Грондэл прав: люди недозаряжены энергией, как водяное колесо, вяло шлепающее по узкому, мутному ручейку. Да, тело само по себе — батарея, заряженная энергией. Для ее выхода надо единственно сконцентрироваться — движение сродни выдавливанию пасты из тюбика, который надо предварительно сжать. Вот почему вампиры превосходят людей: они научились контролировать свою жизненную энергию, а не давать ей застаиваться внутри. Безусловно, люди развили у себя определенные начатки энергетического тока. Они усвоили, что секс — один из самых действенных стимулянтов. Причем, в отличие от животных, сексуальный инстинкт у них перестал зависеть от физиологического цикла. Сексуальная энергия может вызываться одним лишь воображением, на что не способно ни одно животное. Научились они и стимулировать воображение через слова, музыку и образность. И, тем не менее, несмотря на рвение, на безотчетную приверженность к эволюции, они остаются рабами текущего момента.
Так что ответ был до смешного очевиден. Рано или поздно, вампирами уготовано стать всем людям. Научить этому достаточно легко, как видно на примере Линды Мирелли. Стоит лишь прочувствовать удовольствие обмена энергетикой со своим ближним, как сразу же откроется превосходство перед примитивным физическим совокуплением. А уж когда вампиром сделается каждый, тогда человечество готово будет взойти на следующую ступень эволюционной лестницы. Это было бы свершением сокровеннейшей мечты человека, рождением Золотого века.
Озадачивало теперь, почему сами вампиры не спешат воспользоваться этим преимуществом. Прибавление в рядах будто бы одобряется, но вместе с тем явно отсутствует конкретная стратегия приобщения человечества к вампиризму. Почему так? Первым делом надо будет расспросить Грондэла по возвращении в Нью-Йорк.
Поезд снижал скорость перед Колумбусом, штат Огайо. Это заняло минуты две, без всякого дискомфорта для пассажиров. Окна на секунду потемнели, вслед за чем снова обрели прозрачность, обнажив смазанный чудовищной скоростью пейзаж (горизонт, и тот кружился колесом). Постепенно ход снизился до какой-нибудь сотни миль в час. В эту секунду в вакуумную трубу, по которой мчал поезд, ворвался воздух, высосанный на выезде из Нью-Джерси трансверсальным магнетизмом.
Окна на минуту подернулись влагой, искрящейся бисеринками капель. Через несколько минут трансконтинентальный экспресс, скользнув на платформу вокзала в Колумбусе, аккуратно опустился на рельсы. Вместе с тем как открылись двери, и в вагон повеяло теплым июльским ветерком, клаустрофобия исчезла без следа.
Карлсен почувствовал себя ныряльщиком, только что вынырнувшим на поверхность. Как ни странно, ощущение было не таким уж и отрадным. Внезапный контакт с внешним миром затруднял концентрацию. Да, действительно, от свободы перехватывало дыхание. Улавливалась безбрежность богатства и разнообразия — и с севера, где Мичиган и Великие Озера, и с юга, где Мексиканский залив. Вместе с тем отчетливо виделось, что именно эта свобода превращает человека в такого лентяя. Люди чересчур свободны, незаметно лишаясь через это чувства срочности и соответствующего жизненного тонуса. Ровно через две минуты двери сомкнулись, и экспресс завис над рельсами. На этот раз Карлсен с каким-то даже одобрением почувствовал вязнущий гнет клаустрофобии и с вожделением взялся перебарывать ее исключительно силой воли. С ростом скорости нарастал и гнет. Для успешного противостояния Карлсен углубил концентрацию. Окружающие предметы обрели обостренную четкость, убедив, что нормальное сознание немногим отличается от сна. Минут двадцать спустя, на выходе в Канзас Сити перед тем, как ступить на платформу, его одарила улыбкой стюардесса.
— Возвращайтесь скорей.
Их ладони чуть соприкоснулись (инициатива явно с ее стороны), при этом часть его энергии сверкнула колкой искрой. Женщина вздрогнула как от удара. Карлсен, виновато улыбнувшись, протянул ладонь, та нерешительно ее взяла. Стоило ему взять от нее немного энергетики, как ее лицо смягчилось кроткой, мечтательной улыбкой. За несколько секунд контакта он охватил жизнь девушки так полно, будто был на ней женат.
