Да, да, все так, но ведь шрамы! Переломы! Ведь так
хрупко! И память тут же рассыпала соцветия грациозных формул,
повествующих об исчезающе малой вероятности и младенческой
беззащитности всех без исключения антиэнтропийных процессов
Вселенной. Но формулы лишь подтверждали неизбежность бед для
всех, кто пытается противостоять накоплению хаоса, - выход
следовало искать вне формул. Выход... Человек ломается, чуть
надави. Несломанный человек - это ребенок, он еще не боится
каждую ситуацию решать творчески, вкладывая всю душу, как
совершенно неизвестную и жизненно важную. Он еще уверен, что,
если ошибка и беда, кто-то любящий поможет. А у взрослого - лишь
внеэмоциональный инструментарий, технический набор стереотипных
подстраховок. Не хочу в стереотипы! Создавать хочу, создавать!
Как странно. Бежишь, бежишь - и вдруг...
Конь на скаку и птица влет.
Вспомни, как было. Не бежать невозможно. Каждая мышца поет,
звенит, словно парус. А теперь? Насилие над собой, становящееся
привычным, но не способное радовать. Истошный бег не к радости, а
от стыда. Радость дают лишь результат и его оценка - но не бег. А
тогда какая разница: бежишь ты, превозмогая боль, или причитаешь,
лежа в луже, - ведь всегда найдутся те, кто, лежа в соседней,
смогут лестно оценить, сколь мелодически ты стонешь, сколь
оригинален колер твоей крови, выставленной напоказ. В этом
всхлипе именно фа-диез, совершенно справедливо; и кровь хлюпает
так зычно, так жидко - и в то же время так, знаете ли, кроваво,
лучше настоящей... Дело лишь в том, с кем ты.
Шум дождя был мутным и зыбким. Внизу на лестнице стоял
кто-то, упрятанный в капюшон. Он прижимался спиной к облупленной,
крошащейся стене и, казалось, спал. Но когда Симагин наконец
двинулся вниз и прошел мимо, спящий поднял голову.
- Эммануил Борисович... - вздрогнув, пробормотал Симагин.
- Я давно вас жду, - сказал Вайсброд и чуть улыбнулся.
Проваленные глаза его лихорадочно блестели.
- Зачем? - ошеломленно спросил Симагин. - В такую погоду...
Вы же совсем больны!
- Подождите, - досадливо шевельнул рукой Вайсброд. Он
помедлил. Симагин напряженно ждал.
- В самое ближайшее время мне придется оставить должность и
заняться досужей беллетристикой, - сказал он. - Я совсем раскис,
так что все справедливо. Если вы, Андрей, в течение лет полутора
не разработаете методику резонансного лечения нефритов, вам
придется проститься со мной навсегда. Тише, не перебивайте! - Он
резко махнул в сторону Симагина. - Я приехал не дискутировать, а
информировать. Вам известно, вероятно, что заместитель директора
давно и серьезно питает ко мне ярко выраженную антипатию.
Известно?
- Известно, - после паузы сказал Симагин.
- Я полагаю, от его пика СДУ зашкалило бы все наши приборы,
но это сугубо мое личное мнение. Во всяком случае, я плачу ему
той же неприязнью, и у нас обоих есть к тому уходящие в глубь
веков причины. Так что тут опять-таки все справедливо. Но я имею
веские причины полагать, что эта антипатия перейдет - и начала
было переходить - с меня на вас, как на моего ближайшего ученика.
Подобный ход дел чрезвычайно повредил бы работе. Академическая
карьера Вениамина Ивановича начиналась с борьбы против
кибернетики, с доносов - такие люди остаются опасными при любом
политическом раскладе в стране.
- Эммануил Борисович...
- Вы в состоянии три минуты помолчать?
- Да, - после паузы ответил Симагин.
- Очень рад. Так вот. С тем, чтобы парировать этот процесс,
я уже довольно давно начал муссировать слух, согласно которому мы
с вами находимся в натянутых отношениях. Согласно этому слуху, в
частности, вы ждете моего ухода с нетерпением. С вашей
мальчишеской невоздержанностью выражений вы, надо сказать, делали
этот слух чрезвычайно доказательным.
- Эмману...
- Мне вполне сознательно помогали Аристарх Львович и
Верочка... Вера Автандиловна, которые полностью в курсе этих
сложных обстоятельств. Кроме того, я уж не знаю, как, но в Москве
вам явно удалось нейтрализовать Кашинского, до конгресса он
просто-таки ядом исходил в ваш - лично ваш! - адрес, а теперь
стал как-то очень выжидательно объективен. Мы берегли вашу голову
от этих дрязг, сколько могли, но теперь тянуть невозможно. Мой
уход на пенсию - дело недель. Все, что от вас требуется, Андрюша,
- сказал он с неожиданной мягкостью, - это, кто бы с вами ни
беседовал... директор ли, наш куратор ли, или кто-либо из
райкома, - не разрушать уже созданного впечатления.
