Девка потащилась за ним. По дороге что-то многословно объясняла.
— Мужики, — свойски сказал Сигизмунд, — у меня там дверь захлопнулась. Дайте че-нибудь отжать.
— Нагнись да выбери, — отозвался Леша.
— Садись, — призвал сосед с четвертого этажа. Булькнул. Дернул Сигизмунда за руку. — Да садись же!
Сигизмунд нехотя опустился на затоптанный ногами табурет. Лантхильда мельтешила у него за спиной.
Сосед сунул Сигизмунду нечистый стопарь. Сигизмунд опрокинул, крякнул. Но полегчало.
Дедок с Лешей, беззлобно переругиваясь, производили ремонт. Обезвоженный подъезд замер в ожидании.
Щедрый сосед налил и Лантхильде. Та вопросительно покосилась на Сигизмунда, но ему было не до нее. Девка глотнула, побагровела, закашлялась. Мужественно глотнула еще раз.
— Разом ее, разом надо! — хохотнув, поучал сосед. Налил и себе, показал, как надо.
Лантхильда послушалась. Опрокинула. Облилась. Едва не заревела.
— Только продукт переводишь, — досадливо молвил сосед, отбирая у нее стопарь.
Сигизмунд опрокинул вторую. Перевел дух. Занюхал рукавом. Запашок от рукава был тот еще. Взял отвертку, девку, отправился к себе, на третий этаж.
Язычок замка заходил за косяк чуть
—чуть, подделся легко. Дверь отворилась. Сигизмунд повернулся к Лантхильде и обнаружил, что та успела окосеть. Пялилась, глупо лыбясь.
— В хуз! — строго велел Сигизмунд. Загнал ее в квартиру, запер на ключ. Поднялся обратно на пятый этаж. Принял еще полстопаря. Вернул отвертку. Спустился во двор. Кобель нашелся сам. Вонял тухлой рыбой — опять валялся, запахи отбивал. Охотничек.
Так. Завел в дом кобеля. Закрыл дверь.
Вода с потолка почти перестала капать. Сигизмунд вылил тазы, поставил их снова — на всякий случай. Диван безнадежно промок. Капало как в пещере, с мучительными синкопироваными интервалами: капп… каап… ккап…
Ночевать в гостиной придется. Сигизмунд полез за спальником. Спальник у него альпинистский, теплый. Главное — мягкий. Скорей бы воду дали, помыться охота. От кобеля помойкой разит. Девка вся такая, будто полы ею мыли.
Как ее с водки-то развезло! Сидела у себя в «светелке», на тахте, крутила перед глазами пальцы, разговаривала сама с собой.
Ладно, один стопарь быстро выветрится. Главное, что аллергии не дала. А то опять придется рыжего звать и преднизолон ей вкатывать. Как бы не простудилась только. По лестницам мокрая бегала.
В дверь позвонили. Явился сосед с четвертого этажа. Был весел, пьян и деловит. Сообщил, что штукатурка у него уже рухнула.
— А у меня еще нет, — похвалился Сигизмунд.
Ба-бах!..
— Ну вот, — обрадовался сосед. — Началось.
Шлеп… шлеп…
Заглянули в комнату. Сосед присвистнул. Сигизмунд каменно замолчал. Потолок лежал на диване. И на том месте, где стоял компьютер. Наверху оголились бесстыдные переплетения.
— Слышь, сосед, надо бы нам завтра в РЭУ зайти. Права качнуть. Что за нафиг! Пускай чинят.
— Пускай, — безнадежно согласился Сигизмунд. — Эти деятели когда воду-то дадут?
— А хер их знает… Я с этим дедком давно знаком. Знающий дедок. Говорит, воды в перекрытия ушло до едрени фени, а перекрытия здесь хорошие…
Сосед ушел.
Сигизмунд забрался в шкаф, вытащил две сухие фланелевые рубахи. Одну переодел сам, вторую понес Лантхильде. А та и в самом деле замерзла. Сидела, зубами постукивала.
