- гневно встретила его Лариса, была она в дорожном своем платье, рядом с его кожаной сумкой стояла на полу ее сумка. - Жду тебя с минуты на минуту, а ты и в ус не дуешь.
- Извини, не было ни минуты свободной, занимались с Беренсом… Ты куда собралась?
- Еду с тобой.
- Это невозможно.
- Почему?
- Потому что… Видишь ли, я не думаю, что задержусь больше пяти-шести дней. Если, конечно, доеду до места…
- Но ты едешь в Новороссийск?
- Да.
- Топить флот?
- Сначала надо застать его в Новороссийске. Боюсь, что не успею доехать и он уйдет в Севастополь. По немецкому ультиматуму он должен быть там 18-го…
- Почему не успеешь доехать? Тебе дали поезд?
- Да. Но можно застрять в пути. Под Царицыном идут бои с казаками Краснова. В одном месте казаки перерезали железную дорогу.
- Как же ты проедешь в комиссарском поезде?
- Пока не знаю. Будет видно. Может быть, придется добираться до Царицына не по железной дороге.
- А дальше?
- То-то, что неизвестно, что дальше. Южнее Царицына железная дорога в наших руках, но обстановка…
- Еду с тобой. Будем пробиваться вместе.
Он засмеялся. На секунду представил, как они вдвоем с Ларисой, она в своем светлом платье и замшевых туфлях, бредут, обливаясь потом, по раскаленной степи, поминутно оглядываясь, не скачут ли где верховые… Даже не стал отвечать.
- Ладно. Мне надо торопиться. - Раскрыл сумку. Полотенце, мыло, бритвенный прибор. Сверток с полбуханкой хлеба. Оружие. Все на месте. Засунул принесенный с собой пакет с солдатским сухим пайком. Другой такой же пакет положил на стол: для Ларисы. - Есть не буду, некогда. Все. Будем прощаться, дружок…
Глянул на нее - она стояла посреди комнаты со своей сумкой в руках, кожаную черную куртку перекинула через плечо, готова была идти. В блестящих глазах вызов.
- Нет, так не пойдет, - сказал он решительно. - Хорошо, давай объяснимся. Сядь. - Подвинул ей стул, взял за плечи, усадил. Сам сел против нее. - Я понимаю, ты рвешься в пекло, тебе нужно все видеть своими глазами. Не только видеть - участвовать в событиях. Милый друг, ты представить себе не можешь, как я ценю это. И я обещаю тебе. Вернусь из этой поездки, буду проситься на фронт. Никто меня здесь, в Москве, не удержит. И тогда мы поедем вместе. Обещаю. Мы будем вместе. Но не сейчас. Я еду выполнить приказ, которому не сочувствую, но который надо выполнить, и как можно скорее. У меня должны быть развязаны руки. Я даже не беру с собой матросов. Потерпи. Всего несколько дней. Договорились?
Она словно не слышала его.
- Я еду с тобой.
- Нет. Положи, пожалуйста, куртку. - Он стал отнимать у нее куртку, она не отдавала.
- Ты не смеешь меня удерживать!
- Лариса, у меня нет времени. - Он начинал сердиться.
- Почему ты на меня кричишь?
- Я не кричу. Прошу тебя, будь благоразумна. Простимся мирно. Поцелую тебя - и пойду. А ты останешься и будешь ждать меня. С нетерпением. Договорились?
Вместо ответа она двинулась к выходу. Это было уже слишком. С ее упрямством он уже сталкивался. Оно его иногда забавляло, иногда злило. Но теперь оно было совершенно недопустимо.
Догнал ее в коридоре, против их спальни. Дверь в спальню была приоткрыта, ключ торчал в двери. Подхватил ее и внес в спальню, оставил там, выскочил в коридор и повернул ключ в двери.
Она забарабанила в дверь кулаками.
- Как ты смеешь! Выпусти меня сейчас же! Слышишь? Немедленно открой! Ты не любишь меня!
- Будешь сидеть здесь, пока я не уеду. Ключ отдам шоферу, он вернется с вокзала и отопрет.
Выскочил из квартиры, грохнув дверью. Что за дурацкий каприз! Непременно ей надо ехать - сейчас! Балованная профессорская дочка…
Уже сбежав вниз по лестнице, выходя из подъезда, вспомнил про сумку, оставшуюся в квартире. Матрос, водитель, подремывал, сидя за рулем. Увидев Раскольникова, включил мотор, но Раскольников, подойдя к машине, сказал ему, чтобы он еще немного поскучал, и вернулся в дом.
Поднимаясь наверх, злости в себе уже не чувствовал. Будто ее и не было. Удивлялся, с чего вдруг накатило? Было неловко за свою вспышку.
Тихонько отпер входную дверь, подошел к двери в спальню, прислушался.
И ничего не услышал.Что она там делала? Тревога охватила его.
Тоской, болью, жгучим стыдом сжало сердце. Поспешно отворил дверь.
В комнате было темно, но в полосе света из коридора увидел: она лежала ничком на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он подсел к ней, стал гладить, как маленькую, по голове, осторожно обнял за плечи и перевернул к себе лицом, приподнял, прижал к себе.
