Все ништяк станет! Во, блин! Накупил!
И радостно заржал.
* * *
Если Сигизмунд был усталым мозгом фирмы, то Федор, несомненно, был ее бодрыми мышцами.
Федор носил пятнистое. Штаны, ватник. Ватник был НАТОвский. Или ООНовский. Хрен его разберет, но пятнистый и с воротником из искусственного меха. Теплый.
И ботинки у Федора были особенные. Тоже НАТОвский или ООНовские. Федор любил рассуждать о ботинках. ЮАРовские сущее дерьмо, надо голландские брать. Тут целая наука, как ботинки брать.
Говнодавы у Федора были высокими, с устрашающим протектором. С хитрой шнуровкой.
Шнурки тоже непростые. Снимая ботинки в прихожей у Сигизмунда, Федор случайно повредил шнурок. Очень расстроился. Долго объяснял, почему.
Ценность говнодавов заключалась в том, что по ним можно проехать в танке. И ноге ничего не делалось. Федор со своим шурином нарочно проводил испытания. Шурин наезжал на Федора «девяткой». И ничего.
Федор был всегда готов. К любой экстремальной ситуации. Постоянно имел при себе нитку с иголкой, складной нож о семнадцати разных хреновинах, даже маскировочный карандаш — раскрашивать морду в стиле «лесной кот». Есть разные стили, Федору «лесной кот» нравится. Это очень круто. Сейчас у штатников, у морпехов «лесной кот» это самое то. Во.
Про маскировочный карандаш Сигизмунд случайно узнал. Федор искал носовой платок, ну и выпало…
Подивился Сигизмунд. Тогда тоже, вот как сейчас, на кухне у Сигизмунда сидели, водочку пили. Полюбопытствовал, что еще у Федора в карманах есть. Федор охотно продемонстрировал. Оказалось, что карманов у Федора очень много, а лежат в карманах тех невиданные вещи. Чего там только не было! Там нашлись предметы, способные помочь Федору взметнуться по отвесной стене, переметнуться с крыши на крышу, вскрыть сейф, уцелеть при штормовом пожаре, при ядерном взрыве, при синдроме длительного раздавливания и многое-многое иное…
Усевшись на кухне, Федор первым делом плюхнул на стол пакет с кефиром. Рядом бросил упаковку разрекламированного антипохмельного.
— Зря это взял, — заметил Сигизмунд. — Дрянь. «Алказельцера» что ли не было.
— Э-э, Сигизмунд Борисович, с «Зельцера»-то нестояк приключается. У моего шурина…
Про шурина Федор расказывал много и охотно. По мнению Сигизмунда федоровский шурин был редкостным мудаком.
На самом деле никакого шурина у Федора быть не могло. Потому как шурин — брат жены, а Федор женат никогда не был. «Шурином» Федор именовал одного своего дальнего родственника. Так у них было заведено. В конце концов, какая разница, как называть?
— Кофе сделать? — перебил Сигизмунд Федора.
— Сидите, Борисович, лечитесь. Я сам.
Пожрав антипохмельное, Сигизмунд жадно припал к кефиру. Почувствовал, как приятный холодок расползается по телу. Тошнота отпускает.
В девкиной комнате тахта заскрипела. Потом — поспешный топот по коридору. Девка. Вломилась в сортир и громко расстроилась желудком.
Готовый к любой экстремальной ситуации Федор всем корпусом развернулся в сторону звука.
— Партнеры вчерашние забыли, — неловко соврал Сигизмунд.
Несколько секунд Федор пристально смотрел на то место, где только что мелькнула девка. Оценивал — насколько опасно поворачиваться спиной.
Федор как будто никогда не уходил с линии фронта. Прямо на линии и жил. На линии ел, на линии спал, там же с ляльками кувыркался, с шурином водку пил, на той же огневой линии, бля, тараканов морил.
Оценил — неопасно. Повернулся.
— Что пили-то? — продолжил он светский разговор.
