Сталин указал на неточности, которые заметил и сам Раскольников, когда в первый раз читал статью. Неточности не бог весть какие, тем не менее это были неточности, за которые можно было ухватиться при подготовке полемической статьи.
Описывая развитие июльских событий 17-го года, Троцкий преувеличил характер разногласий в партии по отношению к вооруженной демонстрации, написал, будто "правое крыло" (читай: Зиновьев, Каменев, Сталин) однозначно видело в июльском эпизоде "вредную авантюру", тогда как на самом деле отношение "тройки" было иное, более сложное- положим, в отдельные моменты эти люди колебались, но в общем разделяли ленинский взгляд на выступление, в иные моменты даже энтузиастически. А кто тогда не колебался? Колебался и сам Троцкий. Намеренно раздул Троцкий и значение знаменитого "октябрьского эпизода", когда Зиновьев и Каменев выступили против курса на вооруженное восстание, при этом Троцкий обошел вниманием позднейшую оценку этого эпизода Лениным, назвавшим его одним из тех "проколов", вполне извинительных, от которых не застрахованы "даже превосходнейшие товарищи".
Решив, что должен сам писать статью, Раскольников вначале думал ограничиться этими неточностями. Но, втянувшись в работу, почувствовал, что его несет дальше задачи простого восстановления правды фактов. Вдумываясь в логику Троцкого, видел, для чего ему нужно выделить в партии несуществующую, выдуманную им социал-демократическую тенденцию, "правое крыло", корнями уходящее в 17-й год,- чтобы противопоставить это крыло, именно "руководящую тройку", Ленину, "ленинизму", соответственно и ему, Троцкому. Натяжки были слишком очевидны, и это возмущало. Хотелось ответить по существу статьи.
И ответил. Резко. Уличил Троцкого в подлоге, подтасовке фактов ради очернения своих оппонентов. Припомнил Троцкому его собственный меньшевизм и его позднее присоединение к большевикам. Последнее, старый меньшевизм Троцкого и позднее присоединение к большевикам, припоминать было не совсем честно, все равно что Зиновьева с Каменевым до сих пор колоть их "октябрьским эпизодом". Однако черкать написанное не стал: как написалось, так и написалось.
Отвез статью Сталину.
- Очень хорошо, товарищ Раскольников. То, что нужно, - похвалил Сталин, просмотрев текст. - Отдайте один экземпляр в "Красную новь", пусть там появится эта статья. А второй экземпляр - оставьте у меня, для цековского сборника. Там будет и моя статья, и статьи товарищей Каменева, Зиновьева и других товарищей.
С Троцким не виделся Раскольников с той случайной встречи у Воронского, перед отъездом Троцкого из Москвы, когда Троцкий определял его в помощники Воронскому. Увиделся с ним зимой, уже после выхода в свет декабрьского номера "Красной нови" с его, Раскольникова, разносной рецензией на "Уроки Октября".
Встретились в фойе рабочего клуба за Крестьянской заставой, где должно было состояться дискуссионное собрание рабочих и служащих московских и здательств и типографий. Собрание еще не начиналось, в фойе было тесно, шумно, накурено. Троцкий стоял в группе рабочих, рассеянно слушал, что ему говорили, оглядывался по сторонам. Заметив Раскольникова, остановил на нем взгляд. Между ними расчистилось небольшое пространство, и Раскольников пошел к Троцкому, с улыбкой, готовясь вытянуть руку для рукопожатия. И Троцкий пошел ему навстречу, не спуская с него глаз. Он, однако, не улыбался, глаза его за стеклами пенсне были странно невидящими. Он шел прямо на Раскольникова, так, будто и правда не видел его, будто перед ним было пустое место. Вероятно, он наткнулся бы на Раскольникова, если бы тот не отскочил в сторону. Не убавляя шага, не оборачиваясь, Троцкий прошествовал дальше.
Раскольников посмотрел ему вслед. Троцкий подошел к другой группе рабочих, заговорил с ними, как ни в чем не бывало. Вот как. Ему, Раскольникову, дали понять, что отны не он вычеркнут из жизни этого человека. Что ж. Этого следовало ожидать. Вспомнил, как таким же манером оттолкнул его от себя Ленин.
Троцкий на собрании не выступал. Сидел в первом ряду, перед помостом, на котором стояли стулья для президиума и обитая кумачом трибуна для выступающих, внимательно слушал речи ораторов. На сцену один за другим поднимались обличители "троцкизма", били Троцкого за авантюризм, за меньшевизм, цитировали старые, еще довоенные, его высказывания, направленные против Ленина, отлучали от большевизма. Сторонников Троцкого не пускали на трибуну, их заявления, делаемые с мест, ошикивали, освистывали, у трибуны иногда возникали потасовки, когда кому-то из троцкистов удавалось прорваться к подиуму. Троцкий сидел неподвижно, наблюдал за происходившим с каменным лицом, за время собрания не проронил ни слова.
