Вычистила свой и без того чистый дом. Еще было далеко до полудня и впереди тянулся бесконечный день, а за ним еще одна бесконечная ночь.
Она решила начать с сараев. Большую часть инструментов и машин с фермы продадут на аукционе, но она хотела сначала разобраться в сараях, осмотреть и отобрать вещи, которые выгоднее будет продать напрямую. Ее пугала мысль остаться без достаточных денег, оказаться не только одинокой, но бедной и одинокой.
Бифф не застраховал свою жизнь. С какой стати тратить порядочные деньги на страховые премии? Она похоронила его в кредит. Умирай сейчас, плати позже. Пора было оплачивать взнос по закладной на ферму, а также кредит за сенокосилку, которую Бифф купил два года тому назад. Затем надо было платить за корма, за услуги по сбыту продукции, за трактор и за «кадиллак» Биффа. Этан Майерс из банка сказал, что они продлят ей срок оплаты до того времени, пока она не приведет свои дела в порядок, но мысль о долгах не давала ей уснуть по ночам.
Она не могла перенести сам позор – оказаться должником. Раньше она оправдывала весь этот взятый кредит тем, что должником был Бифф, это Бифф платил или был должен. Теперь же не было того, кто бы стоял между ней и реальностью жизни в долг.
Она не могла достаточно быстро продать ферму.
Она вынула ключи из кармана фартука. Бифф никогда не позволял ей входить в этот сарай. Она ни разу не задала ему вопроса об этом. Никогда не осмеливалась. Даже вставляя ключ в солидный висячий замок, она ощутила укол страха, как будто он мог вдруг появиться за ее спиной, крича и отталкивая ее. На ее верхней губе появилась маленькая струйка пота, когда замок поддался.
Закукарекал старый петух и она вздрогнула от неожиданности. Воздух внутри был слишком затхлым и слишком сладким. Как будто какое-то существо заползло внутрь и умерло там. Дыша раскрытым ртом, Джейн положила замок и ключи в карман фартука и подперла дверь камнем.
Внезапно ее охватил беспричинный страх оказаться запертой в сарае. Ей представилось, как она бьется в дверь, умоляет выпустить и кричит. А сквозь щели доносится смех Биффа, запирающего дверь на замок.
Входя внутрь, она холодными ладонями потерла холодные предплечья.
Помещение было небольшое – десять на двенадцать и без окна – но даже яркому солнечному свету было не под силу проникнуть в углы сарая. Ей не пришло в голову захватить фонарь, она была уверена, что найдет его внутри. Как же иначе мог Бифф что-либо видеть здесь? Он ведь проводил здесь целые часы, часто и по ночам.
Что он тут делал? Она задавала теперь этот вопрос, чего не позволяла себе делать, когда он был жив и мог бы, вероятно, угадать ее мысли.
Мурашки побежали у нее по коже, едва она вошла внутрь. В тусклом свете она различила узкую складную кровать, на ней голый матрас с пятнами. На металлических полках, где по ее предположению, должны были находиться инструменты, лежали кипы журналов, которые он хранил. «Ей придется их сжечь», – подумала Джейн, и кровь прилила к ее щекам. Она бы не вынесла, если бы агент по продаже недвижимости или аукционист, наткнувшись на них, стали бы хихикать.
Она не заметила никакого фонаря, но увидела свечи. Свечи из черного воска. Ей было уже тревожно, когда она зажигала их, но их тусклый, таинственный свет подействовал еще хуже. При этом свете она начала стаскивать журналы с полок и класть их в коробку, отворачивая взгляд от дразнящих обложек. Ее пальцы наткнулись на ткань. Удивленная, она потянула ее и обнаружила длинный балахон с капюшоном. Одеяние пахло кровью и дымом, и она поспешно бросила его в коробку.
Она не задумывалась, что это такое, не позволяла себе задуматься. Но ее сердце забилось слишком учащенно. «Сожги это, – говорила она себе. – Сожги это все». Слова снова и снова повторялись в ее мозгу, как заклинание, когда она через плечо посмотрела на дверь. У нее пересохло во рту, руки дрожали.
И тут она увидела фотографии. На одной была молодая девушка, почти ребенок, лежащая на раскладушке. Нагая, со связанными руками и ногами. Широко открытые глаза с бессмысленным выражением. Были еще фотографии – та же самая девушка с раздвинутыми ногами, коленями, согнутыми так, что были видны гениталии.
Другая девушка – чуть постарше, с очень светлыми волосами, прислоненная к стене, как кукла, и свеча – Боже милостивый, из бледного треугольника волос бесстыже торчала свеча.