Сигизмунд дернул лицо в гримасе.
— Не напоминай… В ведре глянь.
Федор не поленился. Глянул. Тоже скорчил гримасу.
— Вы что, Сигизмунд Борисович, охренели — такое жрать… Жизнь-то одна…
— Партнеры притащили, — опять соврал Сигизмунд.
— Дешевка, — уверенно сказал Федор. И упустил кофе.
Из сортира выбралась девка. Протопала назад.
Федор опять выдержал паузу. Что-то в девке его настораживало.
— Ушмыганная, что ли? — спросил он.
— Хрен ее знает, — сказал Сигизмунд.
— Я бы на вашем месте выяснил, — осторожно присоветовал Федор.
— Партнеры забыли, — повторил Сигизмунд. — Пусть они и выясняют. Мне-то что.
— Словят ее у вас с «палевом», Сигизмунд Борисович. По наводке.
— Ты прямо как моя бабушка, — сказал Сигизмунд. — Та ворами пугает. И пожаром.
— Я вам так скажу, Сигизмунд Борисович, — проговорил Федор, наливая кофе в чашки, — «Ливиз» пейте. Я завсегда «Ливиз» пью. Только смотреть надо, чтоб настоящий был. В России восемьдесят процентов напитков поддельные. По радио говорили. Дурак — он и «Ливизом» траванется… Эх! Надо слить!
С этим словом боец Федор направился в сортир.
До слуха Сигизмунда донеслось, как крученая струя жизнеутверждающе бьет в фаянс. Вот это витальность, бля! Аж мороз по коже.
Из комнаты со стоном вылетела девка. Рванула дверь. Закрыто. Глаза у девки были как у животного, когда оно страдает. Принялась топтаться. То и дело дергала дверь.
Наконец дверь распахнулась, и оттуда неспешно, с достоинством, выступил боец Федор. Оглядел девку. Бросил ей:
— Хай!
Девка безмолвно ломанула к белому брату. Хлопнула дверью. Щелкнула задвижкой. Ну точно, потравилась.
Федор степенно вернулся к разговору.
— И «Киндзмараули» часто подделывают. Тут надо пробку всегда смотреть. У настоящего пробка с узорчиком и с такими дырочками. А поддельный — там как красный чулок натянуто. И без дырочек. Шурина один грузин научил. Этот грузин целый ящик взял… А девка-то обширянная, точно говорю. Глаза у ней белые…
— Она прибалтка, — сказал Сигизмунд. — По-нашему ни бум-бум.
— А, — сказал Федор. — Если прибалтка, то может, и не обширянная. А насчет ни бум-бум — это у них после отделения началось. Вроде болезни. — Он постучал себя пальцем по голове. — Они ее что, из Прибалтики привезли?
Сигизмунд не понял.
— Кто?
— Партнеры.
Сигизмунд, успевший забыть про «партнеров», едва не спросил тупо у Федора: «какие, мол, еще партнеры». Вовремя спохватился.
— Ну, — сказал нехотя. — Я не спрашивал. — И зачем-то пустился в подробности: — Они тут конфетами торговать хотят…
Федор сделал озабоченное лицо.
— На растаможке больше потеряем.
Сигизмунд вяло махнул рукой.
— Растаможкой одна лавочка с Охты займется. Мы только сбытом. Сперва конфеты, потом, может, и селедка. Я вот думаю: как, Федор, потянешь ты селедку?
Федор непонимающе посмотрел на Сигизмунда и покивал на чашку:
— Кофе-то пейте. Хороший у вас кофе. Где брали?
— На Сенной.
Федор аккуратно допил кофе. Ополоснул свою чашку и водрузил ее на место.
— Ну, я пошел.
— Меня сегодня не будет, — сказал Сигизмунд.
— Да понял уж. Если что — звоните. Распоряжения будут?
— Так, Федор, — сказал Сигизмунд. — Сейчас дуешь в контору. Светка жаловалась, что замок на входной двери заедает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
И радостно заржал.