- Прости, я не хотел тебя обидеть. Сам не знаю, что на меня нашло. Если хочешь… поедем. Как-нибудь… Может быть, и ничего…
- Нет, нет! Не надо…
- Почему не надо? Я обдумал… Как-нибудь…
- Нет… Я не хочу тебе мешать…
- Ты не будешь мне мешать!
- Поезжай, милый. И возвращайся скорее. Мне без тебя плохо. Если бы ты знал…
- Конечно… конечно…
Его трясло, как в ознобе, он прижимал ее к себе, стараясь избавиться от этой трясучки. И ее трясло, и она жалась к нему. Всматривался в ее мерцающие глаза, и неудержимо тянуло погрузиться в их омут, раствориться в нем, исчезнуть, и не было силы противиться этому желанию…
Успокоенный, умиротворенный уходил из дому, оставив Ларису спящей и тоже умиротворенной. Ныло сердце от нежности к ней, от страшной неуместности поездки, отделившей их друг от друга - неизвестно, на какое время. Но нечего было делать, внизу у подъезда томился шофер, на Казанском вокзале ждал экстренный поезд.
Накрапывал дождик, когда подъехали к вокзалу. У крайнего дебаркадера одиноко стоял синий вагон в сцепе с шипящим паровозом. Немолодой машинист в засаленной кепке возился у тендера. Снял кепку, приветствуя пассажира, легко взбежал по железной лесенке к себе в кабину, высунулся из окошка, посвистал тоненьким паровозным свистком, предупреждая об отправлении. Раскольников вошел в вагон, и поезд тронулся. Быстро разогнавшись, маленький состав понесся с сумасшедшей скоростью, звеня буферами, прыгая и гремя на стрелках.
В вагоне был бархатный пружинный диван, трясло и подбрасывало дико, но, едва лег и накрылся одеяльцем, которое нашел в ящике дивана, провалился в сон и ничего уже не слышал, не чувствовал.
3
Когда проснулся, оказалось, уже проскочили Рязань. Поезд несся все с той же бешеной скоростью.
Небольшую остановку сделали в Козлове, у водокачки. Пока паровоз набирал воду, Раскольников вышел из вагона размяться. Солнце палило по-южному, горячий плотный воздух, пропитанный удушливым запахом мазута, тяжело колыхался над сабельно блиставшими полосками рельс.
В Борисоглебске поезд задержали: в районе станции Алексиково шел бой. Как объяснили Раскольникову, Алексиково несколько раз переходило из рук в руки, в бою участвовали крупные силы с той и другой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
- Извини, не было ни минуты свободной, занимались с Беренсом… Ты куда собралась?
- Еду с тобой.
- Это невозможно.
- Почему?
- Потому что… Видишь ли, я не думаю, что задержусь больше пяти-шести дней. Если, конечно, доеду до места…
- Но ты едешь в Новороссийск?
- Да.
- Топить флот?
- Сначала надо застать его в Новороссийске. Боюсь, что не успею доехать и он уйдет в Севастополь. По немецкому ультиматуму он должен быть там 18-го…
- Почему не успеешь доехать? Тебе дали поезд?
- Да. Но можно застрять в пути. Под Царицыном идут бои с казаками Краснова. В одном месте казаки перерезали железную дорогу.
- Как же ты проедешь в комиссарском поезде?
- Пока не знаю. Будет видно. Может быть, придется добираться до Царицына не по железной дороге.
- А дальше?
- То-то, что неизвестно, что дальше. Южнее Царицына железная дорога в наших руках, но обстановка…
- Еду с тобой. Будем пробиваться вместе.
Он засмеялся. На секунду представил, как они вдвоем с Ларисой, она в своем светлом платье и замшевых туфлях, бредут, обливаясь потом, по раскаленной степи, поминутно оглядываясь, не скачут ли где верховые… Даже не стал отвечать.
- Ладно. Мне надо торопиться. - Раскрыл сумку. Полотенце, мыло, бритвенный прибор. Сверток с полбуханкой хлеба. Оружие. Все на месте. Засунул принесенный с собой пакет с солдатским сухим пайком. Другой такой же пакет положил на стол: для Ларисы. - Есть не буду, некогда. Все. Будем прощаться, дружок…
Глянул на нее - она стояла посреди комнаты со своей сумкой в руках, кожаную черную куртку перекинула через плечо, готова была идти. В блестящих глазах вызов.
- Нет, так не пойдет, - сказал он решительно. - Хорошо, давай объяснимся. Сядь. - Подвинул ей стул, взял за плечи, усадил. Сам сел против нее. - Я понимаю, ты рвешься в пекло, тебе нужно все видеть своими глазами. Не только видеть - участвовать в событиях. Милый друг, ты представить себе не можешь, как я ценю это. И я обещаю тебе. Вернусь из этой поездки, буду проситься на фронт. Никто меня здесь, в Москве, не удержит. И тогда мы поедем вместе. Обещаю. Мы будем вместе. Но не сейчас. Я еду выполнить приказ, которому не сочувствую, но который надо выполнить, и как можно скорее. У меня должны быть развязаны руки. Я даже не беру с собой матросов. Потерпи. Всего несколько дней. Договорились?
