уселась, подтянув колени к подбородку, и начала. А у них
бельчонок дома живет, представляешь? И не в клетке, не в колесе,
а по квартире скачет, веселый такой, рыжий! Провода погрыз. К
людям сам пристает - на спинку опрокидывается и требует, чтобы
пузень щекотали. Пушистый, ушастенький такой, хвостатенький! И
она принялась руками показывать, какой он ушастенький, а всем
остальным - какой он хвостатенький. Глаза у нее сверкали
звездами. Валентина такую пеньюрашку отхватила - я сразу
подумала: вот бы тебе понравилось! Совершенно безнравственный:
прозрачный-прозрачный, и две пуговки всего, одна на груди, другая
вот тут, чуть шагнешь, и он вразлет. По твоей милости, между
прочим, меня за одинокую приняли! Один хмырь все танцевал со
мной... Ну-ну, и что дальше, подозрительно спросил Симагин,
слегка просыпаясь. А ничего, посмеивалась она. Целоваться хотел.
До дому меня подвез. Такой интеллигентный, непьющий, с машиной...
Ты что, с ума сошла? Конечно, сошла. Знаешь, как торопилась?
Думала, ты волнуешься, почему не иду, от окошка к окошку скачешь.
Нет, погоди, Аська, - он что, тебе понравился? Здра-асьте! С
каких это пор мне кто-то нравится? Я тебе русским языком говорю -
к тебе торопилась. А тут человек предлагается. Думаешь, мне
интересно одной в первом часу трамвай искать? Авантюристка ты,
Аська... А ты не знал? В детстве я всегда была миледи. Черта
лысого меня Д'Артаньян догонял!
Еще минут пять Ася тараторила, а потом вдруг осеклась,
растерялась и сказала удивленно: "Вот и все". Симагин засмеялся,
счастливо глядя на нее, и спать ему совершенно уже не хотелось -
спать ему хотелось, когда, покидав барахлишко в чемодан, он шел с
Антошкой по улице, до краев залитой солнцем. Антон старательно
помогал ему нести, так держась за ручку чемодана, что приходилось
тащить и чемодан, и Антона. Ничего, тешил себя Симагин, скоро
отдых. Конгресс, вдвойне приятный оттого, что мы наверняка
впереди, а потом отдых. Воздух, напоенный душистым сиянием
луга... и узенькая Боярынька, укутанная зарослями орешника,
ивняка, благоуханной крапивы - с нею так любит воевать Антон,
лихо прорубая ходы к речке, где вековые ветлы, увитые хмелем,
роняют ветви к таинственной сумеречной воде... и сияющий туман
Млечного пути, призывно распахнутые созвездия, оранжевый факел
громадной луны над серебрящимися яблонями, неистовый стрекот
ночных кузнечиков, сеновал... и Ася, Ася - в телогрейке, которая
ей велика; в купальнике, покрытая искрами капель!.. И - покой.
Можно спать вволю, никуда не торопясь, безмятежно чинить что-то,
стругать, пилить, и опять Антон мельтешит под ногами, тискает
пахучую желтую стружку, делится соображениями, что она живая,
только спит, оттого и свернулась колечком, и сам смеется и не
вполне верит себе, и просит дать ему задание... и Ася кричит из
оконца: "Мужики-и-и!" И мужики идут обедать, с сожалением оставив
неторопливую работу, и маленькая мама оспаривает с Асей право
разливать томленые в русской печке щи, и Ася, конечно, побеждает.
А потом - степенные послеобеденные беседы, отец курит, присев на
ступени крыльца и держа папиросы как-то по особенному,
по-деревенски - в городе он держит совсем иначе, а Ася в Лешаках
не курит никогда, а Антон грызет морковку... В подполе
перегородки подгнили, но в этот год подновить уж не успеем;
белые-то отходят, надо сходить, сходим-ка завтра за Мшаники,
помнишь, там еще Гришки-то Меньшова кобель ногу подвихнул в то
лето, как ты диссертацию к защите подал... ну, на Купавино через
бор, от развилки налево, сосна там молнией побита... А у сосны, -
Симагин помнил с детства - просторная поляна: трава по пояс,
цветы, цветы. Воздух горячий, смоляной, медовый, обстоятельные
шмели с гулом плавают в мареве...
- Ты чего молчишь? - спросил Антон. - Ты засыпаешь? Или ты
не рад, что меня взял?
- Да нет, - возмутился Симагин. - Просто подумал: мама
проснется одна, кто ее покормит?
- Нас она кормит, а себя что, что ли, не сможет?
- Да ведь это другое дело. Других кормить приятно, а себя -
скучно. Детеныш ты, Антон.
- Нет, - возразил Антошка, - я взрослый.
- Это почему?
- А все говорят. Совсем большой и не по годам развитый.
- Ты им не верь, - твердо сказал Симагин. - Ты сам подумай:
разве настоящему взрослому так скажут?
Антон призадумался. Потом нерешительно проговорил:
- Нет, наверное...
- У тебя есть еще время взрослеть, и я тебе в этом даже
завидую, Тошка. Тяжело работать, как взрослый, когда еще не
вполне взрослый. Взрослость измеряется силой человека, а сила
измеряется тем, скольким людям человек может помочь.
- Да-а? - удивился Антон. - А я думал - сила это когда...
ну... и драться тоже...
- Это совсем другая сила. Она измеряется в лошадиных силах -
помнишь, я рассказывал? Она тоже нужна, правильно. Но сейчас я не
про лошадиную силу, а про человеческую. Чем человек слабее, тем
меньше умеет помогать. Он хороший, не злой - но не умеет.
Например, друг ногу сломал, а тот стоит рядом и: говорит:
"Ах, как я тебе сочувствую, ах, как тебе больно, ах, да кто
же нам теперь поможет?.."
- Это только старые бабушки так говорят, - обиделся Антон. -
Надо не болтать, а наложить шину.
- Ну, и как ее накладывать?
Антон насупился, а после паузы сказал с просветлением:
- А хорошо быть врачом. Приходит больной, мучается - а ты
что-то такое сделал, и он уже здоровый. Засмеялся и побежал на
работу. Здорово, правда?
- Правда, - сказал Симагин.
- Я буду врач, - сообщил Антошка. - А ты почему не врач?
- А я врач. Я самое лучшее лекарство изобретаю.
- А когда ты его изобретешь?
- Не знаю, Антон. Это трудно.
- Ты его изобретай скорей. Девочка Лиза из нашего класса
очень часто простуживает гланды и заднюю стенку, а когда ее нет,
мне скучно и даже уроки хуже учатся.
- Извини, Антон, но ко второму классу я не поспею, -
улыбаясь, сказал Симагин. - Однако ты не думай, я стараюсь.
- Да уж я знаю, - важно поверил ему Антон. - Уж ты
работаешь. Вовка меня и то спрашивает: твой папа всегда с вами
живет или не всегда? - ехидновато-приторным голоском Виктории
передразнил он. - Его папа всегда приходит с работы в семь,
садится к телевизору и больше никуда уже не девается до следующей
работы, - Антон подпрыгнул, меняя шаг, чтобы пристроиться с
Симагиным в ногу, - А мама почему не врач?
- Она тоже врач, - не задумываясь, сказал Симагин. -
Помнишь, я часто прихожу усталый, грустный... А она меня сразу
вылечивает.
- А еще помню, как мы с мамой пошли в кино без тебя, и она
только и смотрела кругом, и у нее все время делалось такое лицо,
как когда ты приходишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71