А, отходя уже, ругнул себя за неумение устоять перед соблазном. Тем не менее, эпизод еще раз заставил задуматься над проблемой вампиризма. Как ни абсурдно, но люди в большинстве, похоже, предпочитают давать, а брать как-то стесняются.
Местный поезд прибыл в Форт Ливенуорт через полчаса. Платформа была в какой-то сотне ярдов от тюремной стены. Сорокафутовую стену старого исправительного учреждения оставили специально как исторический памятник, а заодно и напоминание заключеннным о том, как все переменилось. Сторожевые вышки пустовали — электронная сигнализация сделала охрану необязательной.
Любопытно было уяснить, какое ощущение вызывает тюрьма теперь. По дороге в Форт Ливенуорт Карлсен развлекался изучением ауры у отдельных пассажиров. На экспрессе он открыл для себя новый прием. Первым делом он выбирал тех, у кого голова находится на более темном фоне: из-за света не было видно жизненной ауры. Затем, вместо того, чтобы вызывать рецептивность у себя, он вглядывался в голову наблюдаемого и фокусировал силы концентрации, словно пуская стрелу из лука. Результат — магнетическое влечение, мгновенное и мощное, словно кто-то пытается тебя притянуть. Одновременно жизненное поле другого человека, различимое как еле заметная дымка, словно насыщалось интенсивностью, притягивая к себе, как луна влечет прилив. Если всматриваться слишком долго, человеку становилось неуютно (одна пара даже обернулась). Так вот, во время этой взаимной близости начинали вроде угадываться мысли наблюдаемых — все равно, что подслушивать разговор.
Сама тюрьма разочаровывала. Смутное предчувствие, возникшее было при виде стены, исчезло уже на главном входе. Здания, построенные в середине двадцать первого века из желтого, зеленого и сиреневого кирпича, смотрелись, как какая-нибудь школа или пристройка супермаркета; сходство лишь усиливалось за счет деревьев, газонов и ярких цветочных клумб. В тридцатиградусную жару заключенных снаружи почти не было. Не различались и жизненные ауры из-за яркого света. Хотя, и при всем при этом чувствовалось, что интенсивность у них гораздо слабее, чем у пассажиров на поезде — возможно, сказывается непосредственно лишение свободы.
На полпути к главному корпусу с ним поздоровался молодой темнокожий в синей рубахе навыпуск и слаксах. Чарльз Телфорд, новый начальник тюрьмы. — Привет, Ричард. Молодец, что приехал. Поговорить надо.
— Здорово, Чарли. Пойдем, что ли, кофе попьем?
Телфорд поступил сюда по назначению, и Карлсен поначалу не исключал проблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Так что ответ был до смешного очевиден. Рано или поздно, вампирами уготовано стать всем людям. Научить этому достаточно легко, как видно на примере Линды Мирелли. Стоит лишь прочувствовать удовольствие обмена энергетикой со своим ближним, как сразу же откроется превосходство перед примитивным физическим совокуплением. А уж когда вампиром сделается каждый, тогда человечество готово будет взойти на следующую ступень эволюционной лестницы. Это было бы свершением сокровеннейшей мечты человека, рождением Золотого века.
Озадачивало теперь, почему сами вампиры не спешат воспользоваться этим преимуществом. Прибавление в рядах будто бы одобряется, но вместе с тем явно отсутствует конкретная стратегия приобщения человечества к вампиризму. Почему так? Первым делом надо будет расспросить Грондэла по возвращении в Нью-Йорк.
Поезд снижал скорость перед Колумбусом, штат Огайо. Это заняло минуты две, без всякого дискомфорта для пассажиров. Окна на секунду потемнели, вслед за чем снова обрели прозрачность, обнажив смазанный чудовищной скоростью пейзаж (горизонт, и тот кружился колесом). Постепенно ход снизился до какой-нибудь сотни миль в час. В эту секунду в вакуумную трубу, по которой мчал поезд, ворвался воздух, высосанный на выезде из Нью-Джерси трансверсальным магнетизмом.
Окна на минуту подернулись влагой, искрящейся бисеринками капель. Через несколько минут трансконтинентальный экспресс, скользнув на платформу вокзала в Колумбусе, аккуратно опустился на рельсы. Вместе с тем как открылись двери, и в вагон повеяло теплым июльским ветерком, клаустрофобия исчезла без следа.
