Сигизмунд ей кулаком погрозил.
Тогда она осторожненько семь раз ткнула пальцем в кнопочки. Сигизмунд сразу отобрал у нее трубку и прижал к уху. Там включился автоответчик. Приятным женским голосом уведомил Сигизмунда, что он звонит в собаководческий клуб. Предлагал оставить телефон для связи с координатором. После третьего гудка воцарилось молчание.
Девка, обиженно поглядывая на Сигизмунда, забрала у него трубку. Сигизмунд слышал, как отработал автоответчик и пошли короткие гудки. Девка стала неуверенно говорить в телефон. Коротким гудкам!
Говорила долго. Все уверенней. Опять стала мышкой двигать, клавиатуру трогать, авторучки перебирать. Вот ведь макака!
Сигизмунд хмыкнул. Погладил ее по волосам. Пошел на кухню.
За бананами.
Через минуту девка сама появилась на кухне. Вошла робко, встала у стены и начала мяться. Пальцы ног поджимала, поглядывала застенчиво, склонив голову набок.
— Ну-у, — сказал Сигизмунд.
Она обрадованно подошла ближе. Он вручил ей банан, показал, как чистить. Ее это почему-то рассмешило.
Он отвел ее назад в комнату, нашел носки, велел одеть. Тапки показал. Тоже велел одеть. Пальцем погрозил.
Сопровождаемый девкой, вернулся в комнату. Трубка лежала на месте.
* * *
На обед было подано жидковатое блюдо из куска мяса, воды и мороженых овощей, которое сам Сигизмунд упорно именовал «харчо». От слова «харч». К «харчо» полагались кетчуп и сметана. Все это щедро лилось в тарелку. Елось ложкой, заедалось хлебом.
По чинности трапеза могла быть сопоставлена с кормежкой в замке английского лорда: длинный стол, бесшумные слуги, много дорогой посуды стиля «веджвуд» и скудноватая жратва, на одном конце стола — миледи, на другом — милорд. И тишина…
«Веджвуд» у Сигизмунда был советский. Толстые фаянсовые тарелки, бывшие по 75 копеек, с монохромным корабликом посередине. Одно время только их везде и продавали. Теперь к кому ни придешь — у всех стоят. Постепенно советский «веджвуд» бился…
Стол тоже был коротковат. Да и миледи подкачала — дурковата малость. А в остальном — точь-в-точь. Та же церемонная тишина, нарушаемая стуком ложек и почавкиванием… Если кобеля за дворецкого считать.
По доброте душевной весь кус мяса Сигизмунд бухнул в тарелку девке — ей нужнее, после болезни-то.
Сигизмунд решил разбавить чинность трапезы и завести с миледи беседу. Почему-то в голове завертелись немецкие экзерсисы из простейшей грамматики для полудурков. В первых классах общеобразовательной средней школы изучал. Потом к английскому переметнулся.
Немецкий казался Сигизмунду более иностранным, чем английский. Может быть, потому, что немецкий Сигизмунд не знал еще в большей степени, чем вышеупомянутый английский. А может, в силу распространенности последнего.
Из немецкого помнил несколько слов плюс песенку о елочке. Эти-то слова Сигизмунд и пустил в ход.
— О танненбаум, о танненбаум, ви грюн зинд дайне блеттер, — с выражением продекламировал Сигизмунд. И перевел на родимый великий-могучий: — Елочка-елочка, зеленая иголочка…
Объедая мясо с кости, юродивая благодарно смотрела на дядю Сигизмунда. А тот продолжал реализацию культурной программы.
— Ихь бин, ду бист, — процитировал Сигизмунд начало грамматической таблицы, вбитое в его голову намертво. И, подумав, вспомнил: — Ер-зи-ес ист. Во, девка. Полиглот. — И без перехода завел более знакомое: — Ай эм, ю ар, хи-ши-ит из…
Девка задумалась. Погрузила мясо в суп. И с неожиданной осознанностью молвила:
— Иким…
— Чего? — переспросил Сигизмунд, никак не ожидавший ответа.
Девка повторила более раздельно:
— Ик им.
— Блин… Ик — это ихь, что ли? — выдвинул этимологическую версию Сигизмунд. — Это ты по-каковски?
Как всякий российский человек своей бурной эпохи, Сигизмунд, конечно, покупал консервы. Если по этикетке не полз «цветущий куфи» — надежное свидетельство магометанского происхождения данной банки, — то чаще всего консерва называла своей родиной какую-нибудь северную державу. Сигизмунд слегка владел этикеточным голландским, немецким, датским и так далее. Во всяком случае, усвоил, что «геринг», написанное с разными вариациями в зависимости от страны, означает «селедку». И поступал соответственно.
А если ни хрена не понять или если иероглифы, то ориентировался по картинке. Поэтому словарь Сигизмунда был обогащен множеством слов из тех скандинавских языков, которых он, в принципе, совершенно не знал.
Делу просвещения Сигизмунда в германской филологии служили также видеофильмы. Крали их зачастую в Голландии, иногда в Швеции. Крали также в Финляндии. Где-нибудь в Выборге записывали. Небось, на Выборгском замке антенну установили, направили ее в сторону Гельсингфорса — и вперед!
