В
последние девять лет я был здесь несколько раз, но все проездом, и
возможности задержаться не представилось.
В 960-х Нью-Йорк решил украсить и облагородить свой отвратительный
береговой фасад. От моста Джорджа Вашингтона до Двадцать третьей улицы
простирается величественная Эспланада, с высоченными зданиями, частью
отступающими за линию более низких сооружений на внутренней стороне
Эспланады, частью круто взмывающими в небо прямо от реки. Мне говорили,
что понизу до сих пор грохочут поезда железной дороги. Пропуская
способность причалов значительно расширилась, но это практически незаметно
со стороны: пришвартоваться судну или парому означает войти под арку в
светящейся отвесной скале. Надеюсь, когда у меня появится время, я
обязательно пересеку Джерси [Джерси (Джерси-Сити) - район Большого
Нью-Йорка; расположен на западном берегу Гудзона, напротив острова
Манхэттен] с целью вернуться на одном из тупоносых дизельных паромов и
посмотреть все самому. Автомобили катят по второму уровню, и их движение
наверху Эспланады не ощущается, так же как вы не чувствуете его, гуляя по
верхним уровням авеню. На Эспланаде в компании с вами только небо,
стройные здания, люди да ветер с Гудзона, ветер, который теперь не кажется
враждебно рычащим, который не бросает вам в лицо песок, но является частью
городского величия.
Не стоит жалеть о Нью-Йорке прошлых лет. Времена меняются.
Давным-давно срыт район игорных домов, и будь проклят, если знаю, что они
сотворили с могилой Гранта. Уверен только, что она по-прежнему там.
Береговой фасад был спроектирован вскоре после того, как они вырвали город
из лап политиков и изменили систему управления. Они не стали прибегать к
методам, рассчитанным на дешевый успех. На просторах Эспланады не
разрешается даже кататься на велосипедах, хотя там везде дети.
Постоянное население города уменьшилось примерно на миллион человек,
и в соответствии с этим примерно на столько же увеличились огромные
секторы столичного округа. Возродились старые планы сделать округ
отдельным штатом. Различные общественные организации со всех сторон
проталкивают эту идею. В частности собираются подписи под петицией и
проводится кропотливая подготовительная работа в конгрессе. Они хотят,
чтобы новый штат был назван Адельфи. Лично у меня нет никаких возражений.
"Про-Арт-холл" расположен на верхних этажах одного из зданий,
вздымающегося прямо от реки. Сверкающая сталь, камень и стекло. Поскольку
мы, Дрозма, вынуждены вести скрытую жизнь, мы никогда не поймем, как они
достигают подобного эффекта. Эти здания совершенно человеческие, плоды их
сложной науки, тем не менее гармонирующие и с природой - с ветром и с
небом, с солнцем и звездами.
Сам концертный зал выглядел строгим. Холодный белый и нейтральный
серый цвета. Ничего, что бы развлекало вас или отвлекало ваше внимание от
простой сцены и сурового, классического благородства рояля. (Но во время
антракта было приятно заглянуть в комнату отдыха и обнаружить за ее
стеклянной западной стеной открытое пространство, сквозь которое можно
посмотреть вниз, на реку. Насколько далеко вниз, я не знаю. Сверкающий
огнями лайнер, плывущий по течению, казался детской игрушкой. Я с
удовольствием наблюдал за ним, пока звонок не позвал меня на вторую
половину чуда, создаваемого Шэрон.)
Думаю мало кто из публики имел о ней хоть какое-то представление.
Просто еще один нью-йоркский дебютант. Я превратился в комок нервов, удары
сердца поминутно встряхивали меня. Я прочел программку более десяти раз,
но так и не понял, о чем в ней написано, кроме того, что первым номером
будет фуга соль минор Баха.
Я затем появилась она. Изящная, хрупкая, кажущаяся высокой - о, я
предугадал это! В белом. Я предугадал и это. Ее корсаж был крошечным
пучком искорок и снежинок, скромный до абсурда. Каштановые волосы она до
сих пор носила распущенными по плечам, они казались туманным облаком. Она
и не подумала улыбнуться, да и поклон был почти небрежным. (Шэрон сказала
мне потом, что, будучи очень испуганной, не могла поклониться ниже из
страха, что когда она опустит голову, испуг отразится у нее на лице, и с
ним будет уже не сравниться.) Я вспомнил Амагою.
Она села, коснулась ладонями носового платка. Поправила длинную юбку,
чтобы подол прикрыл лодыжки. Я тупо отметил, что она все еще принадлежит к
классу курносеньких. Где-то рядом с нею должен был находиться и красный
мячик на резинке...
