– Да иди ты – прошептала она. – Что он мог знать о боли?
Скрип металлических петель сопровождал открывшуюся дверь. Из комнаты повеяло запахом пыли, холодом и застоявшимся воздухом. У нее защипало глаза. Она надеялась, не смотря ни на что, обнаружить едва заметное напоминание об отце. Призрачный аромат «Инглиш Ледер», которым он опрыскивался каждое утро, сладкое дуновение страстно любимых им вишневых конфет. Пусть даже горячее дыхание виски. Все поглотило время. Ничего кроме пыли не осталось. Это была самая страшная правда. Она включила свет.
В центре комната была пуста, пол ровно покрывал толстый слой серой пудры времени. Клер знала, что мать продала мебель из кабинета много лет тому назад. И правильно поступила. Но Клер хотелось, как же ей хотелось, провести рукой по исцарапанной поверхности отцовского стола или посидеть на потертом, скрипучем стуле.
Вдоль стены стояли ящики, аккуратно обклеенные упаковочной лентой. Еще больше пыли, накопившейся за прошедшие годы, мягко пристало к холодным голым ступням Клер, когда она направилась к ящикам. Используя, все еще зажатые в руке ключи, Клер прорезала пленку и отогнула край.
Там был ее отец.
С наполовину радостным, наполовину грустным звуком она просунула руку в ящик и достала оттуда рубашку садовника. Она была постирана и аккуратно сложена, но пятна земли и травы остались. Она видела его, поблекшая хлопчатая ткань свободно болталась на тощем теле, пока он насвистывал сквозь зубы и ухаживал за цветами.
– Ты только взгляни на эти дельфиний, Клер. – Он улыбался и проводил костлявыми, перепачканными землею пальцами по темно-голубым цветкам с такой нежностью, словно он держал новорожденного. – Они вырастут даже больше, чем в прошлом году. Это тебе не куриная слепота по краям сада.
Она зарылась лицом в рубашку, делая глубоких вдох за вдохом. Она так отчетливо чувствовала его запах, как будто сидела с ним рядом. – Почему ты покинул меня так? – Раскачиваясь из стороны в сторону, она с силой прижала ткань с его запахом к коже, как если бы старалась вобрать в себя все, что от него осталось. Ее охватила ярость, горячие кольца которой сжимались вокруг уходившей печали. – Ты не имел права уйти от меня, когда я в тебе так сильно нуждалась. Черт бы тебя побрал, ты мне был нужен тогда. Папочка. О, папочка, почему?
Она опустилась на пол, и слезы хлынули из ее глаз. Эрни наблюдал за ней. Его тело было исполнено предчувствия и силы. Но вдруг темный восторг растворился, и на него накатила нежданная, нежеланная волна стыда. Он почувствовал, как стыд обжигает его лицо и шею, когда ее глубокие, надрывные стоны наполнили комнату. Он стал крадучись уходить, а тоскливые звуки преследовали его, пока он не перешел на бег.
Доктор Лумис сидел на стуле перед рабочим столом Кэма, аккуратно сложив руки на портфеле и сдвинув полированные ботинки.
Кэм задумался, мог ли следователь щелкнуть каблуками и смыться в Канзас или куда-нибудь еще, откуда он был родом.
– Так вот, я узнал, что покойный был вашим отцом…
– Отчимом, – поправил Кэм.
– Да. – Лумис прочистил горло. – Когда я выяснил, что он был вашим отчимом, я решил, что будет лучше, если я лично вам представлю свой отчет.
– Большое спасибо. – Кэм стал дальше читать отчет о вскрытии, одно слово мрачнее другого. – Это подтверждает версию об убийстве.
– Нет сомнений в том, что его убили. – Лумис поднял, затем снова опустил пальцы. – Вскрытие подтвердило мою первоначальную версию. Покойного забили до смерти. По обнаруженным нами осколкам костей и кусочкам дерева, я могу предположить, что использовались по меньшей мере две биты. Одна изготовленная из сосны, а другая – из эбенового дерева.
– Это означает, что в убийстве участвовали по меньшей мере двое.
– Возможно. Можно посмотреть? – Лумис взял фотографии, сделанные Кэмом на месте происшествия. Аккуратно сложив их вместе, он стал показывать их, словно это были семейные фото. – Видите след от удара под основание черепа? Это единственная рана с обратной стороны тела. Судя по оттенку кровоподтека ее нанесли до убийства. Это могло быть сделано для того, чтобы лишить жертву сознания. Теперь обратите внимание на запястья и лодыжки.
– Кто-то оглушил его ударом биты сзади. Затем его связали. – Кэм взял пачку сигарет. – До последнего мгновения он лежал плоско на спине.
– Именно так. – Довольный, Лумис почти улыбнулся. – Глубина ран и количество в них волосков ткани свидетельствует о том, что он отчаянно сопротивлялся.
– Вы согласны с тем, что его убили не там где мы его обнаружили?
