Вокруг Карьерного переулка сиял красный свет факелов… ах да, Новый Год Троллей, понятно. Над зданием Магии Высокой Энергии В Невиданном Университете висело слабое зарево.
Бодряк мог бы арестовать всех чародеев по подозрению, что они чертовски умны, хоть бы и на половину. Но больше всего огней можно было видеть вокруг «Канатов и Ножниц», той части города, которую люди вроде капитана Бодряка именовали не иначе как «городок».
«Сэмюэль!»
Бодряк, как сумел, завязал галстук. Ему доводилось видеть троллей, гномов и драконов, но сейчас ему предстояло встретить совершенно новый вид существ. Богачей.
Всегда трудно вспомнить каким выглядел мир по прошествии того, что ее мать деликатно называла определенным положением.
Например она помнила увиденные запахи. Реальные улицы и дома… они там конечно присутствовали, но только как на сером однотонном фоне выделяются звуки и, да-да, запахи, полыхающие как блистающие линии… цветного огня и клубов … цветного дыма.
Это было точкой, сутью всего происходящего. Это было там, где все это разбивалось вдребезги. А после не было подходящих слов для того, чтобы вы смогли отчетливо, хоть на миг, увидеть восьмой цвет, а затем описывали его в семицветном мире. Это было бы… «нечто зеленовато-пурпурное».
Между двумя состояниями не было полного пересечения.
Иногда, хотя и не очень часто, Любимица думала, что она счастлива от возможности видеть оба мира. И всегда бывали двадцать минут после Изменения, когда все чувства были усилены так, что мир вспыхивал во всем чувственном спектре как радуга.
Существовали разновидности оборотней. Некоторые люди вынуждены были бриться каждый час и носить шляпу, чтобы скрыть уши. Они могли сойти за почти нормальных.
Но без сомнения она всегда могла их распознать. В толпе, на запруженной улице оборотень всегда мог распознать другого оборотня. В их глазах всегда присутствовало нечто.
Ну и разумеется, если у вас было время, были еще и другие отличия. Оборотни старались жить поодиночке и заниматься работой, при которой не было контакта с животными. Они пользовались духами и часто брились, будучи весьма разборчивыми в еде. И вели дневники лунных фаз, с аккуратными пометками красными чернилами.
Это было не жизнью — быть оборотнем в деревне. Глупые цыплята терялись, а вы были подозреваемым номер один. Каждый мог подтвердить, что в городе жилось лучше.
Это было превозмогающим все и вся.
Любимице доводилось видеть долгие часы существования улицы Вязов, протекавшие за один час. Страх налетчика… был тускло-оранжевой линией. След Морковки был расплывающимся бледно-зеленым облачком, с окантовкой, которая подтверждала, что он слегка обеспокоен; там присутствовали еще дополнительные оттенки старой кожи и блестящей стали.
Многочисленные следы, слабые или сильные, пересекали улицу вдоль и поперек.
Был еще один след, пахнувший как старый обгаженный ковер.
«Ты, сука.» — раздался голос, обращавшийся к ней.
Она повернула голову. Гаспод выглядел не лучшим образом, даже с собачьей точки зрения, разве что был окружен облаком неописуемых ароматов. «Ах, это ты.»
«Вер-р-р-но.» — сказал Гаспод, лихорадочно почесываясь.
Он с надеждой взглянул на нее. «Только попросить, понимаете, получить это прямо сейчас, глядя на положение вещей, во спасение души, если она существует, но как я полагаю, для меня нет ни малейшего шанса нюхнуть…»
«Ни единого.»
«Только спросить. Не в обиду будь сказано.»
Любимица наморщила морду.
«Как ты умудряешься так смердеть? Я думала, что ты воняешь, пребывая в человечьем обличьи, но сейчас…»
Гаспод возгордился.
«А как же, порожденье.» — сказал он. — «этого и не происходит. Я должен был над этим работать. Если бы ты была настоящей собакой, то это было бы похоже на состояние после бритья. Между прочим, тебе нужен ошейник, мисс. Никто не тронет тебя, если на тебе одет ошейник.»
«Благодарю.»
Гаспод казалось над чем-то размышлял.
«Э…ты же не будешь разрывать сердца.»
«Вопреки всему мне этого хочется.» — сказал Любимица.
«Хорошо, хорошо.» — скороговоркой сказал Гаспод. — «Куда ты собираешься?»
Он перешел на быстрый вперевалку шаг, чтобы поспеть за ней.
«Обнюхать вокруг дома Заложи-Молоток. Я не просила тебя идти со мной.»
«Ничего не остается делать.» — сказал Гаспод. — «Дом Ребер не выбрасывает своих отходов до полуночи.»
"У тебя нет дома, куда можно пойти? " — спросила Любимица, когда они проходили мимо ларька «жареная картошка с рыбой».
"Дом? У меня? Дом? Ах, да. Конечно. Нет проблем.