А потом я подарил ей наилучший комплимент - напрочь забыл о ней. Мной
целиком овладела фуга, она нанесла мне глубокие раны и увела меня в...
Какие фантастические и потому вечные города видел Бах, создавая из мрамора
снов свою архитектуру? Была ли написана "соль минор" уже после того, как
он ослеп? Я не помню. Да и не в этом суть: Его видения недоступны
нормальным, зрячим глазам. Все было так, словно Шэрон сказала каждому из
нас: "Идите сюда, ко мне. Я покажу вам, что я увидела". Нет другого
способа исполнять Баха, но кто в девятнадцать лет способен понять это?
Несмотря на великолепный финал, не было обычного, убивающего
последний аккорд, взрыва эмоций. Наоборот, они подарили ей несколько
секунд той чарующей тишины, о которой мечтают все человеческие исполнители
(и с чем, с тех пор как слушатели-марсиане воспринимают тишину чем-то само
собой разумеющимся, я, во время музыки, могу полностью согласиться). Когда
гром все-таки разразился, он оказался непродолжительным, потому что Шэрон
тут же улыбнулась и ее застенчивая гримаска вызвала сочувственный смех.
Этот смех должен был показать ей, что они влюбились в нее. Едва Шэрон
повернулась к роялю, аплодисменты тут же оборвались.
Все оставшееся время в первом отделении было отдано Шопену. Соната;
три ноктюрна; экспромт фа-диез минор который, думаю, и есть чистейшей
Шопен - слияние экстаза и одиночества, почти непереносимых. Шэрон и
чувствовала, и исполняла его именно так. И хоть огонь, горящий внутри нас,
был спокойным, мы вызвали ее на бис уже в конце первого отделения - вещь в
наши дни совершенно неслыханная! Когда возгласы стали явными. Шэрон
подарила нам маленькую Первую прелюдию - так она могла бы бросить цветок
возлюбленному, достойному ее подарка, но оказавшемуся не слишком
расторопным. Сплошное пианиссимо, игнорирующее общепринятые динамические
оттенки: словно открывшееся с видом на водопад окно закрывается до того,
как вы сумеете угадать, о чем говорит река.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
последние девять лет я был здесь несколько раз, но все проездом, и
возможности задержаться не представилось.
В 960-х Нью-Йорк решил украсить и облагородить свой отвратительный
береговой фасад. От моста Джорджа Вашингтона до Двадцать третьей улицы
простирается величественная Эспланада, с высоченными зданиями, частью
отступающими за линию более низких сооружений на внутренней стороне
Эспланады, частью круто взмывающими в небо прямо от реки. Мне говорили,
что понизу до сих пор грохочут поезда железной дороги. Пропуская
способность причалов значительно расширилась, но это практически незаметно
со стороны: пришвартоваться судну или парому означает войти под арку в
светящейся отвесной скале. Надеюсь, когда у меня появится время, я
обязательно пересеку Джерси [Джерси (Джерси-Сити) - район Большого
Нью-Йорка; расположен на западном берегу Гудзона, напротив острова
Манхэттен] с целью вернуться на одном из тупоносых дизельных паромов и
посмотреть все самому. Автомобили катят по второму уровню, и их движение
наверху Эспланады не ощущается, так же как вы не чувствуете его, гуляя по
верхним уровням авеню. На Эспланаде в компании с вами только небо,
стройные здания, люди да ветер с Гудзона, ветер, который теперь не кажется
враждебно рычащим, который не бросает вам в лицо песок, но является частью
городского величия.
Не стоит жалеть о Нью-Йорке прошлых лет. Времена меняются.
Давным-давно срыт район игорных домов, и будь проклят, если знаю, что они
сотворили с могилой Гранта. Уверен только, что она по-прежнему там.
Береговой фасад был спроектирован вскоре после того, как они вырвали город
из лап политиков и изменили систему управления. Они не стали прибегать к
методам, рассчитанным на дешевый успех. На просторах Эспланады не
разрешается даже кататься на велосипедах, хотя там везде дети.
Постоянное население города уменьшилось примерно на миллион человек,
и в соответствии с этим примерно на столько же увеличились огромные
секторы столичного округа. Возродились старые планы сделать округ
отдельным штатом. Различные общественные организации со всех сторон
проталкивают эту идею. В частности собираются подписи под петицией и
проводится кропотливая подготовительная работа в конгрессе. Они хотят,
чтобы новый штат был назван Адельфи. Лично у меня нет никаких возражений.
