Видимое спокойствие и безопасность
существовали, если вы не читали газет, не слушали радио, не беседовали с
людьми. Он чувствовал, как признаки беспокойства проступают сквозь внешний
фасад благополучия - на каждом пороге, в каждом доме, в каждом
ресторанчике.
Судя по газетам, новости были совсем неважными. По радио комментаторы
говорили о новом глубоком кризисе, перед которым стоял мир. Он слушал
разговоры людей в холлах гостиниц, где ночевал, и в ресторанах, где ел.
Они говорили, качали головами, в их поведении сквозила тревога.
Он слышал:
- Одного не могу понять, почему так быстро изменилось положение.
Неделю или две назад, казалось, можно договориться, а теперь все вернулось
к прошлому и стало еще хуже.
Он слышал:
- Я всегда говорил, что всю эту историю с мутантами выдумали красные.
Мое мнение, что все идет оттуда.
Он слышал:
- Это невозможно. Вчера война была в тысячах миль от нас, и мы жили
спокойно и мирно. А завтра...
А завтра, а завтра, а завтра...
Он слышал:
- Если бы все зависело от меня, я бы договорился с этими мутантами.
Он слышал:
- Я бы не церемонился с ними ни минуты, черт меня подери. Я бы набрал
побольше бомб и показал им.
Он слушал их разговоры и сознавал, что за ними нет и намека на
компромисс и взаимопонимание, в них не чувствовалось никакой надежды на
то, что войну можно предотвратить.
- Если не сейчас, - говорили они, - то через пять или десять лет она
разразится все равно. Так уж чем раньше, тем лучше. Надо только напасть
первыми...
И он ясно понимал, что неуемная ненависть различалась даже здесь, в
сердце страны, на этих мирных фермах, в маленьких мирных деревеньках, в
придорожных ресторанчиках. "И это, - сказал он себе, - не что иное, как
крах цивилизации, основанной на ненависти, чудовищном себялюбии и
недоверии к каждому, кто говорит на другом языке, ест иную пищу и носит
отличную от него одежду".
Это была односторонняя механистическая цивилизация грохочущих машин,
мир технологии, которая обеспечивала комфорт, но не могла дать человеку
ощущения справедливости и безопасности. Это была цивилизация, которая
обрабатывала металл, расщепляла атом, создала мощную химию и понастроила
сложных и опасных машин. Она сосредоточила свое внимание на технике,
совсем забыв о личности, и теперь ничего не стоило нажать кнопку и
уничтожить далекий город, не зная и не желая узнать жизни и обычаев,
мыслей и надежд, устремлений народа, который ты уничтожил.
Он вел машину, останавливался перекусить и снова садился за руль. Он
глядел на кукурузные поля и краснеющие яблоки в садах, слушал шум косилок,
вдыхал запах клевера, но стоило ему взглянуть в небо, как он ощущал всю
тяжесть нависшей опасности, и он понимал, что Фландерс был прав: в любой
момент могла разразиться роковая буря.
Но не только новости о приближающейся войне заполняли колонки
ежедневных газет и звучали в пятнадцатиминутных комментариях. Непрестанно
говорилось об угрозе со стороны мутантов, и народу постоянно внушалась
необходимость быть бдительным по отношению к ним. Еще продолжались бунты,
еще линчевали мутантов, еще громили магазины технических новинок.
Но появилось и нечто новое.
По всей стране расползались слухи - и в ресторанах, и в магазинах, и
в ночных барах больших городов можно было услышать о существовании другого
мира, нового мира, где можно начать жизнь заново, куда можно скрыться от
тысячелетней неустроенности нынешнего мира.
Вначале пресса отнеслась к этим слухам недоверчиво, потом появились
осторожные статьи со скромными заголовками, а радиокомментаторы, поначалу
не менее осторожные, скоро отбросили всякую сдержанность. И через
несколько дней сообщения о другом мире и о странных людях с лучистыми
глазами, которые разговаривали с кем-то (всегда с кем-то) и утверждали,
что явились оттуда, занимали столько же места, сколько сообщения о войне и
мутантах.
В мире ощущалась тревога, какая возникает у человека, когда в тишине
ночи вдруг раздается резкий звонок телефона.
44
Вечерний Клиффвуд был напоен ароматами, в нем ощущалось что-то
домашнее, и, проезжая по улицам городка, Виккерс чувствовал, как его
сердце наполняется горечью: это было именно то место, где ему хотелось бы
осесть и жить, занимаясь писательством, перенося на бумагу рождавшиеся в
мозгу мысли.
