ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Этим деятелям не миновать избрать из себя видных лиц, послать успокоить фронтовых начальников, чтоб они не вмешивались: задача только, чтоб они не вмешивались, чтобы армия осталась нейтральной, – а зато вот обеспечена поддержка Балтийского флота, это ли не опора восставшей столице?! Внушить общественным деятелям действовать быстро: самовольно, явочным порядком восстановить Государственный Совет в том благоприятном составе, какой был до Нового года, пока Полковник не оконсервативил его. Восстановленный Государственный Совет собрать вместе с Государственной Думой, они составят Законодательный корпус, который и придаст законность перевороту: тут же, ничьего согласия не спрашивая, изберёт правительство, ответственное перед ним. И все происшедшее просто довести до сведения Полковника: что назначенное им правительство более не существует. Вся высшая камарилья должна быть при этом так же игнорирована и устранена от власти. И – вековая мечта сбылась! И Россия – на новом пути!
План был прекрасен! – если заручиться твёрдой поддержкой Непенина. Но зная его свободолюбивое нетерпимое отношение к камарилье и большое влияние на него Черкасского – очевидно так и будет. Да князь Черкасский – и сам вёл штаб флота.
А флагманы просто подчинятся приказам командующего. Других же офицеров, кто может оказать вред распространению идеи, постараться обезвредить, а кого можно – перевлечь на нашу сторону. И флот – весь наш!
Так они сидели в запертой каюте с двумя иллюминаторами, и хотя не видели ревущего Петрограда – а испытывали на себе треволнующее касание русской истории.
В другой форме, в других одеждах, в другой век – они бестрепетно повторяли неудавшийся подвиг декабристов.
132
И пошло, и пошло! Везде Каюров побывал. И к самокатчикам ходил, там солдаты цепью. Спросил солдат: «Что же вы стоите, товарищи? Почему не присоединяетесь?» Солдаты нехорошо улыбались, а офицеры грубо предлагали проходить дальше. «Да где ж пройти, когда вы проспект перегородили?»
И к московским казармам несколько раз бегал. Взяли их наконец, залила наша толпа весь двор – и много оружия к нам перешло, да многие солдаты охотно отдавали, а сами – на нары.
И Васька Каюров и Пашка Чугурин теперь имели по винтовке и по патронной ленте через плечо. С оружием ходишь, хотя стрелять не умеешь – а совсем другая сила в тебе, и ноги куда легче ходят.
Ещё ходили, штурмовали и подожгли два полицейских участка, городовиков уложили несколько, остальных избили, арестовали – и в их же кутузку.
День катился – как великий разлив неожиданной революции. Потом и солнышко нет-нет проглядывало. Ходили-бродили массы, поздравляли друг друга, кой-где несознательно лавки грабили: на радостях хотелось людям хорошо закусить, а особенно – спирту достать, но это надо поискать, измыслить, казённые винные лавки уже три года не в заведеньи.
Плясало общее ликование восставшей массы, и только редкие выстрелы ещё где-то засевших защитников режима да непонятное упрямство самокатчиков портили настроение.
А тут принесли готовый шляпниковский листок: «продолжать всеобщую стачку!». Смехота!
А стал Вася Каюров так соображать, поскваживало у него в голове: что теперь ежели революция победит, то умных-проворных много найдётся, все полезут за властью. А нужно нам, большевикам, пока другие партии не расчухались – всех и перепередить.
Но – что ж бы такое сделать? Как-то надо во весь голос, как в рупор, да крикнуть – всему рабочему классу, да всему солдатству. Не листок, нет, тут надобно, тут надобно…
Так это стало Каюрова распирать, что пошёл искать товарищей, советоваться.
Велика Выборгская сторона, но кто на ней освоен – тот как в большом дворе, всё знает и всех. Все разошлись-разбрелись, однако стал Каюров толпу прорезывать – и нашёл Хахарева, и нашёл Лебедева. А Шляпникова никто нигде не находил – куда подевался?
И пошли опять на квартиру совещаться.
– Надо нам, братцы, – придумывал Каюров. – В таких случаях царь – Манифест пишет. И нам надо катнуть – Манифест! От большевиков.
Объяснить, что именно мы теперь поведём их всех дальше. А то ведь у нас перехватят.
Так-то так, пожелать – дело ретивое, а вот поди-т-ка составь, напиши. Разве мы учены?
И модельная работа – хитрая, но, знал Каюров: писать – ещё хитрей.
– Эх, как умели в Сормове у нас, помню в Девятьсот Четвёртом: «Пусть расстреливают нас – и пусть новорожденный царевич купается в нашей крови!» Вот так бы нам, что-ни-ть…
– И Пётр Заломов умел! – вспоминали сормовские земляки.
Сел Хахарев карандашом выводить, а Каюров по комнате ходил – и так складывали.
Но всё приходило в голову прежнее: как подавляется рабочее сознание, как угнетают нас, да как обворовывают. Ну там – царская шайка, революционный пролетариат, восьмичасовой день, конечно. Конфискация монастырских земель.
Нет, поновей: красное знамя восстания! разрушим царство холопов!
Нет, до чего-то главного недодували.
– Ну, пошли к Митьке Павлову посоветуемся, он пограмотней. А может и Гаврилыч ещё там.
Пошли. Уже темнело.
Митька Павлов тоже был свой сормовский, и даже когда в Девятьсот Втором Пётр Заломов понёс «Долой самодержавие», – то чтоб людям было сподручней читать – Митька шёл рядом и край знамени оттягивал. Потом – на завод не брали, в обществе потребителей так же перебивался, как и Каюров, а на квартире у него готовили взрывчатую массу для бомб. Но после восстания сразу в Петербург уехал и тут уже принялся как свой давнишний, 10 лет, женился, и пошёл аэропланы строить. А его квартира на Сердобольской так стоит – среди пустырей и сараев, филёрам трудно следить. Тут – и явка, и квартира БЦК, и в шахматном столике тайно прячутся бумаги.
Пришли – а в сенях у него сохнет: «Долой самодержавие», «Да здравствует революция», – маляр по кумачу расписал.
А ещё на квартире сидел Скрябин-Молотов мясомордый, из БЦК. Так-таки целый день тут просидел, и только от приходящих узнавал, где что в городе делается. Каюров порассказал, тому не верилось.
Каюров свой Манифест Митьке Павлову дал читать.
Митька добавил:
– Вперёд! Возврата нет! Беспощадная борьба!
А Молотов, маменькин сынок:
– А что такое? что?
Бумагу себе забрал, почитал, руки потирает, как ожегшись:
– А не преждевременно ли, товарищ Каюров?
Обидно стало Каюрову:
– Да нет же! Да не преждевременно! А где Гаврилыч?
Шляпников – тут был полдня, ушёл.
– Не преждевременно! Так всё пропустим! Минуты горят!
А Молотов карандашик достал, ручки потирает – и вычёркивать, и вычёркивать.
133
Это сползло как-то незаметно, обернулось совсем неожиданно: с утра в распоряжении генерала Хабалова был весь город Петроград и все окрестности его, и вся губерния. Затем в течении дня не происходило никаких боёв, кроме неких действий полковника Кутепова на Литейном, о которых так и не прояснилось, и небольшой перестрелки в лейб-гвардии Московском батальоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323