Скалы рычали от страха, ужаса и гнева.
А потом, меж тем, как от коридора и подземелий остались одни
развалины, наступила вдруг полная тишина. Она была страшнее грома. Как
будто гиганты земли переводили дух для нового усилия. Они напрягали плечи
под земной поверхностью.
В следующее мгновение разразился новый взрыв, скалы разбились на
тысячи кусков, словно стеклянные. Пласты лавы отделились и покатились вниз
по склону горы с ревом и грохотом, а вдали слышалось глухое, яростное
фырканье, тонувшее в оглушительном грохоте гигантской мортиры кратера.
- Это смерть, - подумала Инеса и без страха прильнула к большому
человеку, стоявшему подле нее.
И Фьельд склонился над ней, как будто он надеялся защитить своими
широкими плечами эту хрупкую фигуру от обломков скал.
Но когда землетрясение окончилось и наступила настоящая тишина,
блестящий солнечный луч нашел дорогу к маленькой группе людей в глубокой
пещере. Одна из ее стен обрушилась, и в косвенном отблеске солнечного луча
обозначились очертания узкой лесенки.
Фьельд высвободился из объятий Инесы. Никогда не мог он забыть, с
какой счастливой улыбкой открыла она глаза навстречу солнцу.
Паквай уже стоял на лестнице, и солнце ему светило ярко в лицо.
Выражение его лица было, как всегда, непроницаемо.
- Путь свободен, - сказал он.
Фьельд осмотрелся с удивлением. Боковой проход к лабиринту был
совершенно завален, и крошечные дымящиеся капли воды просачивались сквозь
песок. Позади себя он услышал глубокий вздох.
Фьельд быстро обернулся и увидел маленького карлика, нагнувшегося над
обломком скалы, который он тщетно пытался отодвинуть. Из-под камня
виднелась старая иссохшая нога и несколько густых, словно лак, капель
крови, уже застывших, подобно кораллу, и ясно указывающих на то, что
старая карлица нашла свою свободу.
Тут же недалеко лежал Черный Антонио. Он сорвал с себя золотое
ожерелье, зажатое в его правой руке, которая была столько лет "Ужасом
Перу". Глаза были широко открыты и хранили свойственное им невозмутимо
спокойное выражение. Слабая улыбка блуждала на толстых чувственных губах.
Он как будто лежал на спине и наслаждался первым проблеском солнца
после непогоды. Но Фьельд не сомневался, что Антонио Веласко последовал в
неизвестность за своим вампиром. Из зиявшей артерии исчезли последние
капли крови, оставленные ему женой карлика.
- Он умер, - тихо сказал Фьельд и покрыл его лицо одеялом. - В свое
время он был бы последним орудием при дворе каких-нибудь Борджиа. Ни один
порок не был ему чужд. Но он был и мужчиною, который не боится ни смерти,
ни черта. Теперь, когда он потерял прежние силы, жизнь была бы для него
пыткою. И он был слишком горд, чтобы влачить жизнь, подобно бескровному
трупу.
- Он был злой человек, - произнес ясно по-испански чей-то тонкий
голосок.
Карлик заговорил. Он сидел на земле подле умершего и заботливо
собирал шнуры из пещеры, которыми воспользовался Фьельд.
Ни землетрясение, ни взрыв не могли вызвать большее ошеломление, чем
эта попытка маленького бесчеловечного старичка вступить в разговор.
- Он был испанец, - продолжал невозмутимо пищать карлик и слегка
поправил узел пришедшего в беспорядок шнурка, - и он созрел для великого
переливания крови. Скоро придет наше время.
Остолбеневшие слушатели невольно приблизились к маленькому человечку,
который уселся, скрестив ноги, словно портной, и завязывал на историческом
шнурке примечание к какому-то происшествию. Это превосходило всякое
вероятие! Среди этой темной горы находилось маленькое сморщенное существо,
которое говорило - правильнее сказать, свистело, - на чистейшем
кастильском наречии.
Тут карлик поднялся, и его красные глаза устремились на
светловолосого исполина, который склонился над ним с обнаженной шеей.
Глаза эти сверкнули. Складки кожи на дряхлом исхудалом лице собрались в
сплошное удивление.
- Что это у тебя на шее, чужой? - спросил он с глубоким волнением.
Фьельд вытащил амулет.
Это произвело на старика необычайное впечатление. Его тело
напряглось, словно он хотел броситься на доктора, но вдруг все его мускулы
ослабели. Он сгорбил спину и горящие красные глаза опустились к земле.
