- Через сто тридцать четыре года! Я с трудом...
- Так долго?.. Правильно, я же ушел в тридцать тысяч восемьсот
двадцать девятом.
- Вижу, кое-какие человеческие манеры вы уже переняли.
- Я перебил вас... Прошу прощения! Пожалуйста, сэр, продолжайте.
Дрозма сложил реки на животе и углубился в размышления. Минут через
пятнадцать он, усмехнувшись произнес:
- Вам не надоело общество других Отказников?
- Нет. Отказников мало. Я редко вижу их.
- Скажите как сальваянин сальваянину... Чем вы хоть занимаетесь?
- Болтаюсь по миру. Я стал асом маскировки. И если бы не израсходовал
дистроер [от англ. destroy - уничтожать] запаха, ваша Кайна никогда бы не
могла подслушать мой разговор с мальчишкой Понтевеччио.
- По закону от 27140 года сальваяне, живущие в городах, не имеют
права предоставлять помощь Отказникам.
- Ну, Дрозма... - Намир развел руками. - Вы зря принимаете мои слова
за намек на то, что я хотел бы получить от вас дистроер. Мне совсем не
трудно избежать встреч с лошадьми: они стали редки в наше время... Как
странно, ведь ни одно другое животное не обращает внимания на запах
марсианина... - Намир взглянул на Руководителя миссий и поправился: -
Сальваянина... Вы все еще предпочитаете древнее название? Даже говоря на
английском? - Он удивительно замолчал, но, не дождавшись ответа,
продолжил: - Должно быть, тяжело приходилось нашим в те времена, когда еще
не был изобретен дистроер. Думаю, пять тысяч лет назад стоило бы
организовать лошадиную эпидемию и навсегда избавиться от этих чертовых
животных... Впрочем, мне они не мешают, а потому, если я и нуждаюсь в
дистроере, то только для того, чтобы пореже встречаться с вашими
Наблюдателями.
Дрозма, не сумев скрыть отвращения, поморщился:
- Я начинаю понимать, почему вы отказались от должности. Думаю, за
всю вашу жизнь вы так и не научились терпению.
- Терпение - наркотик для слабых. У меня ровно столько терпения,
сколько мне требуется.
- Если у вас его достаточно, вам не к лицу возмущаться людьми. И
давайте не будем продолжать спор - мы все равно не придем к общему
мнению... Я спрашиваю еще раз: зачем вы явились сюда?
Намир стряхнул пепел на мозаичный пол.
- Я хотел выяснить одну вещь... Скажите, вы по-прежнему считаете, что
человеческие существа могут когда-нибудь чего-нибудь достичь?
- Да, мы так считаем.
- Понимаю... Даже после потери Города Океанов?
- Не надо о Городе Океанов, Намир. Хотя бы из уважения ко мне. -
Дрозма помолчал. - Чего вы пытались добиться своей отставкой, Намир?
- Добиться? - Отказник выглядел удивленным. - Впрочем, ладно... Ну,
хотя бы удовольствия, которое получает зритель. Разве не интересно
наблюдать за беднягами, своими руками плетущими веревку для собственного
повешения?!
- Не думаю, чтобы это было правдой. Такая причина не вынудила бы вас
повернуть против нас.
- Я не против вас лично, - ответил Намир и вернулся к предыдущей
мысли: - Я думал, они надели петлю на свою шею еще в девятьсот сорок пятом
году, но они до сих пор не повесились.
- Устали, наверное, ждать-то, Намир?
- Да-а-а... Но даже если я не доживу до их конца, сын мой обязательно
доживет.
- Сын?.. Кто ваша сальваянская жена, можно узнать?
- У меня нет жены, Дрозма. Она умерла во время родов, сорок два года
назад. Ее звали Аджона. Она подала в отставку в семьсот девяностом, но
продолжала страдать болезнью, называемой "идеализм", пока я ее не вылечил.
К сожалению, мне удалось это сделать лишь частично... - Намир вздохнул на
человеческий манер. - Мальчику уже сорок два года, почти взрослый. И
потому вы понимаете, что моя надежда засвидетельствовать конец Homo
quasi-sapiens зиждется хотя бы на родительских интересах... Кстати, могу я
поинтересоваться текущими данными о населении?
- Около двух тысяч, Намир.
- Во всех... э-э... четырех Городах?
- Да.
- Гм... Побольше, конечно, чем наши несколько дюжин просвещенных.
Впрочем, ваша цифра вполне может оказаться неверной - вы ведь фантазеры.
- А когда люди исчезнут, вы собираетесь восстанавливать население из
нескольких дюжин, Намир?
- Не думаю, чтобы они исчезли полностью. Их чертовски много, Дрозма.
- И у вас есть планы по использованию выживших?
- Ну, старина, я не считаю возможным знакомить вас с нашими планами.
- Закон от двадцать семь тысяч сто сорокового года...
- ...есть шаблонное выражение сальваянского благочестия, - Намир
усмехнулся. - Вы не можете использовать против нас этот закон. В конце
концов, у нас тоже имеется оружие. Думаю, с небольшой посторонней помощью
люди вполне могли бы обнаружить... оставшиеся Города.
- Неужели вы способны предать ваш собственный род?!
Намир молчал.
- Значит, вы считаете Отказников особо просвещенными? - спросил
Дрозма после некоторой паузы.
- Да! Благодаря страданиям, скуке, наблюдениями, разочарованиями,
истинным контактам... Что может быть более поучительным, чем потери,
одиночество и утрата надежды? Спросите хотя бы двенадцатилетнего Анжело
Понтевеччио. Он обожал своего умершего отца, ему не с кем общаться,
детство он провел в клетке, оторванный от жизни, но тем не менее он вполне
образован. Конечно, пока он неуправляемый котенок, котенок в волчьих
джунглях. И волки дадут его образованию другое направление.
- Любовь, если вы простите мне подобный оборот речи, более
способствует образованности.
- Я никогда не соглашусь с этим. Я видел, какими идиотами становятся
влюбленные человеческие существа. Главным образом они, конечно, влюблены в
себя, но их не красит и любовь к работе или идеям. Как и любовь к друзьям,
лицам противоположного пола, родителям и детям. Вряд ли найдется
человеческая иллюзия более комичная, чем любовь.
- Вот как? - сказал Дрозма. - А могу я поинтересоваться, что вы еще
делали снаружи?
Намир отвернулся:
- До сих пор наблюдал. По-своему...
- Как вы могли наблюдать, заболев такой ненавистью?
- Я проницательный наблюдатель, Дрозма!
- Вы путаете проницательность с тщательностью. Если сидящий за
микроскопом забудет об относительности размеров, он вполне может принять
амебу за слона... Коли мне не изменяет память, впервые после отставки вы
были замечены нами в восемьсот девяносто шестом на Филиппинах.
- Был замечен? - Намир усмехнулся. - Не знал об этом. У вас повсюду
глаза!
- Нам сообщили, что вы обрабатывали испанцев. В Маниле, через день
или сразу после убийства Хосе Рисаля [Хосе Рисаль (1861-96) - филиппинский
просветитель, писатель, ученый;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74