Она словно не слышала его.
- Я еду с тобой.
- Нет. Положи, пожалуйста, куртку. - Он стал отнимать у нее куртку, она не отдавала.
- Ты не смеешь меня удерживать!
- Лариса, у меня нет времени. - Он начинал сердиться.
- Почему ты на меня кричишь?
- Я не кричу. Прошу тебя, будь благоразумна. Простимся мирно. Поцелую тебя - и пойду. А ты останешься и будешь ждать меня. С нетерпением. Договорились?
Вместо ответа она двинулась к выходу. Это было уже слишком. С ее упрямством он уже сталкивался. Оно его иногда забавляло, иногда злило. Но теперь оно было совершенно недопустимо.
Догнал ее в коридоре, против их спальни. Дверь в спальню была приоткрыта, ключ торчал в двери. Подхватил ее и внес в спальню, оставил там, выскочил в коридор и повернул ключ в двери.
Она забарабанила в дверь кулаками.
- Как ты смеешь! Выпусти меня сейчас же! Слышишь? Немедленно открой! Ты не любишь меня!
- Будешь сидеть здесь, пока я не уеду. Ключ отдам шоферу, он вернется с вокзала и отопрет.
Выскочил из квартиры, грохнув дверью. Что за дурацкий каприз! Непременно ей надо ехать - сейчас! Балованная профессорская дочка…
Уже сбежав вниз по лестнице, выходя из подъезда, вспомнил про сумку, оставшуюся в квартире. Матрос, водитель, подремывал, сидя за рулем. Увидев Раскольникова, включил мотор, но Раскольников, подойдя к машине, сказал ему, чтобы он еще немного поскучал, и вернулся в дом.
Поднимаясь наверх, злости в себе уже не чувствовал. Будто ее и не было. Удивлялся, с чего вдруг накатило? Было неловко за свою вспышку.
Тихонько отпер входную дверь, подошел к двери в спальню, прислушался.
И ничего не услышал.Что она там делала? Тревога охватила его.
Тоской, болью, жгучим стыдом сжало сердце. Поспешно отворил дверь.
В комнате было темно, но в полосе света из коридора увидел: она лежала ничком на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он подсел к ней, стал гладить, как маленькую, по голове, осторожно обнял за плечи и перевернул к себе лицом, приподнял, прижал к себе.
- Прости, я не хотел тебя обидеть. Сам не знаю, что на меня нашло. Если хочешь… поедем. Как-нибудь… Может быть, и ничего…
- Нет, нет! Не надо…
- Почему не надо? Я обдумал… Как-нибудь…
- Нет… Я не хочу тебе мешать…
- Ты не будешь мне мешать!
- Поезжай, милый. И возвращайся скорее. Мне без тебя плохо. Если бы ты знал…
- Конечно… конечно…
Его трясло, как в ознобе, он прижимал ее к себе, стараясь избавиться от этой трясучки. И ее трясло, и она жалась к нему. Всматривался в ее мерцающие глаза, и неудержимо тянуло погрузиться в их омут, раствориться в нем, исчезнуть, и не было силы противиться этому желанию…
Успокоенный, умиротворенный уходил из дому, оставив Ларису спящей и тоже умиротворенной. Ныло сердце от нежности к ней, от страшной неуместности поездки, отделившей их друг от друга - неизвестно, на какое время. Но нечего было делать, внизу у подъезда томился шофер, на Казанском вокзале ждал экстренный поезд.
Накрапывал дождик, когда подъехали к вокзалу. У крайнего дебаркадера одиноко стоял синий вагон в сцепе с шипящим паровозом. Немолодой машинист в засаленной кепке возился у тендера. Снял кепку, приветствуя пассажира, легко взбежал по железной лесенке к себе в кабину, высунулся из окошка, посвистал тоненьким паровозным свистком, предупреждая об отправлении. Раскольников вошел в вагон, и поезд тронулся. Быстро разогнавшись, маленький состав понесся с сумасшедшей скоростью, звеня буферами, прыгая и гремя на стрелках.
В вагоне был бархатный пружинный диван, трясло и подбрасывало дико, но, едва лег и накрылся одеяльцем, которое нашел в ящике дивана, провалился в сон и ничего уже не слышал, не чувствовал.
3
Когда проснулся, оказалось, уже проскочили Рязань. Поезд несся все с той же бешеной скоростью.
Небольшую остановку сделали в Козлове, у водокачки. Пока паровоз набирал воду, Раскольников вышел из вагона размяться. Солнце палило по-южному, горячий плотный воздух, пропитанный удушливым запахом мазута, тяжело колыхался над сабельно блиставшими полосками рельс.
В Борисоглебске поезд задержали: в районе станции Алексиково шел бой. Как объяснили Раскольникову, Алексиково несколько раз переходило из рук в руки, в бою участвовали крупные силы с той и другой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108