это - пальцы карманного
вора. Или, в лучшем случае, руки фокусника или виртуоза фортепианной игры.
Природа так прихотлива, что нередко соединяет в одно признаки величайшего
совершенства с признаками последней подлости. Эти воровские пальцы
Мартинеса были словно паразиты на почтенном и буржуазном жизненном дереве.
Этого не бросающегося в глаза признака не заметил бы и один из тысячи. Но
он заставил Фьельда пораздумать и укрепил его в решении ничего пока не
сообщать о судьбе Сен-Клэра.
Ла Фуэнте представил обоих мужчин друг другу. Фьельд напрасно искал
следа, хоть намека на беспокойство в карих, почти нежных глазах адвоката,
когда редактор назвал имя Сен-Клэра в связи с длинным путешествием
чужеземного врача.
Фьельд поспешил разъяснить, что причиной его приезда в Перу были
труды и изыскания Сен-Клэра над горной болезнью. Он сам - житель горной
страны, Норвегии. Он намерен предпринять ту же самую поездку, которая
стоила жизни его знаменитому коллеге.
Адвокат, с оттенком прекрасной грусти в звучном голосе, выразил
сожаление, что его лучший друг и светоч университета св. Марка угас в
зените своей славы. Раймон Сен-Клэр был мучеником науки - украшением
Франции, украшением Перу.
Фьельд внимательно прислушивался к этим красивым и благозвучным
словам. Голос адвоката был одновременно мужествен и мягок, как бархат, но
с каким-то оттенком, характер которого было не так-то легко определить.
Может быть, следы долгого пребывания в судебных залах. У людей этого
ремесла часто появляется склонность к искусственной декламации в обычных
разговорах, в особенности, если они защищают положение, против которого
восстает их внутреннее убеждение и совесть.
Но, как бы то ни было, в уме Фьельда пробудилось легкое подозрение,
что благородные речи Мартинеса не были совсем искренни. И еще - что его
дружба к Сен-Клэру не была так особенно глубока, как он утверждал.
История о тайной страсти старого профессора к биржевой игре была
совершенно невероятна. Ни его завещание, составленное как раз перед самым
отъездом, ни его дневник не упоминали о чем-нибудь подобном. Этот
красноречивый и сладкоречивый юрист, наверное, таил за внешностью честного
человека низкие и подлые инстинкты, которые не выносили дневного света.
Когда Фьельду все это стало ясно, он решился установить связь с
внучкой Сен-Клэра, которая, по-видимому, была соломинкой в глазу старого
Мартинеса... Случай помог этому намерению.
А именно, в поле зрения показался вдруг юный Мартинес. Он был похож
на грозовое облако, и его черные глаза метали молнии, когда он отвел отца
к соседнему столику и голосом то хриплым, то звонким стал рассказывать ему
что-то, что, очевидно, произвело на него глубокое впечатление. Ла Фуэнте
был также привлечен для совета.
Вскоре после этого Мартинес и его сын быстро распрощались.
Ла Фуэнте долго сидел и размышлял об услышанном. Он старался побороть
свойственное южанину стремление разболтать об этом собеседнику - но
безуспешно.
Наконец он обернулся к норвежцу, осторожно огляделся кругом и шепнул
своему вчерашнему знакомому:
- Это прямо невероятно. Внучка Раймона Сен-Клэра, Инеса, убежала из
дома Мартинеса со своею девушкою. Она оставила письмо, в котором заявила,
что попытается сама распутать свои денежные дела. Но это не все. Она
сообщает дальше, что желает уехать. И как вы думаете, куда? Она поедет
искать своего дедушку!
Ла Фуэнте торжественно огляделся кругом.
- Это можно назвать материалом для газеты, - сказал он. - Но я обещал
молчать. Ни одно слово об этом не должно появиться в "Комерсио". Что вы
скажете обо всем этом?
Фьельд взглянул на него с улыбкой.
- Я должен поздравить Перу с тем, что оно еще обладает такими
отважными женщинами, - сказал он.
10. ИНЕСА СЕН-КЛЭР
Директору большой международной гостиницы "Делигенсия" было не по
себе. Он был опытным и ловким хозяином в делах своей гостиницы, и теперь
от него требовали еще вдобавок, чтобы он сделался дипломатом.
Дело в том, что в комнате 158, одной из самых лучших комнат для
двоих, поселилась молодая девушка со спутницей-индианкой. По этому поводу
возражений быть не могло, хотя испанские девушки и не привыкли
пользоваться особенной свободой.