Смеющиеся дети, большие кухни, трехразовое питание, рядом смешной кот, собственное одеяльце и местечко у камина, он старый тюфяк, но мы его любили, и т.д. Никаких проблем. Я рад, что избавился от этого." сказал Гаспод.
«Я только сейчас заметила, что у тебя нет ошейника.»
«Он…свалился.»
«Правда?»
«Он весил как все их фальшивые бриллианты.»
«Я это заметила.»
«Они позволяют мне вытворять все, что мне нравится.» сказал Гаспод.
«Я понимаю.»
«Иногда я не появляюсь дома в течение нескольких дней.»
«Да ну?»
«Иногда даже неделю.»
«Верно.»
«Но они всегда рады видеть меня, когда я возвращаюсь.»
— сказал Гаспод.
«Мне припоминается, что ты говорил о том, что ночуешь в Университете.» — сказал Любимица, когда они увернулись от телеги на улице Блеска. На миг запах Гаспода стал неразличимым, но чудесным образом запах возник вновь.
«Да, верно.» — сказал он. — «Ну, ты знаешь, каково это, семья… Все дети дергают тебя, дают бисквиты и т.п., взрослые постоянно треплют. Действует на нервы. А потому я частенько сплю там.»
«Ну-ну.»
«Может чаще, чем следовало на самом деле.»
«Да ну?»
Гаспод слегка заскулил.
«Ты должна быть осторожной. Такая юная сучка вроде тебя может нарваться на серьезные неприятности в этом собачьем городе.»
Они добрались до деревянного сарая за мастерской Заложи-Молоток.
«Как ты…» — Любимица замерла.
Там было много различных запахов, но один, острый как пила, возобладал над всем.
«Фейерверк.»
«И страх.» — сказал Гаспод. — «Много, много страха…»
Он понюхал доски. — «Человеческий страх, не гнома. Ты сама бы сказала, если бы это был страх гномов. А это крысиный яд, чувствуешь… Фу-у! После всего этого поневоле станет плохо.»
«Я ощущаю запах одного мужчины и одного гнома.» — сказала Любимица.
«Да. Один мертвый гном.»
Гаспод сунул свой кургузый нос под дверь и с шумом втянул воздух. «А здесь совсем другое дело.» — сказал он. «Здесь только запах гнома, который тесно связан с запахом реки и все такое… Запах масла и…смазки…и все сорта эй, куда ты уходишь?»
Гаспод семенил за Любимицей, направлявшейся назад на улицу Блеска, носом вплотную к земле.
«Иди по следу.»
«Во имя чего? Ты же знаешь, он не поблагодарит тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Бодряк мог бы арестовать всех чародеев по подозрению, что они чертовски умны, хоть бы и на половину. Но больше всего огней можно было видеть вокруг «Канатов и Ножниц», той части города, которую люди вроде капитана Бодряка именовали не иначе как «городок».
«Сэмюэль!»
Бодряк, как сумел, завязал галстук. Ему доводилось видеть троллей, гномов и драконов, но сейчас ему предстояло встретить совершенно новый вид существ. Богачей.
Всегда трудно вспомнить каким выглядел мир по прошествии того, что ее мать деликатно называла определенным положением.
Например она помнила увиденные запахи. Реальные улицы и дома… они там конечно присутствовали, но только как на сером однотонном фоне выделяются звуки и, да-да, запахи, полыхающие как блистающие линии… цветного огня и клубов … цветного дыма.
Это было точкой, сутью всего происходящего. Это было там, где все это разбивалось вдребезги. А после не было подходящих слов для того, чтобы вы смогли отчетливо, хоть на миг, увидеть восьмой цвет, а затем описывали его в семицветном мире. Это было бы… «нечто зеленовато-пурпурное».
Между двумя состояниями не было полного пересечения.
Иногда, хотя и не очень часто, Любимица думала, что она счастлива от возможности видеть оба мира. И всегда бывали двадцать минут после Изменения, когда все чувства были усилены так, что мир вспыхивал во всем чувственном спектре как радуга.
Существовали разновидности оборотней. Некоторые люди вынуждены были бриться каждый час и носить шляпу, чтобы скрыть уши. Они могли сойти за почти нормальных.
Но без сомнения она всегда могла их распознать. В толпе, на запруженной улице оборотень всегда мог распознать другого оборотня. В их глазах всегда присутствовало нечто.
Ну и разумеется, если у вас было время, были еще и другие отличия. Оборотни старались жить поодиночке и заниматься работой, при которой не было контакта с животными. Они пользовались духами и часто брились, будучи весьма разборчивыми в еде. И вели дневники лунных фаз, с аккуратными пометками красными чернилами.
Это было не жизнью — быть оборотнем в деревне. Глупые цыплята терялись, а вы были подозреваемым номер один. Каждый мог подтвердить, что в городе жилось лучше.
Это было превозмогающим все и вся.