И Раскольников не выступал на собрании. По долгу службы он должен был прийти хотя бы к открытию собрания. Мог бы, посидев немного, уйти. Но он просидел до конца собрания: вдруг Троцкий выступит? Тогда пришлось бы выступить и ему.
Судьба Троцкого решалась на январском 25-го года Пленуме ЦК. Каменев с Зиновьевым требовали убрать "эту дохлую собаку" (выражение Зиновьева) из Политбюро. Из Политбюро его не вывели, но сняли с поста наркома по военным и морским делам.
Странно, но поражение Троцкого не отозвалось, как следовало ожидать, бумерангом на положении троцкиста Воронского. В январе начала работать литературная комиссия ЦК, готовившая постановление ЦК "О политике партии в области художественной литературы". Председателем комиссии почему-то был назначен новый наркомвоенмор Фрунзе, хорошо знавший Воронского. Он заступился за Воронского, признал правильными, не противоречащими марксизму, его теоретические оценки, резко отозвался о напостовской критике, назвав вредными ее проработочные методы. Его вывод сводился к тому, что оба направления - охранителей пролетарской культуры и ценителей изящной словесности- имеют равное право на существование. Постановление ЦК о художественной литературе было выдержано в этом примирительном духе. Воронскому вернули его прежнее положение в журнале, Раскольникова заменили в редколлегии Ярославским, человеком, близким Воронскому.
На время полемика между напостовцами и "Красной новью" затихла.
7
Затишье продолжалось недолго. Осенью неожиданно умер заступник Воронского наркомвоенмор Фрунзе. О причинах его смерти ходили странные слухи. Будто его, только что оправившегося после язвенной болезни, вынудили согласиться на ненужную и опасную для него операцию. Шепотом объясняли: распоряжение об операции пришло с самого верха, его отдал Сталин, которому Фрунзе мешал независимостью суждений и высоким авторитетом в армии и в партии. В мае следующего, 26-го года слухи эти вылились в "Повесть о непогашенной луне" Пильняка, появившуюся в "Новом мире".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Описывая развитие июльских событий 17-го года, Троцкий преувеличил характер разногласий в партии по отношению к вооруженной демонстрации, написал, будто "правое крыло" (читай: Зиновьев, Каменев, Сталин) однозначно видело в июльском эпизоде "вредную авантюру", тогда как на самом деле отношение "тройки" было иное, более сложное- положим, в отдельные моменты эти люди колебались, но в общем разделяли ленинский взгляд на выступление, в иные моменты даже энтузиастически. А кто тогда не колебался? Колебался и сам Троцкий. Намеренно раздул Троцкий и значение знаменитого "октябрьского эпизода", когда Зиновьев и Каменев выступили против курса на вооруженное восстание, при этом Троцкий обошел вниманием позднейшую оценку этого эпизода Лениным, назвавшим его одним из тех "проколов", вполне извинительных, от которых не застрахованы "даже превосходнейшие товарищи".
Решив, что должен сам писать статью, Раскольников вначале думал ограничиться этими неточностями. Но, втянувшись в работу, почувствовал, что его несет дальше задачи простого восстановления правды фактов. Вдумываясь в логику Троцкого, видел, для чего ему нужно выделить в партии несуществующую, выдуманную им социал-демократическую тенденцию, "правое крыло", корнями уходящее в 17-й год,- чтобы противопоставить это крыло, именно "руководящую тройку", Ленину, "ленинизму", соответственно и ему, Троцкому. Натяжки были слишком очевидны, и это возмущало. Хотелось ответить по существу статьи.
И ответил. Резко. Уличил Троцкого в подлоге, подтасовке фактов ради очернения своих оппонентов. Припомнил Троцкому его собственный меньшевизм и его позднее присоединение к большевикам. Последнее, старый меньшевизм Троцкого и позднее присоединение к большевикам, припоминать было не совсем честно, все равно что Зиновьева с Каменевым до сих пор колоть их "октябрьским эпизодом". Однако черкать написанное не стал: как написалось, так и написалось.
Отвез статью Сталину.
