И там были фотографии.
Кэм сжал ее руки. – Что за фотографии?
– Девушки. Две молодые девушки. Одна темноволосая, другая – блондинка. Раздетые и связанные, там на матрасе в сарае. Я порвала и сожгла их.
Его желудок налился свинцовой тяжестью. – Ты сожгла фотографии?
– Я должна была. – В ее голосе послышалась истерика. – Я должна была. Я не знала, что еще с ними делать. Это было так отвратительно. Я не могла, чтобы люди узнали, что он приводил сюда женщин и платил им за то, что они позировали для этих грязных снимков.
– Если бы ты снова увидела этих девушек или другие их фотографии, ты бы вспомнила?
– Я не забуду. Я никогда не забуду, как они выглядели.
– Хорошо. Я вызову Бада. Потом ты проводишь меня во двор и покажешь.
– Люди узнают.
– Да. – Он отпустил ее руки, чтобы она могла закрыть ими лицо и выплакаться. – Люди узнают.
– Так что тут у нас, шериф?
– Я еще не знаю. – Кэм взглянул на дом, на пороге которого, ломая руки, стояла его мать. – Ты все принес?
– Как было сказано.
– Давай наденем перчатки и приступим. Натянув тонкие хирургические перчатки, они вошли в сарай. «Она сожгла даже этот чертов матрас», – подумал Кэм, хмуро глядя на железную раму для матраса. В сарае мало что осталось, кроме нескольких инструментов, скопища пыли и разбитых пивных бутылок. Нагнувшись, Кэм стал исследовать внутреннюю поверхность верстака.
– А мы знаем, что ищем? – спросил Бад.
– Я дам тебе знать, когда мы найдем это.
– Ну и воскресный денек выдался, черт побери. – Бад присвистнул сквозь зубы. – У меня вечером свидание с Элис.
– Вот как?
– Я поведу ее в мексиканский ресторанчик, а потом в кино.
– Стараешься изо всех сил?
– Ну…– Бад немного покраснел, проводя пальцами сверху и снизу по металлическим полкам. – Она стоит того. Может, тебе тоже сводить как-нибудь Клер в мексиканское заведение. Там такая приятная обстановка. Знаешь, бумажные цветы и все такое. Женщинам это нравится.
– Буду иметь в виду.
– Как ты думаешь, «Маргарита»– это женский напиток?
– По Джимми Баффету – нет.
– Кому-кому?
– Неважно. Попробуй «Дос Эквис» и придерживайся его.
– «Дос Эквис». – Бад повторил название, стараясь запомнить. – Интересно, о, черт.
– Что такое?
– Здесь что-то острое, чуть перчатку не прокололо. Да это такая сережка с острым замком. – С чувством некоторой неловкости Бад поднял ее. Все знали, что Бифф гулял налево, но совсем другое дело, когда именно ты нашел женскую серьгу в его сарае. – Мне, наверное, надо положить ее в мешочек с вещдоками.
– Да. И вот это тоже. – Кэм отлепил пакетик с кокаином, приклеенный к внутренней стороне верстака.
– Черт возьми, неужели это оно и есть? У Бада вылезли глаза на лоб. Если бы Кэм вытащил пятиголовую жабу, то и это поразило бы его меньше. – Боже мой, Кэм, что же ты скажешь своей матушке?
– Нацепи ярлычок на это, Бад.
– Конечно. Хорошо. – Он взял пакетик, сложив горстью руки так, словно это был извивающийся младенец.
С помощью карманного фонаря Кэм исследовал каждый сантиметр пола, ползая по нему на четвереньках.
Среди разбитых пивных бутылок он наткнулся на тонкую пластинку дымчатого стекла. Поднял и посмотрел сквозь нее. Стекло с диоптрией. Карли Джеймисон была близорука. Порывшись среди осколков, он нашел еще два таких же.
Когда они закончили обыск, он вышел во двор на солнце. – Ты привез фотографию дочки Джеймисонов?
– Конечно, как ты сказал. Она в машине.
– Иди и займись отпечатками пальцев.
– Конечно. – Бад мгновенно оживился. К этому действию он относился с религиозным благоговением, но ему редко приходилось применять это на практике. – Немедленно займусь этим.
Кэм вынул фотографию из машины и пошел к дому, где мать стояла в ожидании. Она выглядела старой, подумалось ему, старее даже, чем два часа тому назад, когда открыла ему дверь.
Он протянул фотографию. – Эта девушка была на снимке, который ты нашла в сарае?
Облизав пересохшие губы, Джейн заставила себя взглянуть. Личико было хорошенькое, юное и хорошенькое. Она вынуждена была отвести глаза. – Да.
– Попробуй вспомнить, что было примерно во время Пасхи. Ты видела эту девушку где-нибудь поблизости?
– Я никогда ее не видела. – Джейн посмотрела поверх его головы в сторону полей. – Она мертва?
– Боюсь, что это вполне вероятно.
– Ты считаешь, что ее убил Бифф? – Он имел отношение к тому, что с ней случилось. Она была в этом сарае. Ее связали и держали там.