Но директора только что призывали к начальнику полиции, где он
получил различные директивы, касающиеся молодой девушки.
Нет на свете ничего более ненавистного для каждого хозяина гостиницы,
чем скандалы. Но не те блестящие светские скандалы, которые от времени до
времени при всеобщем шумном одобрении расцветают повсюду в Европе и в
Америке, а те небольшие происшествия с невысокопоставленными смертными,
материала о которых едва хватает разве только на столбец в местной газете,
продиктованный возмущенной моралью.
Но здесь не было речи о разводе, о двойном убийстве или о
каком-нибудь другом отдельном развлечении. Директор Вальдес был, впрочем,
не совсем уверен в том, что создавшееся положение давало ему право
вмешательства. Но значительные и влиятельные силы были заинтересованы в
деле, и в виду этого он был вынужден предпринять какие-то шаги.
Поэтому он попросил доложить о себе молодой девушке, которая,
оказалось, была занята уборкой чемоданов.
Директор был еще молодой человек со стойкими принципами. Но, как и у
всех перуанцев, у него было предрасположение к романтической
чувствительности.
Прижав руку к сердцу, он застыл в изумлении перед высокой, тонкой,
светловолосой девушкой, которая спокойным и твердым голосом осведомилась о
цели его посещения.
Эстель Жаннете Инесе Сен-Клэр было тогда девятнадцать лет. Быть
может, она казалась несколько старше своих лет, так как выражение ребенка
и подростка рано сменились на ее лице выражением озабоченным и
решительным. Но ее длинное, тонкое лицо, ее темные, с неизъяснимым
взглядом глаза, ее пепельные волосы с золотистым отливом, - все это
обличало в ней одно из тех существ, для которых мужчины как в Перу, так и
в других местах, охотно жертвуют многим, а иные даже всем, если
понадобится.
Первой мыслью директора Вальдеса было как можно скорее удалиться,
второй - упасть на колени, а третьей - сейчас же броситься вниз, в свою
контору, чтобы написать там пламенное любовное стихотворение. Но четвертая
мысль кое-что нашептывала ему о долге службы и о полиции.
- Мне очень неприятно, - сказал он, запинаясь, - но я принужден
сообщить вам, сеньорита, что вы должны оставить эту комнату сегодня до
наступления вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
вора. Или, в лучшем случае, руки фокусника или виртуоза фортепианной игры.
Природа так прихотлива, что нередко соединяет в одно признаки величайшего
совершенства с признаками последней подлости. Эти воровские пальцы
Мартинеса были словно паразиты на почтенном и буржуазном жизненном дереве.
Этого не бросающегося в глаза признака не заметил бы и один из тысячи. Но
он заставил Фьельда пораздумать и укрепил его в решении ничего пока не
сообщать о судьбе Сен-Клэра.
Ла Фуэнте представил обоих мужчин друг другу. Фьельд напрасно искал
следа, хоть намека на беспокойство в карих, почти нежных глазах адвоката,
когда редактор назвал имя Сен-Клэра в связи с длинным путешествием
чужеземного врача.
Фьельд поспешил разъяснить, что причиной его приезда в Перу были
труды и изыскания Сен-Клэра над горной болезнью. Он сам - житель горной
страны, Норвегии. Он намерен предпринять ту же самую поездку, которая
стоила жизни его знаменитому коллеге.
Адвокат, с оттенком прекрасной грусти в звучном голосе, выразил
сожаление, что его лучший друг и светоч университета св. Марка угас в
зените своей славы. Раймон Сен-Клэр был мучеником науки - украшением
Франции, украшением Перу.
Фьельд внимательно прислушивался к этим красивым и благозвучным
словам. Голос адвоката был одновременно мужествен и мягок, как бархат, но
с каким-то оттенком, характер которого было не так-то легко определить.
Может быть, следы долгого пребывания в судебных залах. У людей этого
ремесла часто появляется склонность к искусственной декламации в обычных
разговорах, в особенности, если они защищают положение, против которого
восстает их внутреннее убеждение и совесть.
Но, как бы то ни было, в уме Фьельда пробудилось легкое подозрение,
что благородные речи Мартинеса не были совсем искренни. И еще - что его
дружба к Сен-Клэру не была так особенно глубока, как он утверждал.
История о тайной страсти старого профессора к биржевой игре была
совершенно невероятна. Ни его завещание, составленное как раз перед самым
отъездом, ни его дневник не упоминали о чем-нибудь подобном. Этот
красноречивый и сладкоречивый юрист, наверное, таил за внешностью честного
человека низкие и подлые инстинкты, которые не выносили дневного света.