"Про-Арт-холл" расположен на верхних этажах одного из зданий,
вздымающегося прямо от реки. Сверкающая сталь, камень и стекло. Поскольку
мы, Дрозма, вынуждены вести скрытую жизнь, мы никогда не поймем, как они
достигают подобного эффекта. Эти здания совершенно человеческие, плоды их
сложной науки, тем не менее гармонирующие и с природой - с ветром и с
небом, с солнцем и звездами.
Сам концертный зал выглядел строгим. Холодный белый и нейтральный
серый цвета. Ничего, что бы развлекало вас или отвлекало ваше внимание от
простой сцены и сурового, классического благородства рояля. (Но во время
антракта было приятно заглянуть в комнату отдыха и обнаружить за ее
стеклянной западной стеной открытое пространство, сквозь которое можно
посмотреть вниз, на реку. Насколько далеко вниз, я не знаю. Сверкающий
огнями лайнер, плывущий по течению, казался детской игрушкой. Я с
удовольствием наблюдал за ним, пока звонок не позвал меня на вторую
половину чуда, создаваемого Шэрон.)
Думаю мало кто из публики имел о ней хоть какое-то представление.
Просто еще один нью-йоркский дебютант. Я превратился в комок нервов, удары
сердца поминутно встряхивали меня. Я прочел программку более десяти раз,
но так и не понял, о чем в ней написано, кроме того, что первым номером
будет фуга соль минор Баха.
Я затем появилась она. Изящная, хрупкая, кажущаяся высокой - о, я
предугадал это! В белом. Я предугадал и это. Ее корсаж был крошечным
пучком искорок и снежинок, скромный до абсурда. Каштановые волосы она до
сих пор носила распущенными по плечам, они казались туманным облаком. Она
и не подумала улыбнуться, да и поклон был почти небрежным. (Шэрон сказала
мне потом, что, будучи очень испуганной, не могла поклониться ниже из
страха, что когда она опустит голову, испуг отразится у нее на лице, и с
ним будет уже не сравниться.) Я вспомнил Амагою.
Она села, коснулась ладонями носового платка. Поправила длинную юбку,
чтобы подол прикрыл лодыжки. Я тупо отметил, что она все еще принадлежит к
классу курносеньких. Где-то рядом с нею должен был находиться и красный
мячик на резинке...
А потом я подарил ей наилучший комплимент - напрочь забыл о ней. Мной
целиком овладела фуга, она нанесла мне глубокие раны и увела меня в...
Какие фантастические и потому вечные города видел Бах, создавая из мрамора
снов свою архитектуру? Была ли написана "соль минор" уже после того, как
он ослеп? Я не помню. Да и не в этом суть: Его видения недоступны
нормальным, зрячим глазам. Все было так, словно Шэрон сказала каждому из
нас: "Идите сюда, ко мне. Я покажу вам, что я увидела". Нет другого
способа исполнять Баха, но кто в девятнадцать лет способен понять это?
Несмотря на великолепный финал, не было обычного, убивающего
последний аккорд, взрыва эмоций. Наоборот, они подарили ей несколько
секунд той чарующей тишины, о которой мечтают все человеческие исполнители
(и с чем, с тех пор как слушатели-марсиане воспринимают тишину чем-то само
собой разумеющимся, я, во время музыки, могу полностью согласиться). Когда
гром все-таки разразился, он оказался непродолжительным, потому что Шэрон
тут же улыбнулась и ее застенчивая гримаска вызвала сочувственный смех.
Этот смех должен был показать ей, что они влюбились в нее. Едва Шэрон
повернулась к роялю, аплодисменты тут же оборвались.
Все оставшееся время в первом отделении было отдано Шопену. Соната;
три ноктюрна; экспромт фа-диез минор который, думаю, и есть чистейшей
Шопен - слияние экстаза и одиночества, почти непереносимых. Шэрон и
чувствовала, и исполняла его именно так. И хоть огонь, горящий внутри нас,
был спокойным, мы вызвали ее на бис уже в конце первого отделения - вещь в
наши дни совершенно неслыханная! Когда возгласы стали явными. Шэрон
подарила нам маленькую Первую прелюдию - так она могла бы бросить цветок
возлюбленному, достойному ее подарка, но оказавшемуся не слишком
расторопным. Сплошное пианиссимо, игнорирующее общепринятые динамические
оттенки: словно открывшееся с видом на водопад окно закрывается до того,
как вы сумеете угадать, о чем говорит река.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74