Она думала, что выплакала все слезы, но они снова полились ручьем из ее обоженных от рыданий глаз. – Я Не знала. Клянусь жизнью, я не знала.
– Кто болтался здесь в то время? Кто приходил тогда к Биффу?
– Кэм, это ведь было много недель тому назад. Перед Пасхой я лежала с гриппом. Помнишь, ты принес мне цветы?
– Помню.
– Бифф приходил и уходил. Может быть, они и собирались на покер, а может, это уже было после Пасхи. – Она нервно провела рукой по неприбранным волосам. – Я никогда не обращала внимания на такие вещи. Он этого не хотел. Да и какая сейчас разница? Теперь он в аду. Он продал свою душу и попал за это в ад.
– Ладно. – Он бил лежачего и понимал это. – Если ты что-нибудь вспомнишь, позвони мне. Я не хочу, чтобы ты говорила об этом с кем-нибудь.
– С кем я буду говорить? – тупо спросила она. – И без этого все всё узнают. Так ведь обычно и бывает.
Он вздохнул. – А ты не хочешь пожить пока у меня… какое-то время?
Первым ее чувством было удивление. Потом стыд.—Нет, здесь мне будет лучше, но с твоей стороныэто очень любезно.
– Черт побери, ты моя мать. Это никакая не любезность. Я люблю тебя.
Слезы мешали ей как следует рассмотреть его. Но он выглядел таким, каким она помнила его еще подростком. Высокий, прямой, непослушный. Рассерженный, подумалось ей. Казалось, он был рассержен на нее с того самого дня, когда умер его отец.
– Я все равно останусь здесь. Пусть этот дом еще немного побудет моим. – Она направилась к дому, затем остановилась. Ей потребовался весь остаток ее мужества, чтобы просто повернуться и взглянуть в лицо своего сына. – Когда тебе было пять лет, ты взял мой красный лак для ногтей и большими печатными буквами написал на кафеле в ванной: «Я люблю тебя, мамочка». Ничто ни до, ни после этого не значило для меня так много. – В ее взгляде на него была лишь беспомощность и безнадежность. – Жаль, что я не сказала тебе этого раньше.
В одиночестве она вошла в дом и тихо закрыла за собой дверь.
Когда он вернулся домой, там его ждала Клер. Встретив его у дверей, она только один раз взглянула и обвила его руками.
– Не будем говорить об этом. – Она лишь крепче обняла его, когда он прильнул щекой к ее волосам. – Я принесла пиццу. Если тебе хочется побыть одному, я отправлюсь домой. Просто подогрей ее, когда надумаешь.
Он наклонился и коснулся губами ее губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Кэм сжал ее руки. – Что за фотографии?
– Девушки. Две молодые девушки. Одна темноволосая, другая – блондинка. Раздетые и связанные, там на матрасе в сарае. Я порвала и сожгла их.
Его желудок налился свинцовой тяжестью. – Ты сожгла фотографии?
– Я должна была. – В ее голосе послышалась истерика. – Я должна была. Я не знала, что еще с ними делать. Это было так отвратительно. Я не могла, чтобы люди узнали, что он приводил сюда женщин и платил им за то, что они позировали для этих грязных снимков.
– Если бы ты снова увидела этих девушек или другие их фотографии, ты бы вспомнила?
– Я не забуду. Я никогда не забуду, как они выглядели.
– Хорошо. Я вызову Бада. Потом ты проводишь меня во двор и покажешь.
– Люди узнают.
– Да. – Он отпустил ее руки, чтобы она могла закрыть ими лицо и выплакаться. – Люди узнают.
– Так что тут у нас, шериф?
– Я еще не знаю. – Кэм взглянул на дом, на пороге которого, ломая руки, стояла его мать. – Ты все принес?
– Как было сказано.
– Давай наденем перчатки и приступим. Натянув тонкие хирургические перчатки, они вошли в сарай. «Она сожгла даже этот чертов матрас», – подумал Кэм, хмуро глядя на железную раму для матраса. В сарае мало что осталось, кроме нескольких инструментов, скопища пыли и разбитых пивных бутылок. Нагнувшись, Кэм стал исследовать внутреннюю поверхность верстака.
– А мы знаем, что ищем? – спросил Бад.
– Я дам тебе знать, когда мы найдем это.
– Ну и воскресный денек выдался, черт побери. – Бад присвистнул сквозь зубы. – У меня вечером свидание с Элис.
– Вот как?
– Я поведу ее в мексиканский ресторанчик, а потом в кино.
– Стараешься изо всех сил?
– Ну…– Бад немного покраснел, проводя пальцами сверху и снизу по металлическим полкам. – Она стоит того. Может, тебе тоже сводить как-нибудь Клер в мексиканское заведение. Там такая приятная обстановка. Знаешь, бумажные цветы и все такое. Женщинам это нравится.
– Буду иметь в виду.
– Как ты думаешь, «Маргарита»– это женский напиток?
– По Джимми Баффету – нет.
– Кому-кому?
– Неважно. Попробуй «Дос Эквис» и придерживайся его.
– «Дос Эквис». – Бад повторил название, стараясь запомнить. – Интересно, о, черт.