- Наше время прошло, - жалобно пропищал он. - Дух Пачакамака
удалился. Теперь наступило время детей Уайна Капака [Уайна Капак -
правитель Тауантинсуйу, государства инков, в 1493 - 1525 гг.].
Карлик подошел к Фьельду:
- Ты стоишь под защитою природных сил, - промолвил он не без
достоинства. - Пошли твоих людей наверх к солнцу. Путь свободен... Мне
надо поговорить с тобою. Тебе нечего бояться. Ты идешь к жизни. Я держу
бессмертие в моих руках. Но я иду к смерти.
34. БЕССМЕРТИЕ
Карлик нагнул голову и прислушался к шагам удалявшихся людей. Тогда
он взял небольшой мешок, висевший у его стана, и высыпал в свою костлявую
руку какой-то темный порошок. Он был похож на жевательный табак, и то, как
употреблял его карлик, весьма напоминало привычку железнодорожных рабочих
всего мира.
После этого незначительного, мирного поступка, который совершенно
успокоил Фьельда относительно возможностей хитрых уловок, карлик поднес
свою бородавчатую руку к толстой складке кожи, исполнявшей назначение
носа. Он был совсем как рассеянный профессор, обдумывающий свою речь,
прежде чем начать ее.
- Ты, должно быть, мудрый человек среди своего народа, - промолвил
карлик после долгого молчания. - И ты не похож на тех, которые разграбили
нашу страну. Мы стоим на пороге жизни и смерти. Последнее предостережение
прозвучало в наших ушах. Может быть, тебе удастся ускользнуть от него
живым. Я не знаю. Но мы, инки, должны теперь умереть... Выслушай меня,
юный человек. Я хочу поведать тебе некоторые из наших тайн, но не самую
величайшую. Прошло очень мало времени с тех пор, как там наверху, на краю
кратера сидел другой человек твоей крови. Но он не боялся смерти. Его
сухие губы сжимались от жадности к знанию. Действительно, он был великий
ученый, и его изнемогающие глаза просили и молили.
- Раймон Сен-Клэр! - воскликнул Фьельд.
- Он не желал продления его собственной жизни, - продолжал карлик, -
но он хотел наполнить свой дух новым, могущественным знанием, прежде чем
умереть. Он подозревал многое, но ничего не знал... Я пощадил его жизнь и
заставил его уйти на восток, где, я знал, смерть подстерегает его из за
каждого куста. Его люди, наоборот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
А потом, меж тем, как от коридора и подземелий остались одни
развалины, наступила вдруг полная тишина. Она была страшнее грома. Как
будто гиганты земли переводили дух для нового усилия. Они напрягали плечи
под земной поверхностью.
В следующее мгновение разразился новый взрыв, скалы разбились на
тысячи кусков, словно стеклянные. Пласты лавы отделились и покатились вниз
по склону горы с ревом и грохотом, а вдали слышалось глухое, яростное
фырканье, тонувшее в оглушительном грохоте гигантской мортиры кратера.
- Это смерть, - подумала Инеса и без страха прильнула к большому
человеку, стоявшему подле нее.
И Фьельд склонился над ней, как будто он надеялся защитить своими
широкими плечами эту хрупкую фигуру от обломков скал.
Но когда землетрясение окончилось и наступила настоящая тишина,
блестящий солнечный луч нашел дорогу к маленькой группе людей в глубокой
пещере. Одна из ее стен обрушилась, и в косвенном отблеске солнечного луча
обозначились очертания узкой лесенки.
Фьельд высвободился из объятий Инесы. Никогда не мог он забыть, с
какой счастливой улыбкой открыла она глаза навстречу солнцу.
Паквай уже стоял на лестнице, и солнце ему светило ярко в лицо.
Выражение его лица было, как всегда, непроницаемо.
- Путь свободен, - сказал он.
Фьельд осмотрелся с удивлением. Боковой проход к лабиринту был
совершенно завален, и крошечные дымящиеся капли воды просачивались сквозь
песок. Позади себя он услышал глубокий вздох.
Фьельд быстро обернулся и увидел маленького карлика, нагнувшегося над
обломком скалы, который он тщетно пытался отодвинуть. Из-под камня
виднелась старая иссохшая нога и несколько густых, словно лак, капель
крови, уже застывших, подобно кораллу, и ясно указывающих на то, что
старая карлица нашла свою свободу.
Тут же недалеко лежал Черный Антонио. Он сорвал с себя золотое
ожерелье, зажатое в его правой руке, которая была столько лет "Ужасом
Перу". Глаза были широко открыты и хранили свойственное им невозмутимо
спокойное выражение. Слабая улыбка блуждала на толстых чувственных губах.
