипломатом?!
Обенаус простодушно улыбнулся.
– Да ни разу в жизни, дорогой Пакситакис. Вы чуть-чуть не успели показать.
Когда хорошая охрана расступилась, он еще имел удовольствие видеть, как покаянского дипломата за руки и за ноги тащили по лестнице.
– А-а! – вопил Гийо. – Знаю я, чьи это проделки! Вас подставили, идиоты муромские!
– Каки-таки проделки? – прогудел предводитель ряженых. – Закон Заповедный справляем. Ты давай того, поаккуратнее, т-твое просветление! Ишь какой неслушный…
А потом добавил, умница:
– Еттого, со шпажонкой, – тоже в бочку.
– Так мокрили уже, – сказал кто-то.
– Разве? Когда?
– Да поутру. Господин барон… это. Кавальяк выставляли.
Предводитель ряженых почесал затылок.
– Кавальяк? Ну и чего? Пущай с попом побарахтается. Тудысть!
– Хлипкий он какой-то.
– Ничего. Не застудится, – ухмыльнулся Егудиил. – В бочке, почитай, вода уже святая!
Ряженые обидно захохотали. А Гийо, бултыхаясь в бочке под водосливом, лишь скрипел зубами. До него начало доходить, как тонко Обенаус все рассчитал и как изящно себя освободил: ни одного из участников опознать невозможно. Сколько сейчас ряженых в Муроме… И еще учел Обенаус, что ссориться с посадником Покаяне вообще ни к чему. Поскольку на носу война с Поммерном. Умен, пес. Ловок, шельма. Но ничего, ничего, ничего. Теперь против этого барончика ополчится весь орден Сострадариев и вся пресвятая Бубусида. А уж проконшессто Гийо постарается…
– Шпагу, шпагу не отбирайте, – вдруг заволновался обрат Сибодема. – У барона то есть.
– А пошто?
– Иначе война будет! В виде боевых действий.
Ряженые опять захохотали.
– А если со шпагой макнем, война будет?
– Нет, наверное, – с умудренностью сказал Сибодема. – Только насморк.
И шумно высморкался. У него сильно чесалось под мокрой рясой, но он героически не чесался на виду у муромских дикарей. А то возомнят о себе несусветное.
5. КУРФЮРСТЕН-ЯХТ «ПОЛАРШТЕРН»
Водоизмещение – 1730 тонн. Трехмачтовая баркентина.
Максимальная зарегистрированная скорость – 17,8 узла.
Вооружение – 66 орудий калибром до 36 фунтов.
Экипаж – 696 человек плюс 75 пассажиров первого класса.
Командир – шаутбенахт Юхан Свант.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
СУПРЕМАТОРУ ОРДЕНА СОСТРАДАРИЕВ
КЕРСИСУ ГОМОЯКУБО
ЛИЧНО
Обрат бубудумзел!
Эскадра Поммерна еще не появлялась. Установлено круглосуточное наблюдение. Разработана операция по временному контролю над одним из мостов.
С печалью сообщаю, что старания наставить на светлый путь посла Обенауса успехом не увенчались. Окайник упорствует, позволяет себе непотребные высказывания в адрес самого даже Великого Пампуаса нашего, святого Корзина, злоумышляет на основы веры, вредит Пресветлой Покаяне где и как только может. Еретик предерзок есмъ!
Обрат Керсис! Вынужден я просить благословения на Ускоренное Упокоение для нечестивца. Нет на этом Свете возможности для просветления Альфреда, барона фон Обенауса! А старший душевед обрат Замурзан и подавно так считает.
Да объявится воля Пресветлаго!
Да продлятся дни базилевса нашего,
Императора Тубана Девятого!
Аминь.
К сему – Пакситакис, проконшесс
Писано в Муроме
июля 5 дня 839 года от Наказания
* * *
Покачиваясь на мягких рессорах, экипаж катился в сторону Теклы.
Его крыша порой задевала низкие ветви, стряхивая с них дождевую воду. Ждан удобно развалился на подушках и глядел в окно кареты.
Ночью и под дождем место недавнего пикника выглядело совсем иначе, чем днем. Хмуро, безрадостно. Над рекой висел плотный туман. Его полосы протянулись к берегу, расползлись по лесу и наполовину скрыли стволы сосен. Деревья от этого казались воткнутыми в серую массу, как свечи в именинный торт. Или в пирог с черемухой, подумалось вдруг Ждану.
Он опустил стекло и выставил голову наружу.
Тотчас же в ноздри ударила сложная смесь из запахов хвои, водорослей, прели; усилились стук копыт о намокшую песчаную дорогу, шум сосен, дребезжащий звон колокольчика. За шиворот скатилась холодная капля.
Ждан поежился, но голову не убрал, поскольку впереди показались ворота той самой усадьбы, в которой чуть больше суток назад гостевала честная студенческая компания. Оказывается, не только в сказках все может измениться в один день! От всего случившегося веяло тайной, приключениями, опасностями. Можно было сделать свою судьбу, сделать себя. Ждану это нравилось. Однако сильно много тумана окружало все дело. И в прямом, и в переносном смысле. Он подумал, что вопреки уверениям противошпионного генерала Фромантера какой-то подвох все же должен быть.
* * *
Карета миновала скупо освещенную виллу, повернула влево и покатила вдоль знакомого забора из красных кирпичей.
Минувшим вечером эту часть поместья Ждан разглядеть не мог, поскольку ее скрывал пригорок, и скрывал не случайно, – оказалось, что здесь в берег врезался узкий, облицованный серым камнем канал.
В нем белели две небольшие прогулочные яхты со свернутыми парусами. Еще одна яхта, лишенная мачты и укрытая брезентом, покоилась на слипе. Дальше, у самого выхода в Теклу, к стенке был причален морской баркас с полной командой гребцов. Перед ним карета и остановилась.
Дверцу тут же распахнули.
Сильнее запахло речными водорослями. И еще – смолой. В черной ночной воде канала качались блики газовых фонарей. На пирсе Ждан увидел флотского офицера в белом шарфе и перчатках.
– Господин Кузема-младший? – спросил офицер.
– Я есмь Кузема. Младший.
Офицер поднес к козырьку два белых пальца.
– Мичман Петроу. Тоже младший.
– О! Ваши предки из Мурома?
– Нет, из Песцов.
– Это где?
– Да в княжестве Четырхов.
– А! Ну, Четырхов – почитай тот же Муром.
– Да, почти.
– Приятно познакомиться. Меня Жданом Егорычем кличут.
Мичман еще раз поднес пальцы к козырьку.
– Виталий.
– А по батюшке?
– Анатольевич. Прошу на баркас, сударь. Через десять минут мы должны быть на борту.
– Во как, – без особого восторга отметил Ждан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131