Было еще много снимков, десятки их. Но она не могла больше смотреть. Ее грудь вздымалась, когда она мяла и рвала их, когда в отчаянии ползала на четвереньках, чтобы подобрать каждый клочок. Ее рука наткнулась на длинную сережку из бусинок. Джейн бросила ее в коробку.
Задыхаясь, она задула свечи и швырнула их туда же. Резкими, торопливыми движениями она вытащила коробку наружу. От яркого солнца она сощурилась, осматривая двор и дорогу диким взглядом.
А что, если кто-нибудь появится? Ей надо было спешить, немедленно все сжечь. Она не задумывалась над тем, что делает. Она не задавалась вопросом, что именно она уничтожает. Ощущая резкую боль в груди, она побежала к амбару за канистрой бензином. Воздух с хрипом вырывался из легких, когда она плеснула горючее на коробку со всем ее содержимым. От бега шпильки вылетели у нее из волос, и они болтались длинными спутанными прядями, делая ее похожей на ведьму, что напускает свои тайные чары.
Дважды она пыталась зажечь спичку и поднести ее к фитилю свечи. Дважды пламя вспыхивало и гасло.
Она громко зарыдала, когда фитиль, наконец, зашипел и загорелся. Когда она поднесла свечу к пропитанной бензином коробке, ее руки так дрожали, что чуть было опять не погасили огонь. Затем она отступила назад.
Картон и бумага со свистящим звуком загорелись, взметая вверх огонь и исторгая запахи. Внутри коробки в пламени съеживались фотографии, и огонь пожирал лицо Карли Джеймисон.
Джейн закрыла лицо руками и зарыдала.
– Я говорила вам, что это тихий городок, – Клер удовлетворенно улыбалась, прогуливаясь по главной улице между Анжи и Жан-Полем.
– Мне кажется, что слово «город» явное преувеличение. – Анжи посмотрела на собаку, радостно бегущую без поводка по противоположной стороне улицы. Пес поднял лапу и привычно справил нужду под дубом. – Скорее, это– деревня.
– Как только ты попробуешь гамбургер в заведении «У Марты», эта ухмылка сойдет с твоего лица.
– Этого-то я и боюсь. голубое полотнище, повешенное высоко над улицей.
– Мы готовимся к субботнему параду в честь Дня памяти павших.
– Парад. – Его лицо засияло. – С марширующими оркестрами и хорошенькими девушками, жонглирующими жезлами.
– Будет это и многое другое. Это самое большое событие в городе. – Она кивком указала на дом, мимо которого они проходили, где женщина, стоя на корточках, старательно красила крыльцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Она решила начать с сараев. Большую часть инструментов и машин с фермы продадут на аукционе, но она хотела сначала разобраться в сараях, осмотреть и отобрать вещи, которые выгоднее будет продать напрямую. Ее пугала мысль остаться без достаточных денег, оказаться не только одинокой, но бедной и одинокой.
Бифф не застраховал свою жизнь. С какой стати тратить порядочные деньги на страховые премии? Она похоронила его в кредит. Умирай сейчас, плати позже. Пора было оплачивать взнос по закладной на ферму, а также кредит за сенокосилку, которую Бифф купил два года тому назад. Затем надо было платить за корма, за услуги по сбыту продукции, за трактор и за «кадиллак» Биффа. Этан Майерс из банка сказал, что они продлят ей срок оплаты до того времени, пока она не приведет свои дела в порядок, но мысль о долгах не давала ей уснуть по ночам.
Она не могла перенести сам позор – оказаться должником. Раньше она оправдывала весь этот взятый кредит тем, что должником был Бифф, это Бифф платил или был должен. Теперь же не было того, кто бы стоял между ней и реальностью жизни в долг.
Она не могла достаточно быстро продать ферму.
Она вынула ключи из кармана фартука. Бифф никогда не позволял ей входить в этот сарай. Она ни разу не задала ему вопроса об этом. Никогда не осмеливалась. Даже вставляя ключ в солидный висячий замок, она ощутила укол страха, как будто он мог вдруг появиться за ее спиной, крича и отталкивая ее. На ее верхней губе появилась маленькая струйка пота, когда замок поддался.
Закукарекал старый петух и она вздрогнула от неожиданности. Воздух внутри был слишком затхлым и слишком сладким. Как будто какое-то существо заползло внутрь и умерло там. Дыша раскрытым ртом, Джейн положила замок и ключи в карман фартука и подперла дверь камнем.
Внезапно ее охватил беспричинный страх оказаться запертой в сарае. Ей представилось, как она бьется в дверь, умоляет выпустить и кричит. А сквозь щели доносится смех Биффа, запирающего дверь на замок.
Входя внутрь, она холодными ладонями потерла холодные предплечья.
