ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

Запнулись. А что ж, принимать царское деление полицейских участков? Ну и не менять же впопыхах.
А Шляпников гнул: немедленное вооружение рабочих Петрограда.
Заспорили: рабочая милиция при заводах? порайонные сборы вооружённых рабочих?
Всё же Шляпников добился: вооружить – десятую часть рабочих. И поручили – ему.
Ещё решили: Соколова и ещё кого-нибудь командировать в Военную комиссию для наблюдения за её действиями, поскольку она подчинялась теперь родзянковскому комитету.
Пока обсуждали, спорили, – а со всех концов зала к их ложе стали собираться фигуры – растяпистые, сонные солдатские образины: о чём тут гуторят?
При них и не поговоришь. Ну, всё равно кончать.
Так в этом знаменитом зале свет люстр перешёл в тёмную погружённость, прения – в журналистскую ложу, хоры публики – в арестантские камеры, самоуверенные дневные думцы – в ночных солдатских призраков.
Кто уходил. А Гиммер кинул свою тяжёлую ватную шубу на пол ложи Государственного Совета – и лёг там.
Председатель же того Государственного Совета сидел, арестованный, через коридор – в министерском павильоне.
Темно и тихо стало в думском зале с пяти часов утра.
Но вот-вот должен был забелеть стеклянный его потолок.
Обвалившийся ровно десять лет назад.
169
Тупоносая шестиэтажная с закруглённой крышей «Астория», часть окон светится, как она видна мимо памятника Николаю I вдоль Вознесенского проспекта, близко упёртого в башню Адмиралтейства.
Ночь, редкие фонари.
В полутьме на площади почти никого. Только кучки совещаются.
Ближе.
Кучки солдат толкуют между собою, с оглядкой, с пооглядкой на «Асторию».
Видно, что сброд, не из одной части. У кого винтовки, у кого палки.
И матросов с пяток.
Закинулись на гостиницу. Где окна светятся в рядах, где темны. Нижние витринные – все темны.
Ещё оглядка.
= Пустая полутёмная площадь. Только настороженные кучки солдат против обоих фасадов «Астории».
А вот, ты нам и нужна!
И – сигнал! махнули!
резкий свист двупалый!
и – кинулись с обеих сторон угла!
кто откуда, все с винтовками, с палками, с ломами!
А широкие, более двух ростов человеческих, сверху полукруглые окна-не окна, двери-не двери, – а стёкла цельные, а за ими видно плохо, без света: что там?
А ну, как ты колешься? – тычком приклада!
Брень!
И разбилось и не разбилось, тёмная рваная дыра – а всё стекло сразу не подалось. Не как стекло бьётся, скорей как фанера.
Так по другому месту!

Брень! Брянь!
Так по третьему! – в несколько рук.
Так и рвёт дырами, ни прохода, ни проёма, гляди обрежешься.
Сгрудились у такого окна, бьют чем попадя.
А коли винтовку безо штыка обернуть, за дуло перехватить – то далеко вверх достаёт приклад, и там садит. Такая ж дыра!
А кто-то и пульнул вверх!

Выстрел.
Да дырка мала, Выстрел для забавы больше.
А там – тьма.
Кто пролез – тащат изо тьмы чего-то, тащат сюда наружу – тяжёлое.
Здоровая кадка с деревком диковинным!.
Сломали ему стволок о зазубры стекла, – да и кинули кадку на мостовую, боле насмех.
Делов! Неча тут и шарить.
Кто поумней – налево, налево побежали, мимо ещё одного окна разбитого, мимо ещё разбитого, перепрыгивая ещё через кадки с цветами тоже, но помене, выброшенные, не добычливо, а помни нас, побывали! – дале, дале!
Спешит солдатня навыпередки, тут може на всех хватит, а може не на всех, переднему сподручней захватывать!
Дверь!! вот она, не спутаешь, тут главные ходють!
Заперта.
Сгрудились, самим же доступа нет.
Бей её! прикладами! палками! матросики!