Его дом вместе с рукописями, с полочкой любимых книг по-прежнему
стоял на своем месте, но он уже не принадлежал ему и никогда больше не
будет принадлежать. "Отныне все пойдет иначе, - подумал он. - Земля,
исконная Земля человека, Земля с большой буквы недолго служила мне домом и
уже никогда не будет им".
Он решил прежде всего навестить Эба, а потом заехать в свой бывший
дом за рукописью. "Ее можно передать Энн", - подумал он, но тут же
засомневался. Он уверял себя, что ему не хочется встречаться с Энн, но на
самом деле это было не совсем так. Он хотел встретиться с ней, но знал,
что лучше этого не делать, ибо почти смирился с мыслью, что и он и она
были частями одной жизни.
Он остановил машину напротив дома Эба. И, как всегда не без
удивления, отметил, как ухожены дом и дворик. Ведь Эб жил один, без жены и
детей, а не часто встретишь холостяка в роли столь рачительного хозяина.
Виккерс рассчитывал на минуту заскочить к Эбу, поставить его в
известность о происшедшем, о сложившейся ситуации, договориться о порядке
встреч и в свою очередь узнать здешние новости.
Захлопнув дверцу машины, он пересек тротуар и открыл калитку во двор,
с трудом справившись с защелкой. Лунный свет, пробивавшийся сквозь листву,
пятнами ложился на дорожку. Виккерс приблизился к двери и только тут
обратил внимание: в доме ни огонька.
Он постучал в дверь, помня по прежним редким визитам - они иногда
играли в покер, - что у Эба не было звонка.
Никто не ответил. Он подождал, постучал еще раз и направился к
выходу. Быть может, Эб возился в гараже с какой-нибудь срочной работой или
выпивал с приятелями в кабачке.
Он решил подождать Эба в машине. Было бы неосторожно ехать в центр,
где его могли узнать.
Кто-то спросил:
- Вы ищете Эба?
Виккерс повернулся на голос. У изгороди стоял сосед.
- Да, - ответил Виккерс. - Я хотел повидать его.
Он пытался вспомнить, кто жил рядом с Эбом, кем мог быть этот
человек, мог ли он узнать его.
- Я его старый друг, - сказал Виккерс. - Ехал мимо, решил заглянуть,
передать привет.
Человек протиснулся через пролом в изгороди и, приблизившись,
спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
существовали, если вы не читали газет, не слушали радио, не беседовали с
людьми. Он чувствовал, как признаки беспокойства проступают сквозь внешний
фасад благополучия - на каждом пороге, в каждом доме, в каждом
ресторанчике.
Судя по газетам, новости были совсем неважными. По радио комментаторы
говорили о новом глубоком кризисе, перед которым стоял мир. Он слушал
разговоры людей в холлах гостиниц, где ночевал, и в ресторанах, где ел.
Они говорили, качали головами, в их поведении сквозила тревога.
Он слышал:
- Одного не могу понять, почему так быстро изменилось положение.
Неделю или две назад, казалось, можно договориться, а теперь все вернулось
к прошлому и стало еще хуже.
Он слышал:
- Я всегда говорил, что всю эту историю с мутантами выдумали красные.
Мое мнение, что все идет оттуда.
Он слышал:
- Это невозможно. Вчера война была в тысячах миль от нас, и мы жили
спокойно и мирно. А завтра...
А завтра, а завтра, а завтра...
Он слышал:
- Если бы все зависело от меня, я бы договорился с этими мутантами.
Он слышал:
- Я бы не церемонился с ними ни минуты, черт меня подери. Я бы набрал
побольше бомб и показал им.
Он слушал их разговоры и сознавал, что за ними нет и намека на
компромисс и взаимопонимание, в них не чувствовалось никакой надежды на
то, что войну можно предотвратить.
- Если не сейчас, - говорили они, - то через пять или десять лет она
разразится все равно. Так уж чем раньше, тем лучше. Надо только напасть
первыми...
И он ясно понимал, что неуемная ненависть различалась даже здесь, в
сердце страны, на этих мирных фермах, в маленьких мирных деревеньках, в
придорожных ресторанчиках. "И это, - сказал он себе, - не что иное, как
крах цивилизации, основанной на ненависти, чудовищном себялюбии и
недоверии к каждому, кто говорит на другом языке, ест иную пищу и носит
отличную от него одежду".