Когда Фьельду все это стало ясно, он решился установить связь с
внучкой Сен-Клэра, которая, по-видимому, была соломинкой в глазу старого
Мартинеса... Случай помог этому намерению.
А именно, в поле зрения показался вдруг юный Мартинес. Он был похож
на грозовое облако, и его черные глаза метали молнии, когда он отвел отца
к соседнему столику и голосом то хриплым, то звонким стал рассказывать ему
что-то, что, очевидно, произвело на него глубокое впечатление. Ла Фуэнте
был также привлечен для совета.
Вскоре после этого Мартинес и его сын быстро распрощались.
Ла Фуэнте долго сидел и размышлял об услышанном. Он старался побороть
свойственное южанину стремление разболтать об этом собеседнику - но
безуспешно.
Наконец он обернулся к норвежцу, осторожно огляделся кругом и шепнул
своему вчерашнему знакомому:
- Это прямо невероятно. Внучка Раймона Сен-Клэра, Инеса, убежала из
дома Мартинеса со своею девушкою. Она оставила письмо, в котором заявила,
что попытается сама распутать свои денежные дела. Но это не все. Она
сообщает дальше, что желает уехать. И как вы думаете, куда? Она поедет
искать своего дедушку!
Ла Фуэнте торжественно огляделся кругом.
- Это можно назвать материалом для газеты, - сказал он. - Но я обещал
молчать. Ни одно слово об этом не должно появиться в "Комерсио". Что вы
скажете обо всем этом?
Фьельд взглянул на него с улыбкой.
- Я должен поздравить Перу с тем, что оно еще обладает такими
отважными женщинами, - сказал он.
10. ИНЕСА СЕН-КЛЭР
Директору большой международной гостиницы "Делигенсия" было не по
себе. Он был опытным и ловким хозяином в делах своей гостиницы, и теперь
от него требовали еще вдобавок, чтобы он сделался дипломатом.
Дело в том, что в комнате 158, одной из самых лучших комнат для
двоих, поселилась молодая девушка со спутницей-индианкой. По этому поводу
возражений быть не могло, хотя испанские девушки и не привыкли
пользоваться особенной свободой.
Но директора только что призывали к начальнику полиции, где он
получил различные директивы, касающиеся молодой девушки.
Нет на свете ничего более ненавистного для каждого хозяина гостиницы,
чем скандалы. Но не те блестящие светские скандалы, которые от времени до
времени при всеобщем шумном одобрении расцветают повсюду в Европе и в
Америке, а те небольшие происшествия с невысокопоставленными смертными,
материала о которых едва хватает разве только на столбец в местной газете,
продиктованный возмущенной моралью.
Но здесь не было речи о разводе, о двойном убийстве или о
каком-нибудь другом отдельном развлечении. Директор Вальдес был, впрочем,
не совсем уверен в том, что создавшееся положение давало ему право
вмешательства. Но значительные и влиятельные силы были заинтересованы в
деле, и в виду этого он был вынужден предпринять какие-то шаги.
Поэтому он попросил доложить о себе молодой девушке, которая,
оказалось, была занята уборкой чемоданов.
Директор был еще молодой человек со стойкими принципами. Но, как и у
всех перуанцев, у него было предрасположение к романтической
чувствительности.
Прижав руку к сердцу, он застыл в изумлении перед высокой, тонкой,
светловолосой девушкой, которая спокойным и твердым голосом осведомилась о
цели его посещения.
Эстель Жаннете Инесе Сен-Клэр было тогда девятнадцать лет. Быть
может, она казалась несколько старше своих лет, так как выражение ребенка
и подростка рано сменились на ее лице выражением озабоченным и
решительным. Но ее длинное, тонкое лицо, ее темные, с неизъяснимым
взглядом глаза, ее пепельные волосы с золотистым отливом, - все это
обличало в ней одно из тех существ, для которых мужчины как в Перу, так и
в других местах, охотно жертвуют многим, а иные даже всем, если
понадобится.
Первой мыслью директора Вальдеса было как можно скорее удалиться,
второй - упасть на колени, а третьей - сейчас же броситься вниз, в свою
контору, чтобы написать там пламенное любовное стихотворение. Но четвертая
мысль кое-что нашептывала ему о долге службы и о полиции.
- Мне очень неприятно, - сказал он, запинаясь, - но я принужден
сообщить вам, сеньорита, что вы должны оставить эту комнату сегодня до
наступления вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49