ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Падал умело, сберегая голову, кошель да письменный ящик. В общем, привычен был мужчина.

* * *
Мужики в сенях вставали, потягивались, разбирали оружие и по одному исчезали в узкой дверце, ведущей в необъятные подвалы Стоеросовой домины. Там, меж винных бочек, уж был открыт лаз; в подземном ходе горели лампады.
А Прошка раздобыл кисть с ведром известки, после чего вышел на улицу.
Толпа заволновалась.
– Эй, Прохор! Ну что, ну как там? Свиристел бороняться будет или в Изгойный подастся?
– Щас, – важно сказал Прошка и принялся малевать на воротах корявые буквы:

ПРОДАНО.
СОБСТВЕНАСТЬ КУФЮРСТА ПАМЕРАНСКАВО
Толпа заволновалась сильнее. Прошка поставил точку, полюбовался, потом добавил:

И БАРОНА ИХНЕГО
ИМЕНЕМ АЛЬФРЕД
– Прохор, Прохор! Это как то есть продано?
Прошка уселся на скамеечку, достал кисет.
– Обыкновенно, – сказал он. – За деньги.
– Э! Погоди закуривать. А Свиристелка где?
Толпа придвинулась поближе. Прошка невозмутимо положил ногу на ногу и выпустил замысловатое колечко дыма. Потом поманил пальцем ближайших и шепотом сообщил:
– Свиристел? Да в бегах. Сам посуди, где ж ему быть?
В толпе заспорили. Через некоторое время вперед выдвинулся толстый кривоглазый отец Бонифаций, игумен монастыря Святаго Перенесения и первейший собутыльник покойного Агафония.
– Сбег там Свиристелко али не сбег, – это еще проверить требуется, – заявил он. – Верно говорю, ребяты?
В толпе одобрительно зашумели. Прошка пожал плечами.
– А кто же против? Давайте ваших выборных. Человек десять, пожалуй, довольно будет.
– Э, нет, десяти маловато, – тут же заспорил игумен, алчно косясь на терема, в которых много чего прихватить можно. – Эвон сколько понастроено! А если не убег? А ежели притаился яко аспид? Что тогда?
После долгих препирательств остановились на тридцати, да еще и с оружием.
– Вдруг аспид не один притаился? Как выскочат…
– Хрен с вами, – сказал Прошка, прикидывая, далеко ли уплыл Стоеросов. – Только факелы загасите, а то пожгете все. Эгей, мурмазеи! Слышите меня?
– Слышим, не кричи. А чо?
– Сей же час бочки с хинной выкатят. Покупку обмывать будем?
– Ну ты и спросил! – удивились передние.
– Чего? Как? Сколько? – волновались задние. – Хинная? Да много ли бочек-то будет?
– А сколько выпьете, – сказал Прошка.
И подумал, что хоромины, пожалуй, не пожгут. Все остальное уцелеет едва ли.

* * *
И покатились бочки к главным воротам. Туда же хлынули осаждающие, быстро превращаясь в жаждущих. Пользуясь удобным моментом, Обенаус вывел свою невесту через боковой выход.
Алена ушла в чем была, только прихватила кошелку с портретом родителей да личными драгоценностями. По дороге несколько раз оглядывалась на бывший дом брата, где выросла, и где сейчас шастала волосатая, вороватая и вонючая компания Бонифация.
Кусала губы.
– Ничего, – мягко сказал Обенаус. – Главное, все живы. Остальное восстановим.
– Да, конечно, – сказала Алена. – Только не вещи мне жалко. Понимаешь, где люди живут ладно, с любовью, есть домовой. Такой добрый домашний дух. Его вот опоганили…
Обенаус развел руками.
– Да нет, Альфред, что ты! Как можно тебя упрекнуть? Ты сделал все, что мог. Ты мне Свиристела спас! Из-за одного этого вечная я должница. Но когда вернусь туда… – Алена вновь оглянулась. – Когда вернусь, лично все полы перемою. Отскоблю, вычищу, а половики сожгу. Чтоб и запашники малой от стада не осталось!
– Все, что захочешь. Хозяйка там остается старая.
Алена улыбнулась.
– Старая?
– Ох, извини! Прежняя, я хотел сказать.
– Извинения приняты. Ну, барон, отвечайте.
– Что?
– С чего начнется моя новая жизнь?
Алена сказала эти слова с нарочитой небрежностью, но Обенаус прекрасно почувствовал всю ее напряженность.
– Начнем с того, что повернем за угол, – буднично сказал он.
– И что там, за углом? Чудеса начнутся?
– Никаких чудес. Там нас ждет обычный экипаж. В нем мы быстрее доберемся до вашего второго дома, моя баронесса.

