Мерзости то есть. Во имя конечного счастья потомков.
* * *
– ЭЙ, затхлое растение ухух!
– Что?
– Уел я тебя, а?
– Ну уел.
– А страхоброды как себя ведут?
Это был второй удар под дых.
– Уже и про них знаешь?
– Хе-хе. Значит, правда. Ну и как они себя ведут?
– Никак, – неохотно ответил эпикифор. – Сидят себе спокойно в лесу. Никого не подпускают, но и сами не высовываются.
– Да-а? Прямо так и не высовываются?
– Прямо так и не высовываются.
– Ну-ну, – с сомнением сказал марусим. – Проверим.
Затем подтянул шаровары и с большой надеждой направился ко входу в Эдем. Однако на пороге задержался, обернулся, принял величественную позу и промолвил:
– Да высохнут все арыки, но судьба нечестивого курфюрста решена! Поммерн, эта грязная клякса, эта ошибка террографии, будет стерт с лика планеты.
Потом почесал под мышкой и добавил:
– Но нападу я по молодой траве. То есть весной. Если ты перевалы успеешь захватить, неверный.
– По молодой траве, значит?
– Раньше не успею. В эмиратах кое-кого перевешать надо. А кавалерия у тебя – дрянь. Дрянноватая такая кавалерия…
Тут он легонько отклонил занавес.
– О, эмбарассум! Зато какая светлая кожа…
* * *
Эпикифор собственноручно прикрыл дверь за высоким гостем. Затем дернул шнурок еще раз. В другой двери появилась круглая физиономия Глувилла.
– Экипаж готов? – тихо спросил великий сострадарий.
– Так точно. Давно уже.
– Хорошо. Проследи тут.
– Слушаюсь, обрат эпикифор. Не извольте беспокоиться.
Эпикифор кивнул и спустился в каретный двор Сострадариума.
Как только он сел в экипаж, сильные лошади немедленно взяли с места. Уже через полчаса карета человека, считавшего себя истинным хозяином Пресветлой Покаяны, покинула пределы столицы.
По Южному тракту, идущему вдоль берега Ниргала, он направлялся к одному из пригородных монастырей Бубусиды. Там его ждал другой гость. Не столь знатный, как старший марусим эмира, но, могло статься, не менее важный.
Сразу за воротами монастыря эпикифора встретила высокая и статная аббатиса-настоятельница, фигуру которой не смогла исказить даже орденская ряса.
– Гость прибыл сорок минут назад, ваша люминесценция, – доложила она.
– Его кто-нибудь видел?
– Только я и Зоя. Как вы и приказывали.
Эпикифор слегка улыбнулся.
– Я не приказывал, обратья. Я просил.
– Да, – сказала аббатиса. – Просили. По обыкновению – неотразимо.
– И как он себя ведет, наш гость? – спросил эпикифор, меняя тему.
– Несколько нервничает. Отказывается сдать шпагу. Следует ли на этом настаивать?
– Бог с ним. Вряд ли он проделал столь долгий путь только для того, чтобы меня убить. Просите его в часовню Нетленного Томата.
– Позволите тогда незримо разместить в часовне охрану, обрат эпикифор?
– Охрану?
– У меня есть очень подготовленные девочки. Они умеют не слышать и быть неслышными.
– Да, я знаю. Что ж, если тебе будет спокойнее…
– Да, – сказала настоятельница. – Мне так спокойнее.
И быстро удалилась. А эпикифор, рассеянно улыбаясь, несколько секунд смотрел ей вослед. Затем перевел взгляд на монастырский двор, где вместо цветников были разбиты ухоженные грядки со знаменитыми помидорами, поставляемыми даже к столу его величества. Потом проследовал в часовню, где преклонил колени перед застекленным ящиком из красного дерева.
В этом ящике хранилась корзина, некогда собственноручно изготовленная самим Бубудуском. А на дне корзины лежал багровый овощ, по преданию, надкушенный великим пампуасом и с тех пор чудесным образом сохранявший и цвет, и форму. Немногим было известно, что этому чуду в немалой степени способствовал особый воск, которым регулярно пропитывали святыню. Так оно спокойнее…
Несколько минут эпикифор молча молился и одновременно прислушивался.
Только по нескольким легким шорохам можно было догадаться, что весьма подготовленные девочки уже занимают свои места. И на галерее, и в боковых исповедальнях.
К эпикифору подошла юная послушница, почтительно поклонилась, что-то прошептала и быстро удалилась. В этом монастыре умели быстро удаляться…
Эпикифор поднялся с колен и повернулся.
* * *
Посетитель выглядел лет на сорок с небольшим. Был он высок, сухощав, несколько сутул. Складки по бокам от прямого носа делали его лицо суровым, а выражение глубоко посаженных глаз могло и испугать. Не великого сострадария, конечно.
– Приятно вас видеть, дорогой граф, – любезно произнес эпикифор.
Граф слегка, с большим достоинством поклонился.