Шумел дождь, и в лестничном воздухе висела промозглая
сырость. Оставляя темные следы, с улицы вошел человек,
отряхнулся, подозрительно глядя на Вайсброда и Симагина, пошарил
глазами по их рукам - не распивают ли, и полез вверх, по крутым
истертым ступеням. Слышно было, как он идет, идет, хрипло дышит,
накручиваясь на полутемные отсырелые пролеты, потом где-то
высоко-высоко стали гулко звенеть ключи, протяжно грянула дверь.
Эхо забилось между этажами, раскалываясь и дробясь о твердые
своды, и снова наступил заунывный плеск.
- Я его разрушу, - сказал Симагин бесстрастно.
- Это преступно. Вы подведете двух, а то и трех хороших
людей. Не считая меня.
- Вы мой учитель. Я не могу...
- А я могу?! - вдруг сорвавшись, старчески надсаживая
дряблый голос, крикнул Вайсброд и затряс бессильными кулачками. -
Щенок! Если бы я так!.. - С тяжелым хрипом он втянул воздух. - Вы
бы корпели в каком-нибудь ВЦ, или - в самом лучшем случае! -
читали, как сказку, работы японцев и немцев. И отставали бы на
десять лет! Но я дрался! Я маневрировал, да! Мой лучший друг
двенадцать лет делает вид, что меня не знает! Он уже академик! А
мы служили вместе! В одном артрасчете карабкались через Хинган в
сорок пятом! Другой мой друг, когда я тайком приехал его
проводить, плюнул мне в лицо. Теперь, между прочим, он работает у
того Маккензи, о чьей бороде вы говорили столь умильно! И
бомбардирует конгресс штата письмами, согласно которым
биоспектральные исследования в России ориентированы на создание
лучевого оружия! И уже я плюнул бы ему в лицо! - Он немощно
ударил себя в узкую грудь несколько раз. - Но он далеко! Но я
выиграл! Я нашел вас! И выучил вас! И мы обгоняем их на пять лет!
Не сметь испортить! Сопляк!! Эта страна получит амбулаторные
резонаторы первой! Эта!! Тем и так неплохо!!
Он был страшен. Он задыхался. Он полез в карман, долго не
мог в него попасть, потом вытащил какие-то таблетки и кинул их в
рот трясущейся ладонью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
хрупко! И память тут же рассыпала соцветия грациозных формул,
повествующих об исчезающе малой вероятности и младенческой
беззащитности всех без исключения антиэнтропийных процессов
Вселенной. Но формулы лишь подтверждали неизбежность бед для
всех, кто пытается противостоять накоплению хаоса, - выход
следовало искать вне формул. Выход... Человек ломается, чуть
надави. Несломанный человек - это ребенок, он еще не боится
каждую ситуацию решать творчески, вкладывая всю душу, как
совершенно неизвестную и жизненно важную. Он еще уверен, что,
если ошибка и беда, кто-то любящий поможет. А у взрослого - лишь
внеэмоциональный инструментарий, технический набор стереотипных
подстраховок. Не хочу в стереотипы! Создавать хочу, создавать!
Как странно. Бежишь, бежишь - и вдруг...
Конь на скаку и птица влет.
Вспомни, как было. Не бежать невозможно. Каждая мышца поет,
звенит, словно парус. А теперь? Насилие над собой, становящееся
привычным, но не способное радовать. Истошный бег не к радости, а
от стыда. Радость дают лишь результат и его оценка - но не бег. А
тогда какая разница: бежишь ты, превозмогая боль, или причитаешь,
лежа в луже, - ведь всегда найдутся те, кто, лежа в соседней,
смогут лестно оценить, сколь мелодически ты стонешь, сколь
оригинален колер твоей крови, выставленной напоказ. В этом
всхлипе именно фа-диез, совершенно справедливо; и кровь хлюпает
так зычно, так жидко - и в то же время так, знаете ли, кроваво,
лучше настоящей... Дело лишь в том, с кем ты.
Шум дождя был мутным и зыбким. Внизу на лестнице стоял
кто-то, упрятанный в капюшон. Он прижимался спиной к облупленной,
крошащейся стене и, казалось, спал. Но когда Симагин наконец
двинулся вниз и прошел мимо, спящий поднял голову.
- Эммануил Борисович... - вздрогнув, пробормотал Симагин.
- Я давно вас жду, - сказал Вайсброд и чуть улыбнулся.
Проваленные глаза его лихорадочно блестели.
- Зачем? - ошеломленно спросил Симагин. - В такую погоду...
Вы же совсем больны!
- Подождите, - досадливо шевельнул рукой Вайсброд. Он
помедлил. Симагин напряженно ждал.