Показал на рубашку. Велел надеть. И джинсы мокрые чтоб сняла!
Девка пьяновато поводила пальцем. Мол, еще чего!.. Джинсы снимать!.. А больше ничего не надо?
В конце концов Лантхильда появилась, облаченная в сигизмундову рубаху и кооперативный ужас, оранжевый, со сборочками и оборочками. В юбку, то есть.
Сигизмунд махнул рукой. Постирается одежда, будет все не так страхолюдно.
И тут с потолка потекло снова. Потекло обильно, на широкую ногу. Девка всполошилась, трудно ворочая языком:
— Вата!.. Вата!..
Стала Сигизмунда за рукав дергать, на воду показывать. Разило от нее смешанным ароматом крема после бритья, известки и водки.
— Вижу, не слепой! — взъярился Сигизмунд. Отправился на пятый этаж.
— Что, текђт? — осведомился неунывающий дядя Коля.
— Да, — угрюмо сказал Сигизмунд.
— Леша! Текђт!..
— Еб… — невнятно донесся лешин голос.
Дедок поковылял перекрывать стояк.
* * *
Было уже за полночь. В квартире стыло и мокро разило известкой. Сигизмунд с протрезвевшей и угрюмой девкой в цыганистой юбке сидели в гостиной на спальнике. Воду дали только к ночи. С потолка еще капало, но уже не катастрофически. Сигизмунд загнал Лантхильду в ванну, потом отмылся сам. Теперь они отдыхали. Кушали креветки, запивая их хорошим французским вином.
Кобель недоверчиво нюхал креветки, но есть их не рвался. Впрочем, ему особо и не предлагали.
Лантхильда поначалу отнеслась к креветкам критически. Потом распробовала, вошла во вкус. Пыталась выяснить, что это за звери. Как их убили, рогатиной или из дробовика? Сигизмунд пришел к выводу, что девкина землянка явно не стояла на берегу океана. И в винодельческих районах тоже. Вино было ей не очень по вкусу. Морщилась, как от лимона: кислое.
Вот он, изысканный ужин. Фретать подано.
Выпив стакан вина, девка захмелела пуще прежнего. Начала петь песни. Неровен час, прибежит гражданка Федосеева. «Опять зубной болью маетесь, Сигизмунд Борисович?» Сигизмунд велел Лантхильде петь потише. Поняла. Голос понизила.
Песни у нее были тягучие и диковатые, полные первобытной тоски, какая замечается иной раз в русских колыбельных.
У Сигизмунда тоже в голове зашумело. Очень волнительный получился вечер.
— Откуда ж ты родом, горемычная? — вопрошал он Лантхильду.
Девка преданно глядела ему в глаза белесыми зенками и выла…
В конце концов, в тоску вогнались оба. Лантхильда сидела, обхватив себя руками, раскачивалась и напевно причитала. А о чем причитала — неведомо.
Глава девятая
Соседа с четвертого этажа звали, как Горбачева, — Михал Сергеич. Он явился к Сигизмунду в девять утра, вполне готовый идти в РЭУ — качать права.
РЭУ принимало граждан, как выяснилось из бумажки на двери, два часа в неделю. Сигизмунд глядел на эту бумажку и глазам не верил. Такого с ним еще не бывало. Всю жизнь Сигизмунд жил в противофазе с казенными учреждениями. Любые контакты с муниципальными структурами неизбежно сводились к озверелым разборкам. В которых, к слову сказать, Сигизмунд чаще проигрывал.
А тут они попали как раз на часы приема. И народу не было. То ли чистая случайность. То ли присутствие Михал Сергеича сказывалось.
— Гляди-ка, попали! — удивился и сосед.
Да, видимо, случайность.
— Может, закрыто? — спросил Сигизмунд.
Толкнул дверь.
Открыто.
Комната. Три стола, два телефона, один фикус. Одинокая канцелярская тетка. Затрепанный регистрационный журнал.