Расторопные молодые послушницы внесли в часовню два кресла и тут же исчезли.
– Прошу садиться, – с большим радушием предложил эпикифор.
– Благодарю, – коротко ответил гость, не упоминая титула своего собеседника.
Выждав, когда он усядется и пристроит на коленях свою драгоценную шпагу, эпикифор тоже сел.
– Вы прождали меня сорок минут, ваше сиятельство. Приношу вам глубочайшие извинения. Беседа с почтенным марусимом затянулась не по моей вине.
Ответ герцога был нейтральным.
– Да, я слышал о том, что в Ситэ-Ройяле находится магрибское посольство.
– Так оно и есть. А я слышал, что у вас родился внук. Верно ли мне сообщили, что вы назвали его Корзином?
– Совершенно верно.
– Я рад за вас и за все ваше семейство. Буду молить Пресветлого о ниспослании благодати юному графу Бельтрамоно.
Зрелый граф Бельтрамоно кивнул с выражением легкого нетерпения.
– Благодарю, ваша люминесценция. Вы позволите перейти к делу?
– Извольте. Я знаю о степени риска, которому вы себя подвергаете, находясь здесь, в Пресветлой Покаяне. Так что не будем затягивать это время.
– Я могу говорить свободно? – спросил граф, без особого почтения оглядывая часовню.
Ничего он, конечно, не увидел, но глазам своим не поверил. Эпикифор не стал его разубеждать. Вместо этого спокойно заметил, что орден давно научился хранить секреты. Он знал, что в это почему-то верят все.
Не стал сомневаться и гость. Впрочем, выбора у него и не было. Он сам предложил встречу и ради нее нелегально пересек границу.
– Хорошо, – сказал Бельтрамоно. – Прямо скажу: я приехал, чтобы узнать, можно ли рассчитывать на вашу поддержку, если в Альбанисе произойдет смена власти.
– Речь идет о переменах в кабинете министров или о смене династии? – все так же спокойно поинтересовался эпикифор.
Внутренне же он испытывал нечто близкое к ликованию.
– Мне хотелось бы знать, как отнесется Покаяна к любому из этих вариантов, – уклонился альбанец.
– Это зависит от того, как новая альбанская власть будет относиться к Покаяне, – ответил эпикифор. Подумал и добавил: – И не зависит от того, какая династия утвердится в Карлеизе. У нас нет особых причин для любви к ныне правящей династии Алвейнов. В конце концов, почему бы после буквы «А» не появиться букве «Б»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
* * *
– ЭЙ, затхлое растение ухух!
– Что?
– Уел я тебя, а?
– Ну уел.
– А страхоброды как себя ведут?
Это был второй удар под дых.
– Уже и про них знаешь?
– Хе-хе. Значит, правда. Ну и как они себя ведут?
– Никак, – неохотно ответил эпикифор. – Сидят себе спокойно в лесу. Никого не подпускают, но и сами не высовываются.
– Да-а? Прямо так и не высовываются?
– Прямо так и не высовываются.
– Ну-ну, – с сомнением сказал марусим. – Проверим.
Затем подтянул шаровары и с большой надеждой направился ко входу в Эдем. Однако на пороге задержался, обернулся, принял величественную позу и промолвил:
– Да высохнут все арыки, но судьба нечестивого курфюрста решена! Поммерн, эта грязная клякса, эта ошибка террографии, будет стерт с лика планеты.
Потом почесал под мышкой и добавил:
– Но нападу я по молодой траве. То есть весной. Если ты перевалы успеешь захватить, неверный.
– По молодой траве, значит?
– Раньше не успею. В эмиратах кое-кого перевешать надо. А кавалерия у тебя – дрянь. Дрянноватая такая кавалерия…
Тут он легонько отклонил занавес.
– О, эмбарассум! Зато какая светлая кожа…
* * *
Эпикифор собственноручно прикрыл дверь за высоким гостем. Затем дернул шнурок еще раз. В другой двери появилась круглая физиономия Глувилла.
– Экипаж готов? – тихо спросил великий сострадарий.
– Так точно. Давно уже.
– Хорошо. Проследи тут.
– Слушаюсь, обрат эпикифор. Не извольте беспокоиться.
Эпикифор кивнул и спустился в каретный двор Сострадариума.
Как только он сел в экипаж, сильные лошади немедленно взяли с места. Уже через полчаса карета человека, считавшего себя истинным хозяином Пресветлой Покаяны, покинула пределы столицы.
По Южному тракту, идущему вдоль берега Ниргала, он направлялся к одному из пригородных монастырей Бубусиды. Там его ждал другой гость. Не столь знатный, как старший марусим эмира, но, могло статься, не менее важный.
Сразу за воротами монастыря эпикифора встретила высокая и статная аббатиса-настоятельница, фигуру которой не смогла исказить даже орденская ряса.
– Гость прибыл сорок минут назад, ваша люминесценция, – доложила она.