И в то время как герой на экране взмяукивал штатовски «ай», по низу записи бойко прыгало голландское «ик», а переводчик монотонно бубнил по-русски: «Мать твою!..»
— Ик, — задумчиво повторил Сигизмунд. — Ик — это по-вашему ихь? Ай, то есть…
Девка показала на себя и сказала:
— Ик. — Подумала и добавила: — Мик.
Ну вот. Только что-то начало проясняться…
— Ты, девка, меня не путай. Ты — ик. То есть, «я» — ик. — Тут довольный Сигизмунд, ощущая себя Миклухо-Маклаем, потыкал в себя и возгласил гордо: — Ик.
Девка покивала. Мол, правильно. И добавила:
— Мик.
Тьфу ты, блин. Надо на русский переходить. Пусть осваивает язык страны обитания. Временного.
Он указал на себя пальцем и произнес назидательно:
— Я.
Девка смотрела на него какое-то время, а потом вдруг дико заржала. Повторила несколько раз: «Я-я…» Почему-то ее это очень смешило.
Сигизмунд опять потыкал в себя.
— Ик. — На девку показал. — Ты.
Девка призадумалась. Филологическое упражнение явно обременило ее ум. Кроме того, время от времени ее отвлекло воспоминание о «я-я», и она принималась глупо хихикать.
Сигизмунд еще раз повторил: «Ик — ты». До девки доперло. Она показала на него и сказала:
— Зу.
Сигизмунд расхохотался. Девка надулась. Повторила упрямо:
— Зу, зу…
Ну что ты будешь делать.
Сигизмунд потыкал в себя: «ик», в девку: «зу». Девка сказала:
— Йаа.
Точно, откуда-то из Скандинавии. Осталось только определить, откуда.
Сигизмунд спросил:
— Свенска? Суоми? Норска? Даниск? Нидерланды? Лапландия? Лоухи? Корела? (Какая еще, к чертям, Корела?!) Веняя?
Что такое Веняя, Сигизмунд забыл. Помнил, что что-то финское.
Юродивая снова принялась за остывшее «харчо». Сигизмунд все никак не мог успокоиться. Ведь поймал было. Ведь совсем уж близка разгадка… а с нею и визит в соответствующее консульство.
— Ду ю спик инглиш? Шпрехен зи дойч? — Сигизмунд задумался. А если иначе зайти? И выдал: — ДО ЙОУ СПЕАК ЭНГЛЕСХ?
> — Кушайте супчик, Сигизмунд Борисович. Остынет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Тогда она осторожненько семь раз ткнула пальцем в кнопочки. Сигизмунд сразу отобрал у нее трубку и прижал к уху. Там включился автоответчик. Приятным женским голосом уведомил Сигизмунда, что он звонит в собаководческий клуб. Предлагал оставить телефон для связи с координатором. После третьего гудка воцарилось молчание.
Девка, обиженно поглядывая на Сигизмунда, забрала у него трубку. Сигизмунд слышал, как отработал автоответчик и пошли короткие гудки. Девка стала неуверенно говорить в телефон. Коротким гудкам!
Говорила долго. Все уверенней. Опять стала мышкой двигать, клавиатуру трогать, авторучки перебирать. Вот ведь макака!
Сигизмунд хмыкнул. Погладил ее по волосам. Пошел на кухню.
За бананами.
Через минуту девка сама появилась на кухне. Вошла робко, встала у стены и начала мяться. Пальцы ног поджимала, поглядывала застенчиво, склонив голову набок.
— Ну-у, — сказал Сигизмунд.
Она обрадованно подошла ближе. Он вручил ей банан, показал, как чистить. Ее это почему-то рассмешило.
Он отвел ее назад в комнату, нашел носки, велел одеть. Тапки показал. Тоже велел одеть. Пальцем погрозил.
Сопровождаемый девкой, вернулся в комнату. Трубка лежала на месте.
* * *
На обед было подано жидковатое блюдо из куска мяса, воды и мороженых овощей, которое сам Сигизмунд упорно именовал «харчо». От слова «харч». К «харчо» полагались кетчуп и сметана. Все это щедро лилось в тарелку. Елось ложкой, заедалось хлебом.
По чинности трапеза могла быть сопоставлена с кормежкой в замке английского лорда: длинный стол, бесшумные слуги, много дорогой посуды стиля «веджвуд» и скудноватая жратва, на одном конце стола — миледи, на другом — милорд. И тишина…
«Веджвуд» у Сигизмунда был советский. Толстые фаянсовые тарелки, бывшие по 75 копеек, с монохромным корабликом посередине. Одно время только их везде и продавали. Теперь к кому ни придешь — у всех стоят. Постепенно советский «веджвуд» бился…
Стол тоже был коротковат. Да и миледи подкачала — дурковата малость. А в остальном — точь-в-точь. Та же церемонная тишина, нарушаемая стуком ложек и почавкиванием… Если кобеля за дворецкого считать.
По доброте душевной весь кус мяса Сигизмунд бухнул в тарелку девке — ей нужнее, после болезни-то.