– Совершенно определенно, согласен.
Кэм выпустил длинную струю дыма. – Мы обнаружили его машину. Оттуда исчез магнитофон, а вместе с ним пистолет и ящик пива из багажника. – Внимательно изучая Лумиса, он постучал сигаретой о пепельницу. – Людей убивали и не за такое.
– Действительно, убивали.
– Сколько подобных убийств проходит через вашу контору за год?
Лумис немного помедлил. – За восемь лет работы в этом графстве мне никогда не доводилось осматривать столь зверски избитое тело.
Кэм кивнул. Именно этого он и ожидал. – Я не думаю, что Биффа Стоуки убили ради магнитофона и ящика пива «Бадвайзер».
Лумис снова сложил руки. – Я патологоанатом, шериф. И в этом смысле я детектив. Я могу указать вам причину смерти, приблизительное время смерти. Я могу определить, что жертва съела в последний раз и были ли сексуальные отношения с женщиной. Но мотив я определить не могу.
Кивнув, Кэм затушил сигарету. – Большое спасибо, что вы пришли с докладом только ко мне, к тому же так быстро.
– Не за что. – Лумис поднялся. – Тело было передано ближайшему родственнику. – Заметив выражение лица Кэма, Лумис почувствовал слабую симпатию. Слух быстро дошел до него. – Ваша мать заказала церемонию в похоронном бюро Гриффитса в Эммитсборо.
– Ясно. – «Она ни разу не попросила его о помощи, – подумал Кэм, – и твердо отказывалась от всех его попыток предложить свои услуги». Подавив боль, он подал руку. – Благодарю вас, доктор Лумис.
Когда следователь ушел, Кэм запер отчеты и фотографии в ящик стола. Он вышел на улицу и, поразмышляв секунду, решил не брать машину. Похоронное бюро было всего лишь в нескольких кварталах. Ему надо было пройтись.
Люди встречали его кивками и приветствиями. Даже не прислушиваясь, он знал, что отойдя на достаточное расстояние, они начинали шептаться и бубнить. Биффа Стоуки забили до смерти. В таком городке невозможно было держать в секрете столь выдающееся происшествие. Также не было секретом и то, что приемный сын Стоуки и городской шериф Кэмерон Рафферти был злейшим врагом покойного.
Слегка усмехнувшись, Кэм свернул с Мэин на Сансет. Когда офицер, проводящий расследование, и главный подозреваемый – одно лицо, то это само по себе примечательно и особенно потому, что офицерский чин представляет единственное алиби подозреваемого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Скрип металлических петель сопровождал открывшуюся дверь. Из комнаты повеяло запахом пыли, холодом и застоявшимся воздухом. У нее защипало глаза. Она надеялась, не смотря ни на что, обнаружить едва заметное напоминание об отце. Призрачный аромат «Инглиш Ледер», которым он опрыскивался каждое утро, сладкое дуновение страстно любимых им вишневых конфет. Пусть даже горячее дыхание виски. Все поглотило время. Ничего кроме пыли не осталось. Это была самая страшная правда. Она включила свет.
В центре комната была пуста, пол ровно покрывал толстый слой серой пудры времени. Клер знала, что мать продала мебель из кабинета много лет тому назад. И правильно поступила. Но Клер хотелось, как же ей хотелось, провести рукой по исцарапанной поверхности отцовского стола или посидеть на потертом, скрипучем стуле.
Вдоль стены стояли ящики, аккуратно обклеенные упаковочной лентой. Еще больше пыли, накопившейся за прошедшие годы, мягко пристало к холодным голым ступням Клер, когда она направилась к ящикам. Используя, все еще зажатые в руке ключи, Клер прорезала пленку и отогнула край.
Там был ее отец.
С наполовину радостным, наполовину грустным звуком она просунула руку в ящик и достала оттуда рубашку садовника. Она была постирана и аккуратно сложена, но пятна земли и травы остались. Она видела его, поблекшая хлопчатая ткань свободно болталась на тощем теле, пока он насвистывал сквозь зубы и ухаживал за цветами.
– Ты только взгляни на эти дельфиний, Клер. – Он улыбался и проводил костлявыми, перепачканными землею пальцами по темно-голубым цветкам с такой нежностью, словно он держал новорожденного. – Они вырастут даже больше, чем в прошлом году. Это тебе не куриная слепота по краям сада.
Она зарылась лицом в рубашку, делая глубоких вдох за вдохом. Она так отчетливо чувствовала его запах, как будто сидела с ним рядом. – Почему ты покинул меня так? – Раскачиваясь из стороны в сторону, она с силой прижала ткань с его запахом к коже, как если бы старалась вобрать в себя все, что от него осталось. Ее охватила ярость, горячие кольца которой сжимались вокруг уходившей печали. – Ты не имел права уйти от меня, когда я в тебе так сильно нуждалась. Черт бы тебя побрал, ты мне был нужен тогда. Папочка. О, папочка, почему?