Вошли. Тетка вскинула глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Мужики, — свойски сказал Сигизмунд, — у меня там дверь захлопнулась. Дайте че-нибудь отжать.
— Нагнись да выбери, — отозвался Леша.
— Садись, — призвал сосед с четвертого этажа. Булькнул. Дернул Сигизмунда за руку. — Да садись же!
Сигизмунд нехотя опустился на затоптанный ногами табурет. Лантхильда мельтешила у него за спиной.
Сосед сунул Сигизмунду нечистый стопарь. Сигизмунд опрокинул, крякнул. Но полегчало.
Дедок с Лешей, беззлобно переругиваясь, производили ремонт. Обезвоженный подъезд замер в ожидании.
Щедрый сосед налил и Лантхильде. Та вопросительно покосилась на Сигизмунда, но ему было не до нее. Девка глотнула, побагровела, закашлялась. Мужественно глотнула еще раз.
— Разом ее, разом надо! — хохотнув, поучал сосед. Налил и себе, показал, как надо.
Лантхильда послушалась. Опрокинула. Облилась. Едва не заревела.
— Только продукт переводишь, — досадливо молвил сосед, отбирая у нее стопарь.
Сигизмунд опрокинул вторую. Перевел дух. Занюхал рукавом. Запашок от рукава был тот еще. Взял отвертку, девку, отправился к себе, на третий этаж.
Язычок замка заходил за косяк чуть
—чуть, подделся легко. Дверь отворилась. Сигизмунд повернулся к Лантхильде и обнаружил, что та успела окосеть. Пялилась, глупо лыбясь.
— В хуз! — строго велел Сигизмунд. Загнал ее в квартиру, запер на ключ. Поднялся обратно на пятый этаж. Принял еще полстопаря. Вернул отвертку. Спустился во двор. Кобель нашелся сам. Вонял тухлой рыбой — опять валялся, запахи отбивал. Охотничек.
Так. Завел в дом кобеля. Закрыл дверь.
Вода с потолка почти перестала капать. Сигизмунд вылил тазы, поставил их снова — на всякий случай. Диван безнадежно промок. Капало как в пещере, с мучительными синкопироваными интервалами: капп… каап… ккап…
Ночевать в гостиной придется. Сигизмунд полез за спальником. Спальник у него альпинистский, теплый. Главное — мягкий. Скорей бы воду дали, помыться охота. От кобеля помойкой разит. Девка вся такая, будто полы ею мыли.
Как ее с водки-то развезло! Сидела у себя в «светелке», на тахте, крутила перед глазами пальцы, разговаривала сама с собой.
Ладно, один стопарь быстро выветрится. Главное, что аллергии не дала. А то опять придется рыжего звать и преднизолон ей вкатывать. Как бы не простудилась только. По лестницам мокрая бегала.
В дверь позвонили. Явился сосед с четвертого этажа. Был весел, пьян и деловит. Сообщил, что штукатурка у него уже рухнула.
— А у меня еще нет, — похвалился Сигизмунд.
Ба-бах!..
— Ну вот, — обрадовался сосед. — Началось.
Шлеп… шлеп…
Заглянули в комнату. Сосед присвистнул. Сигизмунд каменно замолчал. Потолок лежал на диване. И на том месте, где стоял компьютер. Наверху оголились бесстыдные переплетения.
— Слышь, сосед, надо бы нам завтра в РЭУ зайти. Права качнуть. Что за нафиг! Пускай чинят.
— Пускай, — безнадежно согласился Сигизмунд. — Эти деятели когда воду-то дадут?
— А хер их знает… Я с этим дедком давно знаком. Знающий дедок. Говорит, воды в перекрытия ушло до едрени фени, а перекрытия здесь хорошие…
Сосед ушел.
Сигизмунд забрался в шкаф, вытащил две сухие фланелевые рубахи. Одну переодел сам, вторую понес Лантхильде. А та и в самом деле замерзла. Сидела, зубами постукивала.