Сигизмунд решил разбавить чинность трапезы и завести с миледи беседу. Почему-то в голове завертелись немецкие экзерсисы из простейшей грамматики для полудурков. В первых классах общеобразовательной средней школы изучал. Потом к английскому переметнулся.
Немецкий казался Сигизмунду более иностранным, чем английский. Может быть, потому, что немецкий Сигизмунд не знал еще в большей степени, чем вышеупомянутый английский. А может, в силу распространенности последнего.
Из немецкого помнил несколько слов плюс песенку о елочке. Эти-то слова Сигизмунд и пустил в ход.
— О танненбаум, о танненбаум, ви грюн зинд дайне блеттер, — с выражением продекламировал Сигизмунд. И перевел на родимый великий-могучий: — Елочка-елочка, зеленая иголочка…
Объедая мясо с кости, юродивая благодарно смотрела на дядю Сигизмунда. А тот продолжал реализацию культурной программы.
— Ихь бин, ду бист, — процитировал Сигизмунд начало грамматической таблицы, вбитое в его голову намертво. И, подумав, вспомнил: — Ер-зи-ес ист. Во, девка. Полиглот. — И без перехода завел более знакомое: — Ай эм, ю ар, хи-ши-ит из…
Девка задумалась. Погрузила мясо в суп. И с неожиданной осознанностью молвила:
— Иким…
— Чего? — переспросил Сигизмунд, никак не ожидавший ответа.
Девка повторила более раздельно:
— Ик им.
— Блин… Ик — это ихь, что ли? — выдвинул этимологическую версию Сигизмунд. — Это ты по-каковски?
Как всякий российский человек своей бурной эпохи, Сигизмунд, конечно, покупал консервы. Если по этикетке не полз «цветущий куфи» — надежное свидетельство магометанского происхождения данной банки, — то чаще всего консерва называла своей родиной какую-нибудь северную державу. Сигизмунд слегка владел этикеточным голландским, немецким, датским и так далее. Во всяком случае, усвоил, что «геринг», написанное с разными вариациями в зависимости от страны, означает «селедку». И поступал соответственно.
А если ни хрена не понять или если иероглифы, то ориентировался по картинке. Поэтому словарь Сигизмунда был обогащен множеством слов из тех скандинавских языков, которых он, в принципе, совершенно не знал.
Делу просвещения Сигизмунда в германской филологии служили также видеофильмы. Крали их зачастую в Голландии, иногда в Швеции. Крали также в Финляндии. Где-нибудь в Выборге записывали. Небось, на Выборгском замке антенну установили, направили ее в сторону Гельсингфорса — и вперед!
И в то время как герой на экране взмяукивал штатовски «ай», по низу записи бойко прыгало голландское «ик», а переводчик монотонно бубнил по-русски: «Мать твою!..»
— Ик, — задумчиво повторил Сигизмунд. — Ик — это по-вашему ихь? Ай, то есть…
Девка показала на себя и сказала:
— Ик. — Подумала и добавила: — Мик.
Ну вот. Только что-то начало проясняться…
— Ты, девка, меня не путай. Ты — ик. То есть, «я» — ик. — Тут довольный Сигизмунд, ощущая себя Миклухо-Маклаем, потыкал в себя и возгласил гордо: — Ик.
Девка покивала. Мол, правильно. И добавила:
— Мик.
Тьфу ты, блин. Надо на русский переходить. Пусть осваивает язык страны обитания. Временного.
Он указал на себя пальцем и произнес назидательно:
— Я.
Девка смотрела на него какое-то время, а потом вдруг дико заржала. Повторила несколько раз: «Я-я…» Почему-то ее это очень смешило.
Сигизмунд опять потыкал в себя.
— Ик. — На девку показал. — Ты.
Девка призадумалась. Филологическое упражнение явно обременило ее ум. Кроме того, время от времени ее отвлекло воспоминание о «я-я», и она принималась глупо хихикать.
Сигизмунд еще раз повторил: «Ик — ты». До девки доперло. Она показала на него и сказала:
— Зу.
Сигизмунд расхохотался. Девка надулась. Повторила упрямо:
— Зу, зу…
Ну что ты будешь делать.
Сигизмунд потыкал в себя: «ик», в девку: «зу». Девка сказала:
— Йаа.
Точно, откуда-то из Скандинавии. Осталось только определить, откуда.
Сигизмунд спросил:
— Свенска? Суоми? Норска? Даниск? Нидерланды? Лапландия? Лоухи? Корела? (Какая еще, к чертям, Корела?!) Веняя?
Что такое Веняя, Сигизмунд забыл. Помнил, что что-то финское.
Юродивая снова принялась за остывшее «харчо». Сигизмунд все никак не мог успокоиться. Ведь поймал было. Ведь совсем уж близка разгадка… а с нею и визит в соответствующее консульство.
— Ду ю спик инглиш? Шпрехен зи дойч? — Сигизмунд задумался. А если иначе зайти? И выдал: — ДО ЙОУ СПЕАК ЭНГЛЕСХ?
> — Кушайте супчик, Сигизмунд Борисович. Остынет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127