Любимице доводилось видеть долгие часы существования улицы Вязов, протекавшие за один час. Страх налетчика… был тускло-оранжевой линией. След Морковки был расплывающимся бледно-зеленым облачком, с окантовкой, которая подтверждала, что он слегка обеспокоен; там присутствовали еще дополнительные оттенки старой кожи и блестящей стали.
Многочисленные следы, слабые или сильные, пересекали улицу вдоль и поперек.
Был еще один след, пахнувший как старый обгаженный ковер.
«Ты, сука.» — раздался голос, обращавшийся к ней.
Она повернула голову. Гаспод выглядел не лучшим образом, даже с собачьей точки зрения, разве что был окружен облаком неописуемых ароматов. «Ах, это ты.»
«Вер-р-р-но.» — сказал Гаспод, лихорадочно почесываясь.
Он с надеждой взглянул на нее. «Только попросить, понимаете, получить это прямо сейчас, глядя на положение вещей, во спасение души, если она существует, но как я полагаю, для меня нет ни малейшего шанса нюхнуть…»
«Ни единого.»
«Только спросить. Не в обиду будь сказано.»
Любимица наморщила морду.
«Как ты умудряешься так смердеть? Я думала, что ты воняешь, пребывая в человечьем обличьи, но сейчас…»
Гаспод возгордился.
«А как же, порожденье.» — сказал он. — «этого и не происходит. Я должен был над этим работать. Если бы ты была настоящей собакой, то это было бы похоже на состояние после бритья. Между прочим, тебе нужен ошейник, мисс. Никто не тронет тебя, если на тебе одет ошейник.»
«Благодарю.»
Гаспод казалось над чем-то размышлял.
«Э…ты же не будешь разрывать сердца.»
«Вопреки всему мне этого хочется.» — сказал Любимица.
«Хорошо, хорошо.» — скороговоркой сказал Гаспод. — «Куда ты собираешься?»
Он перешел на быстрый вперевалку шаг, чтобы поспеть за ней.
«Обнюхать вокруг дома Заложи-Молоток. Я не просила тебя идти со мной.»
«Ничего не остается делать.» — сказал Гаспод. — «Дом Ребер не выбрасывает своих отходов до полуночи.»
"У тебя нет дома, куда можно пойти? " — спросила Любимица, когда они проходили мимо ларька «жареная картошка с рыбой».
"Дом? У меня? Дом? Ах, да. Конечно. Нет проблем.
Смеющиеся дети, большие кухни, трехразовое питание, рядом смешной кот, собственное одеяльце и местечко у камина, он старый тюфяк, но мы его любили, и т.д. Никаких проблем. Я рад, что избавился от этого." сказал Гаспод.
«Я только сейчас заметила, что у тебя нет ошейника.»
«Он…свалился.»
«Правда?»
«Он весил как все их фальшивые бриллианты.»
«Я это заметила.»
«Они позволяют мне вытворять все, что мне нравится.» сказал Гаспод.
«Я понимаю.»
«Иногда я не появляюсь дома в течение нескольких дней.»
«Да ну?»
«Иногда даже неделю.»
«Верно.»
«Но они всегда рады видеть меня, когда я возвращаюсь.»
— сказал Гаспод.
«Мне припоминается, что ты говорил о том, что ночуешь в Университете.» — сказал Любимица, когда они увернулись от телеги на улице Блеска. На миг запах Гаспода стал неразличимым, но чудесным образом запах возник вновь.
«Да, верно.» — сказал он. — «Ну, ты знаешь, каково это, семья… Все дети дергают тебя, дают бисквиты и т.п., взрослые постоянно треплют. Действует на нервы. А потому я частенько сплю там.»
«Ну-ну.»
«Может чаще, чем следовало на самом деле.»
«Да ну?»
Гаспод слегка заскулил.
«Ты должна быть осторожной. Такая юная сучка вроде тебя может нарваться на серьезные неприятности в этом собачьем городе.»
Они добрались до деревянного сарая за мастерской Заложи-Молоток.
«Как ты…» — Любимица замерла.
Там было много различных запахов, но один, острый как пила, возобладал над всем.
«Фейерверк.»
«И страх.» — сказал Гаспод. — «Много, много страха…»
Он понюхал доски. — «Человеческий страх, не гнома. Ты сама бы сказала, если бы это был страх гномов. А это крысиный яд, чувствуешь… Фу-у! После всего этого поневоле станет плохо.»
«Я ощущаю запах одного мужчины и одного гнома.» — сказала Любимица.
«Да. Один мертвый гном.»
Гаспод сунул свой кургузый нос под дверь и с шумом втянул воздух. «А здесь совсем другое дело.» — сказал он. «Здесь только запах гнома, который тесно связан с запахом реки и все такое… Запах масла и…смазки…и все сорта эй, куда ты уходишь?»
Гаспод семенил за Любимицей, направлявшейся назад на улицу Блеска, носом вплотную к земле.
«Иди по следу.»
«Во имя чего? Ты же знаешь, он не поблагодарит тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85