Это была односторонняя механистическая цивилизация грохочущих машин,
мир технологии, которая обеспечивала комфорт, но не могла дать человеку
ощущения справедливости и безопасности. Это была цивилизация, которая
обрабатывала металл, расщепляла атом, создала мощную химию и понастроила
сложных и опасных машин. Она сосредоточила свое внимание на технике,
совсем забыв о личности, и теперь ничего не стоило нажать кнопку и
уничтожить далекий город, не зная и не желая узнать жизни и обычаев,
мыслей и надежд, устремлений народа, который ты уничтожил.
Он вел машину, останавливался перекусить и снова садился за руль. Он
глядел на кукурузные поля и краснеющие яблоки в садах, слушал шум косилок,
вдыхал запах клевера, но стоило ему взглянуть в небо, как он ощущал всю
тяжесть нависшей опасности, и он понимал, что Фландерс был прав: в любой
момент могла разразиться роковая буря.
Но не только новости о приближающейся войне заполняли колонки
ежедневных газет и звучали в пятнадцатиминутных комментариях. Непрестанно
говорилось об угрозе со стороны мутантов, и народу постоянно внушалась
необходимость быть бдительным по отношению к ним. Еще продолжались бунты,
еще линчевали мутантов, еще громили магазины технических новинок.
Но появилось и нечто новое.
По всей стране расползались слухи - и в ресторанах, и в магазинах, и
в ночных барах больших городов можно было услышать о существовании другого
мира, нового мира, где можно начать жизнь заново, куда можно скрыться от
тысячелетней неустроенности нынешнего мира.
Вначале пресса отнеслась к этим слухам недоверчиво, потом появились
осторожные статьи со скромными заголовками, а радиокомментаторы, поначалу
не менее осторожные, скоро отбросили всякую сдержанность. И через
несколько дней сообщения о другом мире и о странных людях с лучистыми
глазами, которые разговаривали с кем-то (всегда с кем-то) и утверждали,
что явились оттуда, занимали столько же места, сколько сообщения о войне и
мутантах.
В мире ощущалась тревога, какая возникает у человека, когда в тишине
ночи вдруг раздается резкий звонок телефона.
44
Вечерний Клиффвуд был напоен ароматами, в нем ощущалось что-то
домашнее, и, проезжая по улицам городка, Виккерс чувствовал, как его
сердце наполняется горечью: это было именно то место, где ему хотелось бы
осесть и жить, занимаясь писательством, перенося на бумагу рождавшиеся в
мозгу мысли.
Его дом вместе с рукописями, с полочкой любимых книг по-прежнему
стоял на своем месте, но он уже не принадлежал ему и никогда больше не
будет принадлежать. "Отныне все пойдет иначе, - подумал он. - Земля,
исконная Земля человека, Земля с большой буквы недолго служила мне домом и
уже никогда не будет им".
Он решил прежде всего навестить Эба, а потом заехать в свой бывший
дом за рукописью. "Ее можно передать Энн", - подумал он, но тут же
засомневался. Он уверял себя, что ему не хочется встречаться с Энн, но на
самом деле это было не совсем так. Он хотел встретиться с ней, но знал,
что лучше этого не делать, ибо почти смирился с мыслью, что и он и она
были частями одной жизни.
Он остановил машину напротив дома Эба. И, как всегда не без
удивления, отметил, как ухожены дом и дворик. Ведь Эб жил один, без жены и
детей, а не часто встретишь холостяка в роли столь рачительного хозяина.
Виккерс рассчитывал на минуту заскочить к Эбу, поставить его в
известность о происшедшем, о сложившейся ситуации, договориться о порядке
встреч и в свою очередь узнать здешние новости.
Захлопнув дверцу машины, он пересек тротуар и открыл калитку во двор,
с трудом справившись с защелкой. Лунный свет, пробивавшийся сквозь листву,
пятнами ложился на дорожку. Виккерс приблизился к двери и только тут
обратил внимание: в доме ни огонька.
Он постучал в дверь, помня по прежним редким визитам - они иногда
играли в покер, - что у Эба не было звонка.
Никто не ответил. Он подождал, постучал еще раз и направился к
выходу. Быть может, Эб возился в гараже с какой-нибудь срочной работой или
выпивал с приятелями в кабачке.
Он решил подождать Эба в машине. Было бы неосторожно ехать в центр,
где его могли узнать.
Кто-то спросил:
- Вы ищете Эба?
Виккерс повернулся на голос. У изгороди стоял сосед.
- Да, - ответил Виккерс. - Я хотел повидать его.
Он пытался вспомнить, кто жил рядом с Эбом, кем мог быть этот
человек, мог ли он узнать его.
- Я его старый друг, - сказал Виккерс. - Ехал мимо, решил заглянуть,
передать привет.
Человек протиснулся через пролом в изгороди и, приблизившись,
спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53