Если я у тебя останусь, мама ведь за мной сюда придет. А?
- Нельзя так делать, - с трудом выговорил Симагин. Потом они
молча ехали в метро. Потом - в пустом трамвае. И тоже молчали,
обнимая друг друга. Зажужжала невесть откуда взявшаяся пчела и с
размаху ударилась о стекло. Заметалась.
- Глупая, - нежно сказал Антошка. - Все твои сестрички спят
давно, а ты что?
Симагин будто собственным телом ощущал боль и отчаяние
бессильных, смехотворно легковесных щелчков о непостижимую
прозрачную преграду. Он порылся в карманах, вырвал из блокнота
листок со старыми формулами и, свернув из него кулечек, поймал
пчелу. Попытался открыть окно, но окно, конечно же, не
открывалось- Пчела обреченно бесновалась внутри. Приговаривая
что-то ласковое и успокаивающее, Симагин подошел к дверям и,
когда на остановке они раскрылись, выпустил пчелу. Она косо пошла
вверх, мелькнула темным прочерком на фоне освещенных окон и
пропала.
Антон восхищенно смотрел на Симагина.
- Она не умрет? - спросил он. Симагин молчал. - Папа! Теперь
она не умрет?
- Умрет, - сказал Симагин. - Все когда-нибудь умрут, Антон.
Антон помолчал и проговорил опять совсем чужим голосом:
- А зачем тогда все?
- Никто не знает, - ответил Симагин.
- А как думаешь ты?
- Я... Я думаю, Антон, что раз уж так получилось, и все, что
есть, уже есть, самое лучшее, что мы можем, - это помогать друг
дружке. Ведь если бы нас не было, кто спас бы пчелу?
- А зачем ее спасать? Она все равно умрет.
- А затем, что она успеет кого-нибудь еще спасти.
- А если бы нас не было, трамвая бы не было, и пчела бы в
него не зашла.
- А если бы нас не было. Альме в Лешаках стало бы некому
лизать руки, она бы от этого очень обозлилась и всех бы старалась
покусать. И людей, и уток, и зайцев.
Антон нахмурился.
- Как все путается, - сказал он. - Это неразрешимый вопрос?
- Да.
Антон вздохнул.
- А вообще бывают разрешимые вопросы?
- Бывают. Но их так легко решить, что их даже не замечаешь.
- А скажи, пап. Она правда успеет кого-нибудь спасти?
- Правда, - твердо ответил Симагин. - Это я точно знаю. Из
трамвая он вынес Антошку на руках. Подержал немного и осторожно
опустил. Антон чуть отодвинулся, глядя на него по-Асиному,
звездными глазами.
- Возьми мой рабочий телефон, - сказал Симагин. - Если что,
звони. И приезжай почаще.
- Как смогу, - взросло и просто ответил Антон, тщательно
упрятывая клочок бумаги. Потоптался еще и, шепнув: "Пожалуйста,
вылечи маму...", опрометью кинулся к дому.
- Антон! - не выдержав, крикнул Симагин. Антошка застыл в
темном провале входа, обернулся.
- Хочешь уметь летать?
Асины глаза смотрели серьезно с маленького лица. У него был
красивый отец, вдруг подумал Симагин впервые в жизни, и по сердцу
опять будто полоснули бритвой. Антон помедлил, потом коротко
посмотрел вверх, в черноту, где пропала пчела. Если с ней опять
случится беда, чтобы помочь, нужно лететь следом.
- Хочу, - сказал он.
- И я хочу, - сказал Симагин. И ободряюще улыбнулся сыну: -
А крылья у нас будут диаметром двадцать метров.
6
Он долго стоял, будто его пригвоздили. Привела - и увела,
думал он, каким-то чудом продолжая ощущать в ладонях и на коленях
худенькое, смешно увесистое тело. Привела - и увела.
Тот человек предал ее. Она несчастна.
Неужели нельзя решиться ради счастья трех людей?
Но разве это счастье - с грохотом вклепанное паровым
молотом! Ощущать ласку, зная, что это я сам ласкаю себя ее
руками, будто тряпичными ручонками куклы вожу по собственной
коже... Как если бы, отчаявшись обрадовать друзей, взял автомат,
поставил их к стенке и под дулом заставил кричать: "Мы рады!
Спасибо! Нам хорошо!"
Ненастоящая любовь - ежедневное напоминание того, что
настоящей добиться не смог, нескончаемое свидетельство
собственной несостоятельности...
Свинья! О чем ты думаешь? О себе, о себе! А Антон? А она
сама? Какое право я имею из-за себя не лечить ее?
Выдался погожий день.
Морозно светящиеся облака медленными грядами плыли по
ярко-синему небу. Тени печатались длинно и густо. Ледяное солнце
ослепительно гравировало город, остро полыхая стеклами
проносящихся машин.
Симагин издалека увидел Асю. Воздух застрял в горле, кровь
приклеилась к стенкам сосудов. Он боялся встретить ее с мужчиной
- нет, она шла одна, не торопясь, спокойная, во всем прежнем,
очень похожая на себя, но совсем другая. Он вспомнил ее слова,
адресованные его другу: мне нужно только то, что мне нужно, - и
понял, что обречен. И решительно пошел навстречу.
- Здравствуй, Ася, - сказал он. - Видишь, солнышко
специально, чтоб на лето похоже было...
Он сразу понял, что начал фальшиво. Это были слова из
прежней жизни - прежнего Симагина прежней Асе, о прежнем
солнышке. Симагин тосковал по тому себе смертельно, больше всего
на свете он хотел стать прежним, и при виде Аси прежние слова так
и рвались из горла. Но солнце было иным, осенним. Права на
прежние слова он еще не заслужил.
- Смотрите-ка вы, - ответила Ася. - Шляпу надел. Кто ж это
тебя надоумил?
- Ты не скучаешь?
- По кому? - спокойно парировала она.
- По нам с тобой.
- Нет.
- Я плохой?
- Ты никакой. Ты ничтожный, как моль. Вайсброд дал тебе идею
и работу, я дала тебе любовь и ребенка - а сам ты не можешь
ничего.
Он покивал.
- Скажи. Тот человек. Он не любит тебя?
- Мне неинтересно рассказывать.
- Я спрашиваю не из пустого любопытства. Это очень важно.
Она молчала. Но по ее лицу он понял. Он взял ее ладонь и
поцеловал. Она позволила.
- Мне холодно, - с вызовом сказала она, позволяя.
- Ну, пойдем потихоньку, - предложил он. Они пошли
потихоньку. Мимо монументального белоколонья Академии Наук, мимо
облупленного салата Кунсткамеры.
- Я на пять минут. Надо поговорить, Ася.
- Неужели ты не понимаешь, Симагин, что мне больно и
неприятно тебя видеть?
- Понимаю. Но это необходимо, я объясню. Только успокойся.
Она презрительно скривилась.
- Я спокойна. Это у тебя руки дрожат. Мадам твоя к тебе
являлась?
- Нет, - ответил он, не сразу поняв. Разговор все время шел
не туда. Он видел, что ее неприязнь нарастает, и это делало
совсем бессмысленным его отчаянный подход.
- Странно. Я была уверена, что она должна как-то отметить
годовщину своего апофеоза. Даже двух апофеозов, если мне не
изменяет память. Уж не умерла ли родами?
- Ася. Ты сейчас любишь кого-нибудь?
- Я вас всех ненавижу, - сквозь зубы проговорила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71