Он как будто лежал на спине и наслаждался первым проблеском солнца
после непогоды. Но Фьельд не сомневался, что Антонио Веласко последовал в
неизвестность за своим вампиром. Из зиявшей артерии исчезли последние
капли крови, оставленные ему женой карлика.
- Он умер, - тихо сказал Фьельд и покрыл его лицо одеялом. - В свое
время он был бы последним орудием при дворе каких-нибудь Борджиа. Ни один
порок не был ему чужд. Но он был и мужчиною, который не боится ни смерти,
ни черта. Теперь, когда он потерял прежние силы, жизнь была бы для него
пыткою. И он был слишком горд, чтобы влачить жизнь, подобно бескровному
трупу.
- Он был злой человек, - произнес ясно по-испански чей-то тонкий
голосок.
Карлик заговорил. Он сидел на земле подле умершего и заботливо
собирал шнуры из пещеры, которыми воспользовался Фьельд.
Ни землетрясение, ни взрыв не могли вызвать большее ошеломление, чем
эта попытка маленького бесчеловечного старичка вступить в разговор.
- Он был испанец, - продолжал невозмутимо пищать карлик и слегка
поправил узел пришедшего в беспорядок шнурка, - и он созрел для великого
переливания крови. Скоро придет наше время.
Остолбеневшие слушатели невольно приблизились к маленькому человечку,
который уселся, скрестив ноги, словно портной, и завязывал на историческом
шнурке примечание к какому-то происшествию. Это превосходило всякое
вероятие! Среди этой темной горы находилось маленькое сморщенное существо,
которое говорило - правильнее сказать, свистело, - на чистейшем
кастильском наречии.
Тут карлик поднялся, и его красные глаза устремились на
светловолосого исполина, который склонился над ним с обнаженной шеей.
Глаза эти сверкнули. Складки кожи на дряхлом исхудалом лице собрались в
сплошное удивление.
- Что это у тебя на шее, чужой? - спросил он с глубоким волнением.
Фьельд вытащил амулет.
Это произвело на старика необычайное впечатление. Его тело
напряглось, словно он хотел броситься на доктора, но вдруг все его мускулы
ослабели. Он сгорбил спину и горящие красные глаза опустились к земле.
- Наше время прошло, - жалобно пропищал он. - Дух Пачакамака
удалился. Теперь наступило время детей Уайна Капака [Уайна Капак -
правитель Тауантинсуйу, государства инков, в 1493 - 1525 гг.].
Карлик подошел к Фьельду:
- Ты стоишь под защитою природных сил, - промолвил он не без
достоинства. - Пошли твоих людей наверх к солнцу. Путь свободен... Мне
надо поговорить с тобою. Тебе нечего бояться. Ты идешь к жизни. Я держу
бессмертие в моих руках. Но я иду к смерти.
34. БЕССМЕРТИЕ
Карлик нагнул голову и прислушался к шагам удалявшихся людей. Тогда
он взял небольшой мешок, висевший у его стана, и высыпал в свою костлявую
руку какой-то темный порошок. Он был похож на жевательный табак, и то, как
употреблял его карлик, весьма напоминало привычку железнодорожных рабочих
всего мира.
После этого незначительного, мирного поступка, который совершенно
успокоил Фьельда относительно возможностей хитрых уловок, карлик поднес
свою бородавчатую руку к толстой складке кожи, исполнявшей назначение
носа. Он был совсем как рассеянный профессор, обдумывающий свою речь,
прежде чем начать ее.
- Ты, должно быть, мудрый человек среди своего народа, - промолвил
карлик после долгого молчания. - И ты не похож на тех, которые разграбили
нашу страну. Мы стоим на пороге жизни и смерти. Последнее предостережение
прозвучало в наших ушах. Может быть, тебе удастся ускользнуть от него
живым. Я не знаю. Но мы, инки, должны теперь умереть... Выслушай меня,
юный человек. Я хочу поведать тебе некоторые из наших тайн, но не самую
величайшую. Прошло очень мало времени с тех пор, как там наверху, на краю
кратера сидел другой человек твоей крови. Но он не боялся смерти. Его
сухие губы сжимались от жадности к знанию. Действительно, он был великий
ученый, и его изнемогающие глаза просили и молили.
- Раймон Сен-Клэр! - воскликнул Фьельд.
- Он не желал продления его собственной жизни, - продолжал карлик, -
но он хотел наполнить свой дух новым, могущественным знанием, прежде чем
умереть. Он подозревал многое, но ничего не знал... Я пощадил его жизнь и
заставил его уйти на восток, где, я знал, смерть подстерегает его из за
каждого куста. Его люди, наоборот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49