Помещение было небольшое – десять на двенадцать и без окна – но даже яркому солнечному свету было не под силу проникнуть в углы сарая. Ей не пришло в голову захватить фонарь, она была уверена, что найдет его внутри. Как же иначе мог Бифф что-либо видеть здесь? Он ведь проводил здесь целые часы, часто и по ночам.
Что он тут делал? Она задавала теперь этот вопрос, чего не позволяла себе делать, когда он был жив и мог бы, вероятно, угадать ее мысли.
Мурашки побежали у нее по коже, едва она вошла внутрь. В тусклом свете она различила узкую складную кровать, на ней голый матрас с пятнами. На металлических полках, где по ее предположению, должны были находиться инструменты, лежали кипы журналов, которые он хранил. «Ей придется их сжечь», – подумала Джейн, и кровь прилила к ее щекам. Она бы не вынесла, если бы агент по продаже недвижимости или аукционист, наткнувшись на них, стали бы хихикать.
Она не заметила никакого фонаря, но увидела свечи. Свечи из черного воска. Ей было уже тревожно, когда она зажигала их, но их тусклый, таинственный свет подействовал еще хуже. При этом свете она начала стаскивать журналы с полок и класть их в коробку, отворачивая взгляд от дразнящих обложек. Ее пальцы наткнулись на ткань. Удивленная, она потянула ее и обнаружила длинный балахон с капюшоном. Одеяние пахло кровью и дымом, и она поспешно бросила его в коробку.
Она не задумывалась, что это такое, не позволяла себе задуматься. Но ее сердце забилось слишком учащенно. «Сожги это, – говорила она себе. – Сожги это все». Слова снова и снова повторялись в ее мозгу, как заклинание, когда она через плечо посмотрела на дверь. У нее пересохло во рту, руки дрожали.
И тут она увидела фотографии. На одной была молодая девушка, почти ребенок, лежащая на раскладушке. Нагая, со связанными руками и ногами. Широко открытые глаза с бессмысленным выражением. Были еще фотографии – та же самая девушка с раздвинутыми ногами, коленями, согнутыми так, что были видны гениталии.
Другая девушка – чуть постарше, с очень светлыми волосами, прислоненная к стене, как кукла, и свеча – Боже милостивый, из бледного треугольника волос бесстыже торчала свеча.
Было еще много снимков, десятки их. Но она не могла больше смотреть. Ее грудь вздымалась, когда она мяла и рвала их, когда в отчаянии ползала на четвереньках, чтобы подобрать каждый клочок. Ее рука наткнулась на длинную сережку из бусинок. Джейн бросила ее в коробку.
Задыхаясь, она задула свечи и швырнула их туда же. Резкими, торопливыми движениями она вытащила коробку наружу. От яркого солнца она сощурилась, осматривая двор и дорогу диким взглядом.
А что, если кто-нибудь появится? Ей надо было спешить, немедленно все сжечь. Она не задумывалась над тем, что делает. Она не задавалась вопросом, что именно она уничтожает. Ощущая резкую боль в груди, она побежала к амбару за канистрой бензином. Воздух с хрипом вырывался из легких, когда она плеснула горючее на коробку со всем ее содержимым. От бега шпильки вылетели у нее из волос, и они болтались длинными спутанными прядями, делая ее похожей на ведьму, что напускает свои тайные чары.
Дважды она пыталась зажечь спичку и поднести ее к фитилю свечи. Дважды пламя вспыхивало и гасло.
Она громко зарыдала, когда фитиль, наконец, зашипел и загорелся. Когда она поднесла свечу к пропитанной бензином коробке, ее руки так дрожали, что чуть было опять не погасили огонь. Затем она отступила назад.
Картон и бумага со свистящим звуком загорелись, взметая вверх огонь и исторгая запахи. Внутри коробки в пламени съеживались фотографии, и огонь пожирал лицо Карли Джеймисон.
Джейн закрыла лицо руками и зарыдала.
– Я говорила вам, что это тихий городок, – Клер удовлетворенно улыбалась, прогуливаясь по главной улице между Анжи и Жан-Полем.
– Мне кажется, что слово «город» явное преувеличение. – Анжи посмотрела на собаку, радостно бегущую без поводка по противоположной стороне улицы. Пес поднял лапу и привычно справил нужду под дубом. – Скорее, это– деревня.
– Как только ты попробуешь гамбургер в заведении «У Марты», эта ухмылка сойдет с твоего лица.
– Этого-то я и боюсь. голубое полотнище, повешенное высоко над улицей.
– Мы готовимся к субботнему параду в честь Дня памяти павших.
– Парад. – Его лицо засияло. – С марширующими оркестрами и хорошенькими девушками, жонглирующими жезлами.
– Будет это и многое другое. Это самое большое событие в городе. – Она кивком указала на дом, мимо которого они проходили, где женщина, стоя на корточках, старательно красила крыльцо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131