Она опустилась на пол, и слезы хлынули из ее глаз. Эрни наблюдал за ней. Его тело было исполнено предчувствия и силы. Но вдруг темный восторг растворился, и на него накатила нежданная, нежеланная волна стыда. Он почувствовал, как стыд обжигает его лицо и шею, когда ее глубокие, надрывные стоны наполнили комнату. Он стал крадучись уходить, а тоскливые звуки преследовали его, пока он не перешел на бег.
Доктор Лумис сидел на стуле перед рабочим столом Кэма, аккуратно сложив руки на портфеле и сдвинув полированные ботинки.
Кэм задумался, мог ли следователь щелкнуть каблуками и смыться в Канзас или куда-нибудь еще, откуда он был родом.
– Так вот, я узнал, что покойный был вашим отцом…
– Отчимом, – поправил Кэм.
– Да. – Лумис прочистил горло. – Когда я выяснил, что он был вашим отчимом, я решил, что будет лучше, если я лично вам представлю свой отчет.
– Большое спасибо. – Кэм стал дальше читать отчет о вскрытии, одно слово мрачнее другого. – Это подтверждает версию об убийстве.
– Нет сомнений в том, что его убили. – Лумис поднял, затем снова опустил пальцы. – Вскрытие подтвердило мою первоначальную версию. Покойного забили до смерти. По обнаруженным нами осколкам костей и кусочкам дерева, я могу предположить, что использовались по меньшей мере две биты. Одна изготовленная из сосны, а другая – из эбенового дерева.
– Это означает, что в убийстве участвовали по меньшей мере двое.
– Возможно. Можно посмотреть? – Лумис взял фотографии, сделанные Кэмом на месте происшествия. Аккуратно сложив их вместе, он стал показывать их, словно это были семейные фото. – Видите след от удара под основание черепа? Это единственная рана с обратной стороны тела. Судя по оттенку кровоподтека ее нанесли до убийства. Это могло быть сделано для того, чтобы лишить жертву сознания. Теперь обратите внимание на запястья и лодыжки.
– Кто-то оглушил его ударом биты сзади. Затем его связали. – Кэм взял пачку сигарет. – До последнего мгновения он лежал плоско на спине.
– Именно так. – Довольный, Лумис почти улыбнулся. – Глубина ран и количество в них волосков ткани свидетельствует о том, что он отчаянно сопротивлялся.
– Вы согласны с тем, что его убили не там где мы его обнаружили?
– Совершенно определенно, согласен.
Кэм выпустил длинную струю дыма. – Мы обнаружили его машину. Оттуда исчез магнитофон, а вместе с ним пистолет и ящик пива из багажника. – Внимательно изучая Лумиса, он постучал сигаретой о пепельницу. – Людей убивали и не за такое.
– Действительно, убивали.
– Сколько подобных убийств проходит через вашу контору за год?
Лумис немного помедлил. – За восемь лет работы в этом графстве мне никогда не доводилось осматривать столь зверски избитое тело.
Кэм кивнул. Именно этого он и ожидал. – Я не думаю, что Биффа Стоуки убили ради магнитофона и ящика пива «Бадвайзер».
Лумис снова сложил руки. – Я патологоанатом, шериф. И в этом смысле я детектив. Я могу указать вам причину смерти, приблизительное время смерти. Я могу определить, что жертва съела в последний раз и были ли сексуальные отношения с женщиной. Но мотив я определить не могу.
Кивнув, Кэм затушил сигарету. – Большое спасибо, что вы пришли с докладом только ко мне, к тому же так быстро.
– Не за что. – Лумис поднялся. – Тело было передано ближайшему родственнику. – Заметив выражение лица Кэма, Лумис почувствовал слабую симпатию. Слух быстро дошел до него. – Ваша мать заказала церемонию в похоронном бюро Гриффитса в Эммитсборо.
– Ясно. – «Она ни разу не попросила его о помощи, – подумал Кэм, – и твердо отказывалась от всех его попыток предложить свои услуги». Подавив боль, он подал руку. – Благодарю вас, доктор Лумис.
Когда следователь ушел, Кэм запер отчеты и фотографии в ящик стола. Он вышел на улицу и, поразмышляв секунду, решил не брать машину. Похоронное бюро было всего лишь в нескольких кварталах. Ему надо было пройтись.
Люди встречали его кивками и приветствиями. Даже не прислушиваясь, он знал, что отойдя на достаточное расстояние, они начинали шептаться и бубнить. Биффа Стоуки забили до смерти. В таком городке невозможно было держать в секрете столь выдающееся происшествие. Также не было секретом и то, что приемный сын Стоуки и городской шериф Кэмерон Рафферти был злейшим врагом покойного.
Слегка усмехнувшись, Кэм свернул с Мэин на Сансет. Когда офицер, проводящий расследование, и главный подозреваемый – одно лицо, то это само по себе примечательно и особенно потому, что офицерский чин представляет единственное алиби подозреваемого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131