- Очень хорошо, товарищ Раскольников. То, что нужно, - похвалил Сталин, просмотрев текст. - Отдайте один экземпляр в "Красную новь", пусть там появится эта статья. А второй экземпляр - оставьте у меня, для цековского сборника. Там будет и моя статья, и статьи товарищей Каменева, Зиновьева и других товарищей.
С Троцким не виделся Раскольников с той случайной встречи у Воронского, перед отъездом Троцкого из Москвы, когда Троцкий определял его в помощники Воронскому. Увиделся с ним зимой, уже после выхода в свет декабрьского номера "Красной нови" с его, Раскольникова, разносной рецензией на "Уроки Октября".
Встретились в фойе рабочего клуба за Крестьянской заставой, где должно было состояться дискуссионное собрание рабочих и служащих московских и здательств и типографий. Собрание еще не начиналось, в фойе было тесно, шумно, накурено. Троцкий стоял в группе рабочих, рассеянно слушал, что ему говорили, оглядывался по сторонам. Заметив Раскольникова, остановил на нем взгляд. Между ними расчистилось небольшое пространство, и Раскольников пошел к Троцкому, с улыбкой, готовясь вытянуть руку для рукопожатия. И Троцкий пошел ему навстречу, не спуская с него глаз. Он, однако, не улыбался, глаза его за стеклами пенсне были странно невидящими. Он шел прямо на Раскольникова, так, будто и правда не видел его, будто перед ним было пустое место. Вероятно, он наткнулся бы на Раскольникова, если бы тот не отскочил в сторону. Не убавляя шага, не оборачиваясь, Троцкий прошествовал дальше.
Раскольников посмотрел ему вслед. Троцкий подошел к другой группе рабочих, заговорил с ними, как ни в чем не бывало. Вот как. Ему, Раскольникову, дали понять, что отны не он вычеркнут из жизни этого человека. Что ж. Этого следовало ожидать. Вспомнил, как таким же манером оттолкнул его от себя Ленин.
Троцкий на собрании не выступал. Сидел в первом ряду, перед помостом, на котором стояли стулья для президиума и обитая кумачом трибуна для выступающих, внимательно слушал речи ораторов. На сцену один за другим поднимались обличители "троцкизма", били Троцкого за авантюризм, за меньшевизм, цитировали старые, еще довоенные, его высказывания, направленные против Ленина, отлучали от большевизма. Сторонников Троцкого не пускали на трибуну, их заявления, делаемые с мест, ошикивали, освистывали, у трибуны иногда возникали потасовки, когда кому-то из троцкистов удавалось прорваться к подиуму. Троцкий сидел неподвижно, наблюдал за происходившим с каменным лицом, за время собрания не проронил ни слова.
И Раскольников не выступал на собрании. По долгу службы он должен был прийти хотя бы к открытию собрания. Мог бы, посидев немного, уйти. Но он просидел до конца собрания: вдруг Троцкий выступит? Тогда пришлось бы выступить и ему.
Судьба Троцкого решалась на январском 25-го года Пленуме ЦК. Каменев с Зиновьевым требовали убрать "эту дохлую собаку" (выражение Зиновьева) из Политбюро. Из Политбюро его не вывели, но сняли с поста наркома по военным и морским делам.
Странно, но поражение Троцкого не отозвалось, как следовало ожидать, бумерангом на положении троцкиста Воронского. В январе начала работать литературная комиссия ЦК, готовившая постановление ЦК "О политике партии в области художественной литературы". Председателем комиссии почему-то был назначен новый наркомвоенмор Фрунзе, хорошо знавший Воронского. Он заступился за Воронского, признал правильными, не противоречащими марксизму, его теоретические оценки, резко отозвался о напостовской критике, назвав вредными ее проработочные методы. Его вывод сводился к тому, что оба направления - охранителей пролетарской культуры и ценителей изящной словесности- имеют равное право на существование. Постановление ЦК о художественной литературе было выдержано в этом примирительном духе. Воронскому вернули его прежнее положение в журнале, Раскольникова заменили в редколлегии Ярославским, человеком, близким Воронскому.
На время полемика между напостовцами и "Красной новью" затихла.
7
Затишье продолжалось недолго. Осенью неожиданно умер заступник Воронского наркомвоенмор Фрунзе. О причинах его смерти ходили странные слухи. Будто его, только что оправившегося после язвенной болезни, вынудили согласиться на ненужную и опасную для него операцию. Шепотом объясняли: распоряжение об операции пришло с самого верха, его отдал Сталин, которому Фрунзе мешал независимостью суждений и высоким авторитетом в армии и в партии. В мае следующего, 26-го года слухи эти вылились в "Повесть о непогашенной луне" Пильняка, появившуюся в "Новом мире".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108