* * *
Обенаус, конечно, кокетничал, называя экипаж обычным. Эту двухместную, легкую и до невозможности изящную коляску изготовили на каретной фабрике Бауцена специально для Чрезвычайного и Полномочного посла курфюршества. Даже в сумерках ее корпус благородно отблескивал лаком. Полупрозрачные занавески на окнах уютно светились благодаря внутреннему фонарю. Рессоры же были таковы, что когда кучер соскочил с козел, коляска вздрогнула как живая, а потом еще пружинисто качнулась.
– Вот, Ермилыч, – сказал барон, – познакомься со своей хозяйкой.
– Очень рад, – сказал кучер. – Но осмелюсь доложить, я знаком с ней пораньше вашей милости. С тех пор, как она была еще во-от этакого росточка, – рукою в белой перчатке Ермилыч провел линию где-то на уровне колеса.
Затем той же рукой он сдернул с головы цилиндр и низко поклонился.
– Добро пожаловать, Алена Павловна. Добро пожаловать, голубушка!
Вместо ответа Алена поцеловала его в бритую щеку.
Обенаус улыбнулся и собственноручно распахнул дверцу. При этом почти до самой земли опустились складные ступеньки.
– О, как удобно, – сказала Алена. – Чудеса все же начинаются, да?
– Только начинаются, – заверил Ермилыч.
Потом наклонился и шепнул:
– Мосты скоро разведут.
– Так чего же мы ждем? Вперед!
Обенаус поставил ногу на ступеньку и тут его сильно повело в сторону.
– Что такое? – спросил Ермилыч, подхватывая хозяина. – Вы не ранены?
– Еще как! Но не думаю, что смертельно. Во всяком случае, мое лекарство теперь со мной.
– А, – с облегчением сказал кучер. – После свадьбы заживет. Только, герр посол, у меня есть добрый совет. Даже два.
– Да? Какой же… то есть какие?
– Не открывайте сами дверцу кареты и не пейте больше хинную. То и другое – по моей части.
– А. По-последую. Завтра.
Барон с трудом поднялся в экипаж.
– Алена, – с огорчением сказал Ермилыч. – Ты не думай, он не такой. Почти не пьет! Вообще… впервые вижу.
– Я знаю, знаю, – успокоила Алена. – Это он из-за меня так… пострадал.
Ближайшего будущего она уже не боялась. Чего и добивался Обенаус. Но из роли не следовало выходить слишком быстро. Он откинулся на подушки, закрыл глаза. Потом не удержался и положил голову на плечо Алены. Якобы случайно. А та не удержалась и его поцеловала. Думала, что спит.
И оба поняли, что ошибаются.
– О, о… Да вы, сударь, хитрец!
Обенаус был вынужден открыть глаза.
– Ах, сударыня, до чего же хорошо, что вы – не посол Пресветлой Покаяны.
– Бр-р… Еще чего! Послушай, Альфред, ты потерпи. Не приставай ко мне прямо сейчас, ладно?
– Душа моя! И не думал, – соврал посол Поммерна.
– Душа – да. Уже твоя, – сказала Алена. – А думать, – еще как думал.
И показала розовый язычок. Тут барон сомлел и закрыл глаза. Уже непритворно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131