* * *
Если Сигизмунд был усталым мозгом фирмы, то Федор, несомненно, был ее бодрыми мышцами.
Федор носил пятнистое. Штаны, ватник. Ватник был НАТОвский. Или ООНовский. Хрен его разберет, но пятнистый и с воротником из искусственного меха. Теплый.
И ботинки у Федора были особенные. Тоже НАТОвский или ООНовские. Федор любил рассуждать о ботинках. ЮАРовские сущее дерьмо, надо голландские брать. Тут целая наука, как ботинки брать.
Говнодавы у Федора были высокими, с устрашающим протектором. С хитрой шнуровкой.
Шнурки тоже непростые. Снимая ботинки в прихожей у Сигизмунда, Федор случайно повредил шнурок. Очень расстроился. Долго объяснял, почему.
Ценность говнодавов заключалась в том, что по ним можно проехать в танке. И ноге ничего не делалось. Федор со своим шурином нарочно проводил испытания. Шурин наезжал на Федора «девяткой». И ничего.
Федор был всегда готов. К любой экстремальной ситуации. Постоянно имел при себе нитку с иголкой, складной нож о семнадцати разных хреновинах, даже маскировочный карандаш — раскрашивать морду в стиле «лесной кот». Есть разные стили, Федору «лесной кот» нравится. Это очень круто. Сейчас у штатников, у морпехов «лесной кот» это самое то. Во.
Про маскировочный карандаш Сигизмунд случайно узнал. Федор искал носовой платок, ну и выпало…
Подивился Сигизмунд. Тогда тоже, вот как сейчас, на кухне у Сигизмунда сидели, водочку пили. Полюбопытствовал, что еще у Федора в карманах есть. Федор охотно продемонстрировал. Оказалось, что карманов у Федора очень много, а лежат в карманах тех невиданные вещи. Чего там только не было! Там нашлись предметы, способные помочь Федору взметнуться по отвесной стене, переметнуться с крыши на крышу, вскрыть сейф, уцелеть при штормовом пожаре, при ядерном взрыве, при синдроме длительного раздавливания и многое-многое иное…
Усевшись на кухне, Федор первым делом плюхнул на стол пакет с кефиром. Рядом бросил упаковку разрекламированного антипохмельного.
— Зря это взял, — заметил Сигизмунд. — Дрянь. «Алказельцера» что ли не было.
— Э-э, Сигизмунд Борисович, с «Зельцера»-то нестояк приключается. У моего шурина…
Про шурина Федор расказывал много и охотно. По мнению Сигизмунда федоровский шурин был редкостным мудаком.
На самом деле никакого шурина у Федора быть не могло. Потому как шурин — брат жены, а Федор женат никогда не был. «Шурином» Федор именовал одного своего дальнего родственника. Так у них было заведено. В конце концов, какая разница, как называть?
— Кофе сделать? — перебил Сигизмунд Федора.
— Сидите, Борисович, лечитесь. Я сам.
Пожрав антипохмельное, Сигизмунд жадно припал к кефиру. Почувствовал, как приятный холодок расползается по телу. Тошнота отпускает.
В девкиной комнате тахта заскрипела. Потом — поспешный топот по коридору. Девка. Вломилась в сортир и громко расстроилась желудком.
Готовый к любой экстремальной ситуации Федор всем корпусом развернулся в сторону звука.
— Партнеры вчерашние забыли, — неловко соврал Сигизмунд.
Несколько секунд Федор пристально смотрел на то место, где только что мелькнула девка. Оценивал — насколько опасно поворачиваться спиной.
Федор как будто никогда не уходил с линии фронта. Прямо на линии и жил. На линии ел, на линии спал, там же с ляльками кувыркался, с шурином водку пил, на той же огневой линии, бля, тараканов морил.
Оценил — неопасно. Повернулся.
— Что пили-то? — продолжил он светский разговор.
