Когда встали за спинами у группы, стало ясно почему. От детей источалось поистине пьянящее жизненное поле — все равно, что стоять в оранжерее, среди изысканных цветочных запахов.
Миранда напоминала орхидею, Хайди — клевер или утесник. Из стоящих же здесь детей конкретным запахом не выделялся никто. «Ароматы» были пока еще неоформившиеся, обманчивые и, может, именно поэтому, казались более пикантными. В аромате непостижимо угадывалась эдакая бесконечная перспектива, чудесное предвкушение. Карлсена на миг затмила глухая тоска, чувство, что жизнь потрачена впустую, и к горлу на миг (вот те раз!) подкатил тугой комок.
К уху приникла губами Хайди, прошептала что-то бессвязное. Скорее всего, делала вид, что делится замечаниями насчет архитектуры, на самом же деле чувствовалось: пытается отвлечь, чтобы он взял себя в руки. Вскоре группа двинулась к лифтам. Здесь из-за количества пришлось разделиться надвое — одна половина с учителем, другую повела светловолосая девушка в очках-ромбиках. Хайди пристроилась за второй группой. Карлсен, входя в элеватор, понял, почему. Одна из девочек, по виду азиатка, просто лучилась необыкновенно изысканным жизненным полем (такого он еще и не встречал: энергия словно пузырится и вспенивается, как вода в журчащем роднике). В переполненном лифте девочка, на радость, оказалась бок о бок. Чувствовалась ее возбужденность: в Нью-Йорк она приехала лишь недавно, и все ей виделось в некоем волшебном свете, В сравнении с тем местом, откуда она родом (откуда именно, точно уловить не получилось), этот город казался ей какой-то сказкой.
Угадывалось и то, что сегодня — окончание полугодия, и после этой экскурсии в Манхаттан Билдинг ребятишек ждет какой-то праздничный сюрприз. Вот почему вся группа источала такую пленительную ауру жизненности, осязаемую настолько, что казалось, будто она бисеринками влаги скапливается на стенах лифта.
Жизненное поле девочки-азиатки наполняло поистине мучительным желанием. Он многое отдал бы за то, чтобы обнять ее, притиснуть к себе, обменяться энергией, как с Хайди или с Мирандой. То, что у людей считается чуть ли не педофилией, среди вампиров совершенно обыденная вещь. Жизненное поле девочки казалось облекающим тело цветастым кульком, где внутри резво пляшут эдакие искорки. Удовольствием было бы просто впустить их в свое жизненное русло. Будь они полностью раздеты, ощущение контакта и тогда б не было сильнее.
Спустя секунду-другую на Карлсена волной нахлынуло разочарование: девочка отодвинулась. С первой остановкой несколько человек вышло, и в лифте стало посвободнее. Девочка теперь стояла футах в трех, так что их жизненные поля уже не сливались с прежней интимностью. Желание возрастало, Карлсен усилием сдерживал себя на месте. Учительница в очках стояла почти вплотную и непременно обратила бы внимание. Карлсен сделал вид, что рассматривает на стенке инструкцию, а сам жизненным полем пытался дотянуться до объекта своего вожделения.
И тут, надо же, девочка придвинулась сама. Ее, очевидно, тоже заинтересовала инструкция. Легонько приникнув к Карлсену плечом, она застенчиво улыбнулась. Он ответил рассеянной улыбкой. Девочка отодвинулась. На этот раз он мысленно велел ей вернуться. Ее опять резко заинтересовала инструкция, и их поля частично слились. В этот миг все сомнения исчезли: ей хотелось близости ничуть не меньше, чем ему. Волшебно приятным был слабенький нажим еще не оформившегося тела, и Карлсен встречно попытался передать частицу своей собственной, мужской сущности. Тут лифт затормозил.
— Все, мои хорошие, музей! — объявила учительница.
Однако девочка, вместо того, чтобы отстраниться, прижалась еще сильнее (сделала вид, хитрунья, что пропускает вперед себя остальных). Упор по-мальчишечьи узкого бедра оказался непереносим, Карлсен втянул немного от ее жизненного поля. Сладость была такая, что он на секунду, можно сказать, потерял ориентир, а очнувшись, обнаружил, что они с Хайди остались в лифте вдвоем.
— Так что, теперь ты понимаешь Карло? — намекнула она с улыбкой.
Карлсен сокрушенно кивнул; переспрашивать не было смысла.
— Кстати, вышло не совсем прилично, — добавила она.
— Это почему?
— Было заметно со стороны.
Перехватив ее мелькнувший взгляд, он слегка наклонил голову — брюки на сокровенном месте пошло топорщились. Карлсен почувствовал, что краснеет.
— Я не чувствовал ничего сексуального.
— Это необязательно. Просто ты неопытный… — Она вкрадчиво придвинулась.
