Черт с ними со всеми.
К черту. К черту. К черту.
Они подумают, что она в школе до опупения замучена историей Соединенных Штатов. Кому какое дело, что старые пердуны подписали Декларацию независимости? Сегодня она подписывала собственную. Ей больше не придется сидеть на уроках или слушать лекции о том, как надо убирать комнату, или делать тише музыку, или не носить много косметики.
– Что с тобой, Карли? – всегда спрашивала ее мама.
– Почему ты себя так ведешь? Я не понимаю тебя.
Естественно, не понимает. Никто не понимает.
Она развернулась снова, выставив большой палец. Но радости в ней поубавилось. Она была в пути четыре часа, и ее решительный протест быстро сменялся жалостью к себе. Когда мимо прожужжал трактор с прицепом, бросая ей в лицо комья грязи, она на мгновение решила пересечь асфальт и двинуться на север, обратно к дому.
«Нет уж, к черту», – подумала она, распрямив ссутулившиеся плечи. Назад она не вернется. Пусть они ее поищут. Ей так хотелось, чтобы они ее искали.
Слегка вздохнув, она сошла с гравия на травяной откос, где была тень, и села там. За забором из ржавой сетки лениво паслись коровы. В ее рюкзаке, вместе с бикини, бумажником «Левис», ярко-розовыми шортами и еще одной майкой, было два пирожных «Хоустесс». Она съела оба, слизывая шоколад и облизывая пальцы, разглядывая уставившихся на нее коров.
Она жалела, что не догадалась засунуть в рюкзак пару банок «Кока-Колы». Как только она доберется до какого-нибудь городишки, она купит ее и еще «Мальборо». Взглянув на часы, она обнаружила, что как раз наступил полдень. В школьном кафетерии сейчас будет людно и шумно. Ей было интересно, что подумают другие ребята, когда узнают, что она добралась на попутках до самой Флориды. Да, они позеленеют. Это, наверное самое клевое, что она когда-либо делала. Вот тогда они действительно станут обращать внимание на нее. Все обратят внимание.
Она ненадолго вздремнула и проснулась озябшей и усталой. Надев рюкзак, она снова выбралась на обочину дороги и выставила большой палец.
Боже, она умирала от жажды. Крошки от пирожных, казалось, превратились в хрустальную пыль в ее горле. И ей захотелось еще сигарету. Ее дух немного окреп, когда она миновала дорожный знак:
Эммитсборо 8 миль.
Похоже на Хиксборо, но если там продают «Кока-колу Клэссик» и «Мальборо», то ей все равно.
Она очень обрадовалась, когда меньше чем через десять минут замедлил ход и остановился пикап. Зазвенев браслетами и сережками она поспешила к пассажирской двери. Парень в машине напоминал фермера. У него были большие руки с толстыми пальцами, а на голове была бейсбольная кепка с рекламой магазина сельскохозяйственных товаров. Грузовичок приятно пах сеном и животными.
– Спасибо, мистер. – Она влезла в кабину грузовичка. – Куда ты едешь?
– На юг, – ответила она. – Во Флориду.
– Далекий путь. – Он вскользь посмотрел на ее рюкзачок перед тем как выехать на дорогу снова.
– Да. – Она пожала плечами. – Ну и что?
– Едешь к родственникам?
– Нет. Просто еду. – Она вызывающе посмотрела на него, но он улыбался.
– Да, я знаю, как это бывает. Я тебя смогу отвезти только до семидесятой, но мне надо будет заехать в одно место.
– Вот это здорово. – Довольная собой, Карли откинулась на сиденье.
Глубоко в лесу, глубокой ночью холодно и чисто прозвучал колокол. Луна взошла высоко в черном небе, и круг из тринадцати пел. Они распевали песню смерти.
Алтарь дергался и корчился. В глазах у нее все расплывалось, поскольку они сняли с нее очки и вкололи что-то, когда связывали. Казалось, что сознание плавает вверх и вниз. Но глубоко внутри скрывался леденящих страх.
Она понимала, что обнажена, ее руки и ноги широко раздвинуты и привязаны. Но она не знала, где она, и ее шаткое сознание не могло четко ответить, как она туда попала.
«Человек в грузовичке, – думала она, напрягаясь. – Он подобрал ее. Это был фермер. Разве не так? Они заехали к нему на ферму. В этом она была почти уверена. Затем он повернул ее к себе. Она сопротивлялась, но он был сильный, страшно сильный. Потом он ее чем-то ударил».
Затем все расплывалось. Привязанная в темном месте. Давно она тут? Час, день? Люди подходят, говорят шепотом. Укол шприца в руку.
Она снова на улице. Она видела луну и звезды. Она чувствовала дым. Он обволакивал ее голову также, как и серебряный удар колокола. И пение. Она не могла разобрать слова, наверное иностранные. Она не могла уловить смысл.