– Его кто-нибудь видел?
– Только я и Зоя. Как вы и приказывали.
Эпикифор слегка улыбнулся.
– Я не приказывал, обратья. Я просил.
– Да, – сказала аббатиса. – Просили. По обыкновению – неотразимо.
– И как он себя ведет, наш гость? – спросил эпикифор, меняя тему.
– Несколько нервничает. Отказывается сдать шпагу. Следует ли на этом настаивать?
– Бог с ним. Вряд ли он проделал столь долгий путь только для того, чтобы меня убить. Просите его в часовню Нетленного Томата.
– Позволите тогда незримо разместить в часовне охрану, обрат эпикифор?
– Охрану?
– У меня есть очень подготовленные девочки. Они умеют не слышать и быть неслышными.
– Да, я знаю. Что ж, если тебе будет спокойнее…
– Да, – сказала настоятельница. – Мне так спокойнее.
И быстро удалилась. А эпикифор, рассеянно улыбаясь, несколько секунд смотрел ей вослед. Затем перевел взгляд на монастырский двор, где вместо цветников были разбиты ухоженные грядки со знаменитыми помидорами, поставляемыми даже к столу его величества. Потом проследовал в часовню, где преклонил колени перед застекленным ящиком из красного дерева.
В этом ящике хранилась корзина, некогда собственноручно изготовленная самим Бубудуском. А на дне корзины лежал багровый овощ, по преданию, надкушенный великим пампуасом и с тех пор чудесным образом сохранявший и цвет, и форму. Немногим было известно, что этому чуду в немалой степени способствовал особый воск, которым регулярно пропитывали святыню. Так оно спокойнее…
Несколько минут эпикифор молча молился и одновременно прислушивался.
Только по нескольким легким шорохам можно было догадаться, что весьма подготовленные девочки уже занимают свои места. И на галерее, и в боковых исповедальнях.
К эпикифору подошла юная послушница, почтительно поклонилась, что-то прошептала и быстро удалилась. В этом монастыре умели быстро удаляться…
Эпикифор поднялся с колен и повернулся.
* * *
Посетитель выглядел лет на сорок с небольшим. Был он высок, сухощав, несколько сутул. Складки по бокам от прямого носа делали его лицо суровым, а выражение глубоко посаженных глаз могло и испугать. Не великого сострадария, конечно.
– Приятно вас видеть, дорогой граф, – любезно произнес эпикифор.
Граф слегка, с большим достоинством поклонился.
Расторопные молодые послушницы внесли в часовню два кресла и тут же исчезли.
– Прошу садиться, – с большим радушием предложил эпикифор.
– Благодарю, – коротко ответил гость, не упоминая титула своего собеседника.
Выждав, когда он усядется и пристроит на коленях свою драгоценную шпагу, эпикифор тоже сел.
– Вы прождали меня сорок минут, ваше сиятельство. Приношу вам глубочайшие извинения. Беседа с почтенным марусимом затянулась не по моей вине.
Ответ герцога был нейтральным.
– Да, я слышал о том, что в Ситэ-Ройяле находится магрибское посольство.
– Так оно и есть. А я слышал, что у вас родился внук. Верно ли мне сообщили, что вы назвали его Корзином?
– Совершенно верно.
– Я рад за вас и за все ваше семейство. Буду молить Пресветлого о ниспослании благодати юному графу Бельтрамоно.
Зрелый граф Бельтрамоно кивнул с выражением легкого нетерпения.
– Благодарю, ваша люминесценция. Вы позволите перейти к делу?
– Извольте. Я знаю о степени риска, которому вы себя подвергаете, находясь здесь, в Пресветлой Покаяне. Так что не будем затягивать это время.
– Я могу говорить свободно? – спросил граф, без особого почтения оглядывая часовню.
Ничего он, конечно, не увидел, но глазам своим не поверил. Эпикифор не стал его разубеждать. Вместо этого спокойно заметил, что орден давно научился хранить секреты. Он знал, что в это почему-то верят все.
Не стал сомневаться и гость. Впрочем, выбора у него и не было. Он сам предложил встречу и ради нее нелегально пересек границу.
– Хорошо, – сказал Бельтрамоно. – Прямо скажу: я приехал, чтобы узнать, можно ли рассчитывать на вашу поддержку, если в Альбанисе произойдет смена власти.
– Речь идет о переменах в кабинете министров или о смене династии? – все так же спокойно поинтересовался эпикифор.
Внутренне же он испытывал нечто близкое к ликованию.
– Мне хотелось бы знать, как отнесется Покаяна к любому из этих вариантов, – уклонился альбанец.
– Это зависит от того, как новая альбанская власть будет относиться к Покаяне, – ответил эпикифор. Подумал и добавил: – И не зависит от того, какая династия утвердится в Карлеизе. У нас нет особых причин для любви к ныне правящей династии Алвейнов. В конце концов, почему бы после буквы «А» не появиться букве «Б»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131