Показал на рубашку. Велел надеть. И джинсы мокрые чтоб сняла!
Девка пьяновато поводила пальцем. Мол, еще чего!.. Джинсы снимать!.. А больше ничего не надо?
В конце концов Лантхильда появилась, облаченная в сигизмундову рубаху и кооперативный ужас, оранжевый, со сборочками и оборочками. В юбку, то есть.
Сигизмунд махнул рукой. Постирается одежда, будет все не так страхолюдно.
И тут с потолка потекло снова. Потекло обильно, на широкую ногу. Девка всполошилась, трудно ворочая языком:
— Вата!.. Вата!..
Стала Сигизмунда за рукав дергать, на воду показывать. Разило от нее смешанным ароматом крема после бритья, известки и водки.
— Вижу, не слепой! — взъярился Сигизмунд. Отправился на пятый этаж.
— Что, текђт? — осведомился неунывающий дядя Коля.
— Да, — угрюмо сказал Сигизмунд.
— Леша! Текђт!..
— Еб… — невнятно донесся лешин голос.
Дедок поковылял перекрывать стояк.
* * *
Было уже за полночь. В квартире стыло и мокро разило известкой. Сигизмунд с протрезвевшей и угрюмой девкой в цыганистой юбке сидели в гостиной на спальнике. Воду дали только к ночи. С потолка еще капало, но уже не катастрофически. Сигизмунд загнал Лантхильду в ванну, потом отмылся сам. Теперь они отдыхали. Кушали креветки, запивая их хорошим французским вином.
Кобель недоверчиво нюхал креветки, но есть их не рвался. Впрочем, ему особо и не предлагали.
Лантхильда поначалу отнеслась к креветкам критически. Потом распробовала, вошла во вкус. Пыталась выяснить, что это за звери. Как их убили, рогатиной или из дробовика? Сигизмунд пришел к выводу, что девкина землянка явно не стояла на берегу океана. И в винодельческих районах тоже. Вино было ей не очень по вкусу. Морщилась, как от лимона: кислое.
Вот он, изысканный ужин. Фретать подано.
Выпив стакан вина, девка захмелела пуще прежнего. Начала петь песни. Неровен час, прибежит гражданка Федосеева. «Опять зубной болью маетесь, Сигизмунд Борисович?» Сигизмунд велел Лантхильде петь потише. Поняла. Голос понизила.
Песни у нее были тягучие и диковатые, полные первобытной тоски, какая замечается иной раз в русских колыбельных.
У Сигизмунда тоже в голове зашумело. Очень волнительный получился вечер.
— Откуда ж ты родом, горемычная? — вопрошал он Лантхильду.
Девка преданно глядела ему в глаза белесыми зенками и выла…
В конце концов, в тоску вогнались оба. Лантхильда сидела, обхватив себя руками, раскачивалась и напевно причитала. А о чем причитала — неведомо.
Глава девятая
Соседа с четвертого этажа звали, как Горбачева, — Михал Сергеич. Он явился к Сигизмунду в девять утра, вполне готовый идти в РЭУ — качать права.
РЭУ принимало граждан, как выяснилось из бумажки на двери, два часа в неделю. Сигизмунд глядел на эту бумажку и глазам не верил. Такого с ним еще не бывало. Всю жизнь Сигизмунд жил в противофазе с казенными учреждениями. Любые контакты с муниципальными структурами неизбежно сводились к озверелым разборкам. В которых, к слову сказать, Сигизмунд чаще проигрывал.
А тут они попали как раз на часы приема. И народу не было. То ли чистая случайность. То ли присутствие Михал Сергеича сказывалось.
— Гляди-ка, попали! — удивился и сосед.
Да, видимо, случайность.
— Может, закрыто? — спросил Сигизмунд.
Толкнул дверь.
Открыто.
Комната. Три стола, два телефона, один фикус. Одинокая канцелярская тетка. Затрепанный регистрационный журнал.
Вошли. Тетка вскинула глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127