— Можно? — прильнув к Карлсену губами, Хайди сквозь брюки тронула его стержень. — М-м, приятно. — Она пригубила сладкого эликсира, оставшегося после школьницы.
— Мне надо присесть, — выдохнул Карлсен.
Двери раздвинулись, они вышли на крышу, под слепящее солнце. Карлсен, дойдя до ближайшего кресла, грузно в него опустился. Впервые за весь день его одолела усталость. Опершись затылком о стену, он запрокинутым лицом блаженно впитывал свет. Причем в световых волнах, и в тех роилась энергетика жизни. Хайди с улыбкой коснулась его руки.
— Что смешного? — спросил он, поглядев сквозь приспущенные веки.
— Да ты. Я забыла уже, что значит возиться с новичком. Ни дать ни взять, Карло по первой поре.
— И что?
— Школьник, дорвавшийся.
Карлсен криво усмехнулся, прикинув соответствие образа.
— Ты считаешь, она поняла, что происходит? — спросил он.
— Умом нет. Но ты заставил ее понять.
— Как это?
— Ты ее загипнотизировал.
— Ее, загипнотизировал? — тускло улыбнулся Карлсен, но, не договорив еще, понял, что Хайди права.
Ему самому нередко доводилось гипнотизировать пациентов, а потому лучше других известно, что дело здесь в чистой внушаемости. Если гипнотизировать вполсилы, не нагнетая максимум внимания, пациент до состояния транса зачастую не доходит. Гипноз зависит от своего рода телепатии, вроде той, посредством которой он заставил приблизиться школьницу.
— У тебя сильно развита воля, — определила Хайди. — Такая же, пожалуй, сильная, как у моего отца.
— Но ведь девчонке ничего от этого не сделалось.
— Как знать, — Хайди чуть поджала губы. — Она без ума была от Нью-Йорка, и что их повезут прямо на съемку ее любимого телешоу (вот это ясновидение так ясновидение, не то, что у некоторых). И тут попадаешься ты, забираешь у нее сколько-то энергии, даешь взамен свою. Теперь на уме у нее постоянно будет мужчина, такой как ты. То есть ее, как и эту самую японку, простой человеческий удел не устроит уже никогда. — Она невнятно улыбнулась. — Ты, может, жизнь ей искалечил. — Сказала как бы в шутку, но в тоне сквозила серьезность.
— Так что теперь делать? — тяжело выговорил Карлсен.
— Энергию надо было брать, не давая взамен свою. Тогда бы все было нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Миранда напоминала орхидею, Хайди — клевер или утесник. Из стоящих же здесь детей конкретным запахом не выделялся никто. «Ароматы» были пока еще неоформившиеся, обманчивые и, может, именно поэтому, казались более пикантными. В аромате непостижимо угадывалась эдакая бесконечная перспектива, чудесное предвкушение. Карлсена на миг затмила глухая тоска, чувство, что жизнь потрачена впустую, и к горлу на миг (вот те раз!) подкатил тугой комок.
К уху приникла губами Хайди, прошептала что-то бессвязное. Скорее всего, делала вид, что делится замечаниями насчет архитектуры, на самом же деле чувствовалось: пытается отвлечь, чтобы он взял себя в руки. Вскоре группа двинулась к лифтам. Здесь из-за количества пришлось разделиться надвое — одна половина с учителем, другую повела светловолосая девушка в очках-ромбиках. Хайди пристроилась за второй группой. Карлсен, входя в элеватор, понял, почему. Одна из девочек, по виду азиатка, просто лучилась необыкновенно изысканным жизненным полем (такого он еще и не встречал: энергия словно пузырится и вспенивается, как вода в журчащем роднике). В переполненном лифте девочка, на радость, оказалась бок о бок. Чувствовалась ее возбужденность: в Нью-Йорк она приехала лишь недавно, и все ей виделось в некоем волшебном свете, В сравнении с тем местом, откуда она родом (откуда именно, точно уловить не получилось), этот город казался ей какой-то сказкой.
Угадывалось и то, что сегодня — окончание полугодия, и после этой экскурсии в Манхаттан Билдинг ребятишек ждет какой-то праздничный сюрприз. Вот почему вся группа источала такую пленительную ауру жизненности, осязаемую настолько, что казалось, будто она бисеринками влаги скапливается на стенах лифта.
Жизненное поле девочки-азиатки наполняло поистине мучительным желанием. Он многое отдал бы за то, чтобы обнять ее, притиснуть к себе, обменяться энергией, как с Хайди или с Мирандой. То, что у людей считается чуть ли не педофилией, среди вампиров совершенно обыденная вещь. Жизненное поле девочки казалось облекающим тело цветастым кульком, где внутри резво пляшут эдакие искорки. Удовольствием было бы просто впустить их в свое жизненное русло. Будь они полностью раздеты, ощущение контакта и тогда б не было сильнее.