- В самое ближайшее время мне придется оставить должность и
заняться досужей беллетристикой, - сказал он. - Я совсем раскис,
так что все справедливо. Если вы, Андрей, в течение лет полутора
не разработаете методику резонансного лечения нефритов, вам
придется проститься со мной навсегда. Тише, не перебивайте! - Он
резко махнул в сторону Симагина. - Я приехал не дискутировать, а
информировать. Вам известно, вероятно, что заместитель директора
давно и серьезно питает ко мне ярко выраженную антипатию.
Известно?
- Известно, - после паузы сказал Симагин.
- Я полагаю, от его пика СДУ зашкалило бы все наши приборы,
но это сугубо мое личное мнение. Во всяком случае, я плачу ему
той же неприязнью, и у нас обоих есть к тому уходящие в глубь
веков причины. Так что тут опять-таки все справедливо. Но я имею
веские причины полагать, что эта антипатия перейдет - и начала
было переходить - с меня на вас, как на моего ближайшего ученика.
Подобный ход дел чрезвычайно повредил бы работе. Академическая
карьера Вениамина Ивановича начиналась с борьбы против
кибернетики, с доносов - такие люди остаются опасными при любом
политическом раскладе в стране.
- Эммануил Борисович...
- Вы в состоянии три минуты помолчать?
- Да, - после паузы ответил Симагин.
- Очень рад. Так вот. С тем, чтобы парировать этот процесс,
я уже довольно давно начал муссировать слух, согласно которому мы
с вами находимся в натянутых отношениях. Согласно этому слуху, в
частности, вы ждете моего ухода с нетерпением. С вашей
мальчишеской невоздержанностью выражений вы, надо сказать, делали
этот слух чрезвычайно доказательным.
- Эмману...
- Мне вполне сознательно помогали Аристарх Львович и
Верочка... Вера Автандиловна, которые полностью в курсе этих
сложных обстоятельств. Кроме того, я уж не знаю, как, но в Москве
вам явно удалось нейтрализовать Кашинского, до конгресса он
просто-таки ядом исходил в ваш - лично ваш! - адрес, а теперь
стал как-то очень выжидательно объективен. Мы берегли вашу голову
от этих дрязг, сколько могли, но теперь тянуть невозможно. Мой
уход на пенсию - дело недель. Все, что от вас требуется, Андрюша,
- сказал он с неожиданной мягкостью, - это, кто бы с вами ни
беседовал... директор ли, наш куратор ли, или кто-либо из
райкома, - не разрушать уже созданного впечатления.
Шумел дождь, и в лестничном воздухе висела промозглая
сырость. Оставляя темные следы, с улицы вошел человек,
отряхнулся, подозрительно глядя на Вайсброда и Симагина, пошарил
глазами по их рукам - не распивают ли, и полез вверх, по крутым
истертым ступеням. Слышно было, как он идет, идет, хрипло дышит,
накручиваясь на полутемные отсырелые пролеты, потом где-то
высоко-высоко стали гулко звенеть ключи, протяжно грянула дверь.
Эхо забилось между этажами, раскалываясь и дробясь о твердые
своды, и снова наступил заунывный плеск.
- Я его разрушу, - сказал Симагин бесстрастно.
- Это преступно. Вы подведете двух, а то и трех хороших
людей. Не считая меня.
- Вы мой учитель. Я не могу...
- А я могу?! - вдруг сорвавшись, старчески надсаживая
дряблый голос, крикнул Вайсброд и затряс бессильными кулачками. -
Щенок! Если бы я так!.. - С тяжелым хрипом он втянул воздух. - Вы
бы корпели в каком-нибудь ВЦ, или - в самом лучшем случае! -
читали, как сказку, работы японцев и немцев. И отставали бы на
десять лет! Но я дрался! Я маневрировал, да! Мой лучший друг
двенадцать лет делает вид, что меня не знает! Он уже академик! А
мы служили вместе! В одном артрасчете карабкались через Хинган в
сорок пятом! Другой мой друг, когда я тайком приехал его
проводить, плюнул мне в лицо. Теперь, между прочим, он работает у
того Маккензи, о чьей бороде вы говорили столь умильно! И
бомбардирует конгресс штата письмами, согласно которым
биоспектральные исследования в России ориентированы на создание
лучевого оружия! И уже я плюнул бы ему в лицо! - Он немощно
ударил себя в узкую грудь несколько раз. - Но он далеко! Но я
выиграл! Я нашел вас! И выучил вас! И мы обгоняем их на пять лет!
Не сметь испортить! Сопляк!! Эта страна получит амбулаторные
резонаторы первой! Эта!! Тем и так неплохо!!
Он был страшен. Он задыхался. Он полез в карман, долго не
мог в него попасть, потом вытащил какие-то таблетки и кинул их в
рот трясущейся ладонью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71