Она немного всхлипнула, желая увидеть мать.
Она повернула голову и увидела фигуры в черных одеяниях. У них были звериные головы как в фильмах ужасов. Или это сон. «Это сон, – пообещала она себе и глаза ее обожгло слезами. Она проснется. Ее мама вот-вот войдет и разбудит ее, чтобы идти в школу и все исчезнет.
Это наверняка сон. Она знала, что не бывает созданий с человеческими фигурами и звериными головами. Чудовища существуют только в фильмах и прочей ерунде, вроде того, что они с Шэри Мюррэй брали на прокат, когда ночевали вместе».
Тот, с козлиной головой, поставил серебряную чашу между ее грудей. Мутная от наркотиков она удивилась, как она на самом деле может чувствовать холод металла на теле. Разве можно ощущать вещи во сне?
Он поднял руку, и его голос гулко отозвался в ее голове. Он установил свечу между ее бедер. Она начала отчаянно кричать, испугавшись, что это не сон. Все по-прежнему было видно то четко, то расплывалось, и казалось, что звуки доносятся издалека. Слышны были крики и стенания, и причитания, чересчур человеческие звуки доносились из этих звериных голов.
Она сбросила чашу, разлив содержимое по телу. Оно пахло как кровь. Она захныкала. Он трогал ее, рисовал на ее теле знаки красной жидкостью. Она видела блеск его глаз в козьей голове по мере того, как он, своими совсем человеческими руками, начал делать с ней то, что, как предупреждала мама, может случиться, если ездить на попутных машинах и заигрывать с мальчиками.
Даже сквозь стыд, она чувствовала, как горячая жидкость разливается у нее в животе.
Затем они обнажились, под плащами были мужчины с головами козлов, волков и ящериц. Не успел он на нее взгромоздиться, весь напряженный я готовый, она поняла, что ее изнасилуют. С первым толчком она закричала. И звук пустой и насмешливый разлетелся эхом в деревьях.
Они сосали ее покрытую кровью грудь, издавая жуткие чавкающие звуки, лапали и причмокивали. Она пыталась отпихиваться и слабо сопротивляться, когда ее безжалостно насиловали в рот. Завывая и причитая, они щипали и кололи, и закачивали в нее.
Они были безумны, все они, танцуя и подпрыгивая, и завывая во время того, как каждый из них по очереди насиловал ее. Бессердечные, безразличные даже тогда, когда ее крики перешли во всхлипывания, а всхлипы в бессмысленное мяукание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
К черту. К черту. К черту.
Они подумают, что она в школе до опупения замучена историей Соединенных Штатов. Кому какое дело, что старые пердуны подписали Декларацию независимости? Сегодня она подписывала собственную. Ей больше не придется сидеть на уроках или слушать лекции о том, как надо убирать комнату, или делать тише музыку, или не носить много косметики.
– Что с тобой, Карли? – всегда спрашивала ее мама.
– Почему ты себя так ведешь? Я не понимаю тебя.
Естественно, не понимает. Никто не понимает.
Она развернулась снова, выставив большой палец. Но радости в ней поубавилось. Она была в пути четыре часа, и ее решительный протест быстро сменялся жалостью к себе. Когда мимо прожужжал трактор с прицепом, бросая ей в лицо комья грязи, она на мгновение решила пересечь асфальт и двинуться на север, обратно к дому.
«Нет уж, к черту», – подумала она, распрямив ссутулившиеся плечи. Назад она не вернется. Пусть они ее поищут. Ей так хотелось, чтобы они ее искали.
Слегка вздохнув, она сошла с гравия на травяной откос, где была тень, и села там. За забором из ржавой сетки лениво паслись коровы. В ее рюкзаке, вместе с бикини, бумажником «Левис», ярко-розовыми шортами и еще одной майкой, было два пирожных «Хоустесс». Она съела оба, слизывая шоколад и облизывая пальцы, разглядывая уставившихся на нее коров.
Она жалела, что не догадалась засунуть в рюкзак пару банок «Кока-Колы». Как только она доберется до какого-нибудь городишки, она купит ее и еще «Мальборо». Взглянув на часы, она обнаружила, что как раз наступил полдень. В школьном кафетерии сейчас будет людно и шумно. Ей было интересно, что подумают другие ребята, когда узнают, что она добралась на попутках до самой Флориды. Да, они позеленеют. Это, наверное самое клевое, что она когда-либо делала. Вот тогда они действительно станут обращать внимание на нее. Все обратят внимание.
Она ненадолго вздремнула и проснулась озябшей и усталой. Надев рюкзак, она снова выбралась на обочину дороги и выставила большой палец.
Боже, она умирала от жажды. Крошки от пирожных, казалось, превратились в хрустальную пыль в ее горле. И ей захотелось еще сигарету. Ее дух немного окреп, когда она миновала дорожный знак:
Эммитсборо 8 миль.
