Красный...
Кто-то вышел из-за угла, и сердце ударило сильней. Но это
оказался снова не Симагин. Это никак не мог быть Симагин -
элегантный, да еще под зонтом. Ася вздохнула. Ей очень хотелось,
чтобы Симагин научился быть элегантным. Хотя бы иногда. Ну и что
было бы, вдруг подумала она. И ей представилось, как Симагин вот
сейчас вымахнет из-за угла. Стремительный, немножко нескладный, и
в то же время как бы парящий в светлом летнем ливне. Вдруг ее
словно током ударило. В глаза свирепым клеймом упал опрокинутый
на скользкий мокрый асфальт Симагин. Вокруг - кровь, на обочине -
сбивший грузовик, зеваки, а она, жена, ничего не знает! И думает
бог весть о чем! Симагин! Шорох дождя из умиротворенного сразу
стал зловещим. Надо куда-то бежать! Звонить, узнать... Хлестнул
дверной "Гонг". Сердце облегченно обмерло, и Ася, еще не веря
счастью, полетела из кухни. Как же это я проглядела? Ну, я ему,
хищно клялась она, а длинные полы освобождение, крылато бились
далеко позади. Ох, я ему - а кожа уже ждала взгляда, который, как
полуденная волна, даже не заметив ткани, окатит, огладит упруго и
сверкающе каждую выпуклость тела, и в нем снова можно будет
плыть. Всегда. Ласкаясь, бранясь, молча... Она распахнула дверь и
кинулась в волну...
И в ужасе выскочила, ошпаренная невыносимым морозом, колко
чувствуя беззащитность и тщетность наготы на снегу. Это был тот,
элегантный. Вежливо приподнял шляпу:
- Добрый вечер. Простите, я не ошибся? Андрей Андреевич
Симагин здесь живет?
- Да, - через силу ответила Ася, пытаясь съежиться. Голая!
Голая!
- Я могу его видеть? - глядя ей только в лицо, с безупречно
вежливой интонацией осведомился незнакомец.
- Пройдите, - ответила Ася, уже почти не соображая, движимая
одним порывом: убежать немедленно! - Вам придется подождать.
Пройдите. Одну минуту...
Она отпрянула в комнату, захлопнула дверь и придавила ее
обеими руками. Прыгнула к шкафу, раскрыла и спряталась за дверцы.
Словно дверь комнаты могла стать прозрачной. С ненавистью содрала
халат. При одном виде которого глазенки Симагина становились, как
у котенка, стащившего сосиску. Которым она так часто дразнила
Симагина на манер корриды, хохоча и подзадоривая:
"Торо!" Запаковалась наглухо. В самые бесформенные, только
для уборок, джинсы. В свитер с высоким воротником. Поверх,
успокаиваясь, дотушивая в себе желание помыться сызнова,
симагинскую старую рубашку застегнула на все пуговицы. Скомкала
халат, швырнула в шкаф и еще прикрыла чем-то. Чтобы, если этот
попадет в комнату и если почему-либо откроется шкаф, не мог
заметить. Захлопнула дверцы. И, случайно глянув в окно, увидела
Симагина.
Симагин стоял у дома напротив. Под дождем. Из какого-то
букета целился в небо, упираясь бубнами в плечо. Антон и компания
завороженно следили. Под дождем. Симагин азартно ударил по
невидимой гашетке раскрытой пятерней. Могучая отдача кинула его
плечо назад. Дети с восторгом запрыгали, у Аси обмякли ноги, она
нетвердо шагнула к креслу и села. На глаза навернулись едкие,
злые слезы. Веселится. В игрушки играет. А я жратву ему грей
пятнадцать раз!
В тот момент, когда женщина отпрянула и грудь ее упруго и
открыто, словно у бегущей навстречу влюбленной, заколебалась под
прозрачным шифоном, горло Вербицкого сжалось от неожиданно
возникшего и, казалось, уже давно забытого и давным-давно
недоступного чувства желания. Но женщина исчезла мгновенно,
вспыхнув перед глазами на миг; с шаркающим звуком дверь глотнула,
едва не прикусив отдавший в полете язык черных волос. Бедняга,
поспешно догадался Вербицкий, успокаивая себя; родила по
глупости, ошалела от хлопот и пошла за первого, кто подвернулся;
теперь стирает симагинские трусы, штопает носки, отбирает
зарплату и тупо, замужне копит на новую мебель. Вербицкий знал
такие семьи; беспросветной тоской, непролазной и уже
неосознаваемой скукой, затхлостью укатанной погибели был пропитан
самый воздух квартир, где они обитали, - Вербицкий избегал
заходить туда и дышать, это выбивало из колеи, все начинало
казаться бессмысленным: и честность, и настойчивость, и белая
бумага. Ну, на большее Андрюшка вряд ли мог рассчитывать, подумал
Вербицкий, вероятно, он доволен... Дверь не открывалась; та самая
дверь, в ту самую комнату, где они играли, придумывали, спорили,
где я читал ему вслух свои опусы... боже!
Не дожидаясь приглашения, он снял плащ, аккуратно стряхнул
его у двери и, повесив на вешалку, прошел на кухню, где раскрыл
зонт и по-хозяйски поставил его сушиться. Потом достал сигареты,
но, поискав глазами, с обидой понял, что пепельницы не
предусмотрено. Стерильная идиллия. Стериллия. Ничего, чистенько -
как во всех мещанских гнездышках. На плите булькает. Куда
хозяюшка-то делась? Ему хотелось скорее увидеть ее снова и
убедиться в правильности того, что понял. За спиной наконец
раздались шаги, он обернулся и едва сумел сохранить серьезный
вид, как бы не заметив его нелепого преображения, и подумал
только: "Она что, с ума сошла?"
- Простите, я вас оставила ненадолго, - сказала Ася. Голос
был ледяной и очень вежливый, - Вы правильно поступили, что
разделись и пришли сюда.
Она подняла крышку с Кастрюли. Пар жестоко окатил руку. В
сердцах и это стерпела. Весь выкипает. Ну, и сколько еще ждать?
Достала из холодильника сметану, принялась мыть огурцы, редиску.
Что за хмырь? Холеный... Впрочем, ощущение безупречной
элегантности, возникшее при виде издалека, улетучилось. Холеность
была одутловатая. Несмотря на ухоженность, незнакомец имел сильно
употребленный вид. Ну, чего молчишь. Расселся и молчит. Нож ее
легонько и шустро клацал об изрезанную деревянную дощечку.
- У вас пепельницы не найдется? - спросил Вербицкий.
- Нет, - ответила женщина с непонятным ожесточением. - Здесь
не курят.
- Понятно, - сказал Вербицкий. - Я, извините, не успел
представиться. Мы с Андреем старые друзья и черт знает сколько не
виделись. А тут оказался рядом, дай, думаю, загляну. Вербицкий
меня зовут, Валерий. Андрей не рассказывал?
- Ася, - ответила женщина, безжалостно четвертуя огурец, и
Вербицкий подумал с привычной тоской: разумеется, таких писателей
двенадцать на дюжину, откуда ей знать...
Только этого не хватало, думала Ася. Легок на помине. Лучше
бы Тютчева пришла. Хотя нет, женщин Симагину пока хватит, совсем
зазнается. Лучше бы пришел Экклезиаст.
А ведь где-то должен еще быть и ребенок, вспомнил Вербицкий,
ну, вероятно, гуляет - и пусть гуляет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71