– Что такое?
– Здесь что-то острое, чуть перчатку не прокололо. Да это такая сережка с острым замком. – С чувством некоторой неловкости Бад поднял ее. Все знали, что Бифф гулял налево, но совсем другое дело, когда именно ты нашел женскую серьгу в его сарае. – Мне, наверное, надо положить ее в мешочек с вещдоками.
– Да. И вот это тоже. – Кэм отлепил пакетик с кокаином, приклеенный к внутренней стороне верстака.
– Черт возьми, неужели это оно и есть? У Бада вылезли глаза на лоб. Если бы Кэм вытащил пятиголовую жабу, то и это поразило бы его меньше. – Боже мой, Кэм, что же ты скажешь своей матушке?
– Нацепи ярлычок на это, Бад.
– Конечно. Хорошо. – Он взял пакетик, сложив горстью руки так, словно это был извивающийся младенец.
С помощью карманного фонаря Кэм исследовал каждый сантиметр пола, ползая по нему на четвереньках.
Среди разбитых пивных бутылок он наткнулся на тонкую пластинку дымчатого стекла. Поднял и посмотрел сквозь нее. Стекло с диоптрией. Карли Джеймисон была близорука. Порывшись среди осколков, он нашел еще два таких же.
Когда они закончили обыск, он вышел во двор на солнце. – Ты привез фотографию дочки Джеймисонов?
– Конечно, как ты сказал. Она в машине.
– Иди и займись отпечатками пальцев.
– Конечно. – Бад мгновенно оживился. К этому действию он относился с религиозным благоговением, но ему редко приходилось применять это на практике. – Немедленно займусь этим.
Кэм вынул фотографию из машины и пошел к дому, где мать стояла в ожидании. Она выглядела старой, подумалось ему, старее даже, чем два часа тому назад, когда открыла ему дверь.
Он протянул фотографию. – Эта девушка была на снимке, который ты нашла в сарае?
Облизав пересохшие губы, Джейн заставила себя взглянуть. Личико было хорошенькое, юное и хорошенькое. Она вынуждена была отвести глаза. – Да.
– Попробуй вспомнить, что было примерно во время Пасхи. Ты видела эту девушку где-нибудь поблизости?
– Я никогда ее не видела. – Джейн посмотрела поверх его головы в сторону полей. – Она мертва?
– Боюсь, что это вполне вероятно.
– Ты считаешь, что ее убил Бифф? – Он имел отношение к тому, что с ней случилось. Она была в этом сарае. Ее связали и держали там.
Она думала, что выплакала все слезы, но они снова полились ручьем из ее обоженных от рыданий глаз. – Я Не знала. Клянусь жизнью, я не знала.
– Кто болтался здесь в то время? Кто приходил тогда к Биффу?
– Кэм, это ведь было много недель тому назад. Перед Пасхой я лежала с гриппом. Помнишь, ты принес мне цветы?
– Помню.
– Бифф приходил и уходил. Может быть, они и собирались на покер, а может, это уже было после Пасхи. – Она нервно провела рукой по неприбранным волосам. – Я никогда не обращала внимания на такие вещи. Он этого не хотел. Да и какая сейчас разница? Теперь он в аду. Он продал свою душу и попал за это в ад.
– Ладно. – Он бил лежачего и понимал это. – Если ты что-нибудь вспомнишь, позвони мне. Я не хочу, чтобы ты говорила об этом с кем-нибудь.
– С кем я буду говорить? – тупо спросила она. – И без этого все всё узнают. Так ведь обычно и бывает.
Он вздохнул. – А ты не хочешь пожить пока у меня… какое-то время?
Первым ее чувством было удивление. Потом стыд.—Нет, здесь мне будет лучше, но с твоей стороныэто очень любезно.
– Черт побери, ты моя мать. Это никакая не любезность. Я люблю тебя.
Слезы мешали ей как следует рассмотреть его. Но он выглядел таким, каким она помнила его еще подростком. Высокий, прямой, непослушный. Рассерженный, подумалось ей. Казалось, он был рассержен на нее с того самого дня, когда умер его отец.
– Я все равно останусь здесь. Пусть этот дом еще немного побудет моим. – Она направилась к дому, затем остановилась. Ей потребовался весь остаток ее мужества, чтобы просто повернуться и взглянуть в лицо своего сына. – Когда тебе было пять лет, ты взял мой красный лак для ногтей и большими печатными буквами написал на кафеле в ванной: «Я люблю тебя, мамочка». Ничто ни до, ни после этого не значило для меня так много. – В ее взгляде на него была лишь беспомощность и безнадежность. – Жаль, что я не сказала тебе этого раньше.
В одиночестве она вошла в дом и тихо закрыла за собой дверь.
Когда он вернулся домой, там его ждала Клер. Встретив его у дверей, она только один раз взглянула и обвила его руками.
– Не будем говорить об этом. – Она лишь крепче обняла его, когда он прильнул щекой к ее волосам. – Я принесла пиццу. Если тебе хочется побыть одному, я отправлюсь домой. Просто подогрей ее, когда надумаешь.
Он наклонился и коснулся губами ее губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131