Дзень! тресь!
Шибки малы, не пролезешь.
А прикладами сюда, рассаживай! Пошла, пошла!
Тресь! крах!
Уж видит око ихнее благоденствие, там свет, да рука неймёт – ещё одна дверь, запертая!
= Но внутрях бежит генерал, руками машет!
У генерала по чёрному околышу фуражки – золотыми буквами: «Астория»!
Сейчас мол, сейчас открою, только не бейте, ради Бога!
– А чего запираешься?
– А чего тут позапирались, падаль такая?!
Дверь – на одну половинку открыл. В проходе чуть не подавились, друг друга отталкивая, кто раньше:
– А кто тут живёт такой?
– Кто тут живёт? Ахвицера?
Светло тут!
Генерал – руки распялил перед лестницей, задыхается:
– Господа офицеры проживают. И вообще
господа всякие. Одумайтесь, господа солдаты! –
ведь спят оне. Приходите утром.
– Ха-га-га-а!… Ха-га-га-а!… Утром?!
– А мы из постелек повытаскиваем! Пошшупаем
нежно тельце!
– Там и барышни, надоть, с ими?
Да кинулись – а навстречу такая ж лава! другие солдаты!
и тоже-ть с матросами! и тоже-ть с оружием! и лихо на нас!
Ну, сейчас сполосуемся! Вся лава и стала.
И та, встречная, стала.
Один наш винтовку замахнул – и там замахнул, сходный.
Догадались!!
– Эт зеркало во всю стену, не робь!
Зароготали.
– Ну, живут!
= А матросики, самые быстрые, прежде всех догадались, и уже по лестнице вверх, взмётом!
вверх! вверх туда, где уметнулся кабыть в офицерской форме.
– Бе-е-ей! Бе-ей, погоны золотые!!
И солдаты наверх гурьбой. Туда! Шесть етажей, есть где разгульнуться!
= А самые-то сметливые – тут, внизу, приступили к этому слуге:
– А вино – где у вас? Вино, вино показывай!

*****
ОТВЯЖИСЬ, ХУДАЯ ЖИСЬ! ПРИВЯЖИСЬ, ХОРО-О-ШАЯ!

*****
170
– Ваше Императорское Высочество! Ваше Императорское Высочество, проснитесь!
Голос был такой ласковый, такой прислужно-домашний, – он почти не будил, а сам входил как часть сна. Но тёплой хрипловатостью он повторялся, повторялся – и наконец заставил проснуться.
Это старый седой зимнедворецкий камер-лакей, с пышными струистыми бакенбардами, давно уже не избалованный, чтобы кто-то из царской семьи тут ночевал, вместо радости покоить сон высокого гостя решился войти в комнату и наклониться над постелью:
– Ваше Императорское Высочество! Во дворце становится опасно. После того как ушли войска, уже несколько раз в разные двери ломились какие-то банды. Держат только замки. Какие ж у нас есть силы отбиться?
Холодное и мерзкое пробуждение вошло в Михаила. Вот этого он не ожидал! – чтоб на дворец посягнули какие-то банды? Какие же банды могли быть в столице?
– Откуда банды?
– Бог их знает, откуда, – сокрушался камер-лакей. – Соберутся по нескольку и дикуют. Есть и солдаты. И всякая чернь. Небось, знают, сколько сокровищ у нас тут. Какие погреба.
Вполне уже проснувшись, вытянутый на спине, Михаил лежал среди атласа, в алькове. Между раздвинутыми занавесями смутно была видна крупная голова камер-лакея – там, позади него, какой-то малый свет на столе, свеча, он не посмел зажечь лампы.
Но почему ж Михаил, едва ото сна, должен был сообразить, что им делать с дверьми и как защищаться? Такая охрана должна быть кем-то предусмотрена, а что ж генерал Комаров?
– О Боже, Ваше Императорское Высочество!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323