Сигизмунд дернул лицо в гримасе.
— Не напоминай… В ведре глянь.
Федор не поленился. Глянул. Тоже скорчил гримасу.
— Вы что, Сигизмунд Борисович, охренели — такое жрать… Жизнь-то одна…
— Партнеры притащили, — опять соврал Сигизмунд.
— Дешевка, — уверенно сказал Федор. И упустил кофе.
Из сортира выбралась девка. Протопала назад.
Федор опять выдержал паузу. Что-то в девке его настораживало.
— Ушмыганная, что ли? — спросил он.
— Хрен ее знает, — сказал Сигизмунд.
— Я бы на вашем месте выяснил, — осторожно присоветовал Федор.
— Партнеры забыли, — повторил Сигизмунд. — Пусть они и выясняют. Мне-то что.
— Словят ее у вас с «палевом», Сигизмунд Борисович. По наводке.
— Ты прямо как моя бабушка, — сказал Сигизмунд. — Та ворами пугает. И пожаром.
— Я вам так скажу, Сигизмунд Борисович, — проговорил Федор, наливая кофе в чашки, — «Ливиз» пейте. Я завсегда «Ливиз» пью. Только смотреть надо, чтоб настоящий был. В России восемьдесят процентов напитков поддельные. По радио говорили. Дурак — он и «Ливизом» траванется… Эх! Надо слить!
С этим словом боец Федор направился в сортир.
До слуха Сигизмунда донеслось, как крученая струя жизнеутверждающе бьет в фаянс. Вот это витальность, бля! Аж мороз по коже.
Из комнаты со стоном вылетела девка. Рванула дверь. Закрыто. Глаза у девки были как у животного, когда оно страдает. Принялась топтаться. То и дело дергала дверь.
Наконец дверь распахнулась, и оттуда неспешно, с достоинством, выступил боец Федор. Оглядел девку. Бросил ей:
— Хай!
Девка безмолвно ломанула к белому брату. Хлопнула дверью. Щелкнула задвижкой. Ну точно, потравилась.
Федор степенно вернулся к разговору.
— И «Киндзмараули» часто подделывают. Тут надо пробку всегда смотреть. У настоящего пробка с узорчиком и с такими дырочками. А поддельный — там как красный чулок натянуто. И без дырочек. Шурина один грузин научил. Этот грузин целый ящик взял… А девка-то обширянная, точно говорю. Глаза у ней белые…
— Она прибалтка, — сказал Сигизмунд. — По-нашему ни бум-бум.
— А, — сказал Федор. — Если прибалтка, то может, и не обширянная. А насчет ни бум-бум — это у них после отделения началось. Вроде болезни. — Он постучал себя пальцем по голове. — Они ее что, из Прибалтики привезли?
Сигизмунд не понял.
— Кто?
— Партнеры.
Сигизмунд, успевший забыть про «партнеров», едва не спросил тупо у Федора: «какие, мол, еще партнеры». Вовремя спохватился.
— Ну, — сказал нехотя. — Я не спрашивал. — И зачем-то пустился в подробности: — Они тут конфетами торговать хотят…
Федор сделал озабоченное лицо.
— На растаможке больше потеряем.
Сигизмунд вяло махнул рукой.
— Растаможкой одна лавочка с Охты займется. Мы только сбытом. Сперва конфеты, потом, может, и селедка. Я вот думаю: как, Федор, потянешь ты селедку?
Федор непонимающе посмотрел на Сигизмунда и покивал на чашку:
— Кофе-то пейте. Хороший у вас кофе. Где брали?
— На Сенной.
Федор аккуратно допил кофе. Ополоснул свою чашку и водрузил ее на место.
— Ну, я пошел.
— Меня сегодня не будет, — сказал Сигизмунд.
— Да понял уж. Если что — звоните. Распоряжения будут?
— Так, Федор, — сказал Сигизмунд. — Сейчас дуешь в контору. Светка жаловалась, что замок на входной двери заедает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127