Карлсен почувствовал себя ныряльщиком, только что вынырнувшим на поверхность. Как ни странно, ощущение было не таким уж и отрадным. Внезапный контакт с внешним миром затруднял концентрацию. Да, действительно, от свободы перехватывало дыхание. Улавливалась безбрежность богатства и разнообразия — и с севера, где Мичиган и Великие Озера, и с юга, где Мексиканский залив. Вместе с тем отчетливо виделось, что именно эта свобода превращает человека в такого лентяя. Люди чересчур свободны, незаметно лишаясь через это чувства срочности и соответствующего жизненного тонуса. Ровно через две минуты двери сомкнулись, и экспресс завис над рельсами. На этот раз Карлсен с каким-то даже одобрением почувствовал вязнущий гнет клаустрофобии и с вожделением взялся перебарывать ее исключительно силой воли. С ростом скорости нарастал и гнет. Для успешного противостояния Карлсен углубил концентрацию. Окружающие предметы обрели обостренную четкость, убедив, что нормальное сознание немногим отличается от сна. Минут двадцать спустя, на выходе в Канзас Сити перед тем, как ступить на платформу, его одарила улыбкой стюардесса.
— Возвращайтесь скорей.
Их ладони чуть соприкоснулись (инициатива явно с ее стороны), при этом часть его энергии сверкнула колкой искрой. Женщина вздрогнула как от удара. Карлсен, виновато улыбнувшись, протянул ладонь, та нерешительно ее взяла. Стоило ему взять от нее немного энергетики, как ее лицо смягчилось кроткой, мечтательной улыбкой. За несколько секунд контакта он охватил жизнь девушки так полно, будто был на ней женат.
А, отходя уже, ругнул себя за неумение устоять перед соблазном. Тем не менее, эпизод еще раз заставил задуматься над проблемой вампиризма. Как ни абсурдно, но люди в большинстве, похоже, предпочитают давать, а брать как-то стесняются.
Местный поезд прибыл в Форт Ливенуорт через полчаса. Платформа была в какой-то сотне ярдов от тюремной стены. Сорокафутовую стену старого исправительного учреждения оставили специально как исторический памятник, а заодно и напоминание заключеннным о том, как все переменилось. Сторожевые вышки пустовали — электронная сигнализация сделала охрану необязательной.
Любопытно было уяснить, какое ощущение вызывает тюрьма теперь. По дороге в Форт Ливенуорт Карлсен развлекался изучением ауры у отдельных пассажиров. На экспрессе он открыл для себя новый прием. Первым делом он выбирал тех, у кого голова находится на более темном фоне: из-за света не было видно жизненной ауры. Затем, вместо того, чтобы вызывать рецептивность у себя, он вглядывался в голову наблюдаемого и фокусировал силы концентрации, словно пуская стрелу из лука. Результат — магнетическое влечение, мгновенное и мощное, словно кто-то пытается тебя притянуть. Одновременно жизненное поле другого человека, различимое как еле заметная дымка, словно насыщалось интенсивностью, притягивая к себе, как луна влечет прилив. Если всматриваться слишком долго, человеку становилось неуютно (одна пара даже обернулась). Так вот, во время этой взаимной близости начинали вроде угадываться мысли наблюдаемых — все равно, что подслушивать разговор.
Сама тюрьма разочаровывала. Смутное предчувствие, возникшее было при виде стены, исчезло уже на главном входе. Здания, построенные в середине двадцать первого века из желтого, зеленого и сиреневого кирпича, смотрелись, как какая-нибудь школа или пристройка супермаркета; сходство лишь усиливалось за счет деревьев, газонов и ярких цветочных клумб. В тридцатиградусную жару заключенных снаружи почти не было. Не различались и жизненные ауры из-за яркого света. Хотя, и при всем при этом чувствовалось, что интенсивность у них гораздо слабее, чем у пассажиров на поезде — возможно, сказывается непосредственно лишение свободы.
На полпути к главному корпусу с ним поздоровался молодой темнокожий в синей рубахе навыпуск и слаксах. Чарльз Телфорд, новый начальник тюрьмы. — Привет, Ричард. Молодец, что приехал. Поговорить надо.
— Здорово, Чарли. Пойдем, что ли, кофе попьем?
Телфорд поступил сюда по назначению, и Карлсен поначалу не исключал проблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85