Похоже на Хиксборо, но если там продают «Кока-колу Клэссик» и «Мальборо», то ей все равно.
Она очень обрадовалась, когда меньше чем через десять минут замедлил ход и остановился пикап. Зазвенев браслетами и сережками она поспешила к пассажирской двери. Парень в машине напоминал фермера. У него были большие руки с толстыми пальцами, а на голове была бейсбольная кепка с рекламой магазина сельскохозяйственных товаров. Грузовичок приятно пах сеном и животными.
– Спасибо, мистер. – Она влезла в кабину грузовичка. – Куда ты едешь?
– На юг, – ответила она. – Во Флориду.
– Далекий путь. – Он вскользь посмотрел на ее рюкзачок перед тем как выехать на дорогу снова.
– Да. – Она пожала плечами. – Ну и что?
– Едешь к родственникам?
– Нет. Просто еду. – Она вызывающе посмотрела на него, но он улыбался.
– Да, я знаю, как это бывает. Я тебя смогу отвезти только до семидесятой, но мне надо будет заехать в одно место.
– Вот это здорово. – Довольная собой, Карли откинулась на сиденье.
Глубоко в лесу, глубокой ночью холодно и чисто прозвучал колокол. Луна взошла высоко в черном небе, и круг из тринадцати пел. Они распевали песню смерти.
Алтарь дергался и корчился. В глазах у нее все расплывалось, поскольку они сняли с нее очки и вкололи что-то, когда связывали. Казалось, что сознание плавает вверх и вниз. Но глубоко внутри скрывался леденящих страх.
Она понимала, что обнажена, ее руки и ноги широко раздвинуты и привязаны. Но она не знала, где она, и ее шаткое сознание не могло четко ответить, как она туда попала.
«Человек в грузовичке, – думала она, напрягаясь. – Он подобрал ее. Это был фермер. Разве не так? Они заехали к нему на ферму. В этом она была почти уверена. Затем он повернул ее к себе. Она сопротивлялась, но он был сильный, страшно сильный. Потом он ее чем-то ударил».
Затем все расплывалось. Привязанная в темном месте. Давно она тут? Час, день? Люди подходят, говорят шепотом. Укол шприца в руку.
Она снова на улице. Она видела луну и звезды. Она чувствовала дым. Он обволакивал ее голову также, как и серебряный удар колокола. И пение. Она не могла разобрать слова, наверное иностранные. Она не могла уловить смысл.
Она немного всхлипнула, желая увидеть мать.
Она повернула голову и увидела фигуры в черных одеяниях. У них были звериные головы как в фильмах ужасов. Или это сон. «Это сон, – пообещала она себе и глаза ее обожгло слезами. Она проснется. Ее мама вот-вот войдет и разбудит ее, чтобы идти в школу и все исчезнет.
Это наверняка сон. Она знала, что не бывает созданий с человеческими фигурами и звериными головами. Чудовища существуют только в фильмах и прочей ерунде, вроде того, что они с Шэри Мюррэй брали на прокат, когда ночевали вместе».
Тот, с козлиной головой, поставил серебряную чашу между ее грудей. Мутная от наркотиков она удивилась, как она на самом деле может чувствовать холод металла на теле. Разве можно ощущать вещи во сне?
Он поднял руку, и его голос гулко отозвался в ее голове. Он установил свечу между ее бедер. Она начала отчаянно кричать, испугавшись, что это не сон. Все по-прежнему было видно то четко, то расплывалось, и казалось, что звуки доносятся издалека. Слышны были крики и стенания, и причитания, чересчур человеческие звуки доносились из этих звериных голов.
Она сбросила чашу, разлив содержимое по телу. Оно пахло как кровь. Она захныкала. Он трогал ее, рисовал на ее теле знаки красной жидкостью. Она видела блеск его глаз в козьей голове по мере того, как он, своими совсем человеческими руками, начал делать с ней то, что, как предупреждала мама, может случиться, если ездить на попутных машинах и заигрывать с мальчиками.
Даже сквозь стыд, она чувствовала, как горячая жидкость разливается у нее в животе.
Затем они обнажились, под плащами были мужчины с головами козлов, волков и ящериц. Не успел он на нее взгромоздиться, весь напряженный я готовый, она поняла, что ее изнасилуют. С первым толчком она закричала. И звук пустой и насмешливый разлетелся эхом в деревьях.
Они сосали ее покрытую кровью грудь, издавая жуткие чавкающие звуки, лапали и причмокивали. Она пыталась отпихиваться и слабо сопротивляться, когда ее безжалостно насиловали в рот. Завывая и причитая, они щипали и кололи, и закачивали в нее.
Они были безумны, все они, танцуя и подпрыгивая, и завывая во время того, как каждый из них по очереди насиловал ее. Бессердечные, безразличные даже тогда, когда ее крики перешли во всхлипывания, а всхлипы в бессмысленное мяукание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131