Спустя секунду-другую на Карлсена волной нахлынуло разочарование: девочка отодвинулась. С первой остановкой несколько человек вышло, и в лифте стало посвободнее. Девочка теперь стояла футах в трех, так что их жизненные поля уже не сливались с прежней интимностью. Желание возрастало, Карлсен усилием сдерживал себя на месте. Учительница в очках стояла почти вплотную и непременно обратила бы внимание. Карлсен сделал вид, что рассматривает на стенке инструкцию, а сам жизненным полем пытался дотянуться до объекта своего вожделения.
И тут, надо же, девочка придвинулась сама. Ее, очевидно, тоже заинтересовала инструкция. Легонько приникнув к Карлсену плечом, она застенчиво улыбнулась. Он ответил рассеянной улыбкой. Девочка отодвинулась. На этот раз он мысленно велел ей вернуться. Ее опять резко заинтересовала инструкция, и их поля частично слились. В этот миг все сомнения исчезли: ей хотелось близости ничуть не меньше, чем ему. Волшебно приятным был слабенький нажим еще не оформившегося тела, и Карлсен встречно попытался передать частицу своей собственной, мужской сущности. Тут лифт затормозил.
— Все, мои хорошие, музей! — объявила учительница.
Однако девочка, вместо того, чтобы отстраниться, прижалась еще сильнее (сделала вид, хитрунья, что пропускает вперед себя остальных). Упор по-мальчишечьи узкого бедра оказался непереносим, Карлсен втянул немного от ее жизненного поля. Сладость была такая, что он на секунду, можно сказать, потерял ориентир, а очнувшись, обнаружил, что они с Хайди остались в лифте вдвоем.
— Так что, теперь ты понимаешь Карло? — намекнула она с улыбкой.
Карлсен сокрушенно кивнул; переспрашивать не было смысла.
— Кстати, вышло не совсем прилично, — добавила она.
— Это почему?
— Было заметно со стороны.
Перехватив ее мелькнувший взгляд, он слегка наклонил голову — брюки на сокровенном месте пошло топорщились. Карлсен почувствовал, что краснеет.
— Я не чувствовал ничего сексуального.
— Это необязательно. Просто ты неопытный… — Она вкрадчиво придвинулась.
— Можно? — прильнув к Карлсену губами, Хайди сквозь брюки тронула его стержень. — М-м, приятно. — Она пригубила сладкого эликсира, оставшегося после школьницы.
— Мне надо присесть, — выдохнул Карлсен.
Двери раздвинулись, они вышли на крышу, под слепящее солнце. Карлсен, дойдя до ближайшего кресла, грузно в него опустился. Впервые за весь день его одолела усталость. Опершись затылком о стену, он запрокинутым лицом блаженно впитывал свет. Причем в световых волнах, и в тех роилась энергетика жизни. Хайди с улыбкой коснулась его руки.
— Что смешного? — спросил он, поглядев сквозь приспущенные веки.
— Да ты. Я забыла уже, что значит возиться с новичком. Ни дать ни взять, Карло по первой поре.
— И что?
— Школьник, дорвавшийся.
Карлсен криво усмехнулся, прикинув соответствие образа.
— Ты считаешь, она поняла, что происходит? — спросил он.
— Умом нет. Но ты заставил ее понять.
— Как это?
— Ты ее загипнотизировал.
— Ее, загипнотизировал? — тускло улыбнулся Карлсен, но, не договорив еще, понял, что Хайди права.
Ему самому нередко доводилось гипнотизировать пациентов, а потому лучше других известно, что дело здесь в чистой внушаемости. Если гипнотизировать вполсилы, не нагнетая максимум внимания, пациент до состояния транса зачастую не доходит. Гипноз зависит от своего рода телепатии, вроде той, посредством которой он заставил приблизиться школьницу.
— У тебя сильно развита воля, — определила Хайди. — Такая же, пожалуй, сильная, как у моего отца.
— Но ведь девчонке ничего от этого не сделалось.
— Как знать, — Хайди чуть поджала губы. — Она без ума была от Нью-Йорка, и что их повезут прямо на съемку ее любимого телешоу (вот это ясновидение так ясновидение, не то, что у некоторых). И тут попадаешься ты, забираешь у нее сколько-то энергии, даешь взамен свою. Теперь на уме у нее постоянно будет мужчина, такой как ты. То есть ее, как и эту самую японку, простой человеческий удел не устроит уже никогда. — Она невнятно улыбнулась. — Ты, может, жизнь ей искалечил. — Сказала как бы в шутку, но в тоне сквозила серьезность.
— Так что теперь делать? — тяжело выговорил Карлсен.
— Энергию надо было брать, не давая взамен свою. Тогда бы все было нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85