Повреждение фюзеляжа тотчас повлекло за собой разгерметизацию. С оглушительным воем воздух устремился через образовавшееся отверстие в разреженные высокие слои атмосферы. Искусственно поддерживаемое в самолете нормальное давление начало падать; в клубах поднявшейся пыли, подобно обломкам кораблекрушения, пронеслись по салонам – от носа к хвосту самолета – все незакрепленные предметы независимо от их величины и веса: подносы, газеты, винные бутылки, кофейные чашки, одежда, ручной багаж, различные вещи, принадлежащие пассажирам; они уносились, крутясь в воздухе, словно всасываемые гигантским пылесосом. Портьеры слетели с колец. Двери кабин и туалетов сорвало с петель и унесло туда же – в хвост самолета.
Нескольких пассажиров сбило с ног. Те, кто не был пристегнут ремнями к креслу, ухватились за что попало, чтобы их не унесло.
Над сиденьями распахнулись дверцы аварийного устройства и оттуда выпали желтые кислородные маски, соединенные пластмассовой трубкой с цистерной кислорода.
Внезапно вихрь улегся, в салоны проник мглистый ледяной воздух. Рев двигателей и вой ветра заглушали все звуки.
Вернон Димирест, ухватившись за спинку ближайшего сиденья, чтобы удержаться на ногах, крикнул что было сил:
– Надевайте маски! – И сам схватил маску.
Он знал то, чего не знало большинство пассажиров (это дали ему годы обучения и тренировок): воздух в самолете был теперь разрежен и не годился для поддержания жизни. Если сейчас люди не получат кислорода, то через пятнадцать секунд их сознание начнет меркнуть.
Небольшое же помутнение сознания – из-за отсутствия необходимого количества кислорода – возникнет уже через пять секунд.
Еще через пять секунд появится состояние эйфории, после чего многим покажется, что кислородные маски им ни к чему, и тогда они безмятежно лишатся чувств.
Уже давно все, понимавшие опасность разгерметизации, настаивали на том, чтобы авиакомпании перед каждым полетом более тщательно и продуманно разъясняли пассажирам, как пользоваться кислородным оборудованием в случае аварии. Пассажирам надлежит сказать следующее, утверждали они: «Как только перед вами повиснет кислородная маска, хватайте ее и прижимайте к лицу. Вопросы будете задавать потом. Если возникла разгерметизация, нельзя терять ни секунды. Если же тревога окажется ложной, вы снимете маску, и дело с концом: она не причинит вам вреда» .
Пилотам, подвергавшимся испытаниям на разгерметизацию, демонстрировалось действие кислородной недостаточности в разреженной атмосфере тренажера. Надев кислородную маску, пилоты должны были поставить на листе бумаги свою подпись, но как только они начинали писать, им предлагали снять маску, и подпись тут же превращалась в каракули или просто обрывалась. Затем, прежде чем пилоты успевали потерять сознание, им снова надевали маску.
Глядя потом на свою подпись, пилоты не верили собственным глазам.
Однако руководство авиакомпании полагало, что слишком пристальное внимание к кислородным маскам может посеять тревогу среди пассажиров, и настаивало на самом поверхностном ознакомлении пассажиров с ними. Улыбающиеся стюардессы со скучающей или иронической миной нарочито небрежно демонстрировали, как пользоваться кислородной маской, и чей-то голос, явно торопясь поскорее покончить с этой ненужной процедурой, трещал тем временем по трансляции заученные фразы, как попугай: »…в случае крайне маловероятной неполадки… утвержденные правительством правила требуют, чтобы мы объяснили вам…» О необходимости действовать в этом случае быстро не упоминалось вообще.
Все это приводило к тому, что пассажиры с таким же безразличием наблюдали демонстрацию кислородных масок, с каким обслуживающий персонал самолета ее проделывал. Какие-то чиновники – маньяки, размышляли пассажиры, придумали эти коробки у них над головой и эти нудные, из раза в раз повторяющиеся демонстрации с масками. (Зевок!) Им лишь бы изобрести что-нибудь похитрее, чтобы повысить подоходные налоги и оправдать все возрастающую дороговизну жизни. Так какого черта!..
И когда на регулярных рейсах над головой пассажира вдруг открывался люк и оттуда вываливалась кислородная маска, большинство с любопытством взирало на нее и даже не пыталось ее надеть. Примерно то же произошло и теперь – только на этот раз опасность была реальной.
Вернон Димирест увидел реакцию пассажиров и чуть не взревел от ярости, вспомнив о том, как он сам и другие пилоты тщетно пытались добиться, чтобы демонстрации с кислородными масками перестали носить полушутовской характер. Но не было времени ни предостеречь людей, ни хотя бы подумать о Гвен, которая, быть может, была уже мертва или умирала в нескольких шагах от него.
Сейчас необходимо было немедленно вернуться на свое место и помочь спасти самолет, если это еще возможно.
Вобрав в легкие кислород из маски, Димирест ринулся вперед.
В салоне туристского класса над каждым рядом кресел по обе стороны от прохода повисли четыре кислородные маски – три для пассажиров, занимающих кресла, и одна на всякий случай – для того, кто может оказаться в проходе. Одну из таких масок и схватил Димирест.
Но чтобы добраться до кабины, он должен был бросить эту маску и взять другую, переносную, с которой можно было бы передвигаться.
Два переносных кислородных баллона находились впереди, в сетке под потолком у входа в салон первого класса. Димирест знал, что если он доберется туда, то с помощью одного из баллонов сможет преодолеть расстояние до пилотской кабины.
Он продолжал продвигаться вперед, хватая одну кислородную маску за другой – из тех, что были свободны. Однако в одном из рядов впереди свободной маски не оказалось: три маски надели пассажиры – в том числе какая-то девочка-подросток, а четвертую та же девочка прижимала к лицу ребенка, лежавшего на коленях матери. Девочка, судя по всему, уже овладела положением и жестами показывала пассажирам, что надо делать. Димирест повернулся в другую сторону и увидел свободную маску: сделав последний глубокий вдох, он бросил свою маску и устремился к той, свободной. Прижав ее к лицу, он снова глубоко втянул в себя кислород. Он не прошел еще и половины туристского салона.
Он сделал еще рывок вперед и вдруг почувствовал, что самолет резко накренился на правый борт и начал падать.
Димирест замер на месте. Он понял, что сейчас уже ничего не может изменить. Дальнейшее зависело от двух обстоятельств: от того, насколько сильно поврежден самолет и насколько искусен окажется Энсон Хэррис, оставшийся один там, у штурвала.
Для тех, кто находился в пилотской кабине, все, что произошло за эти несколько секунд, явилось не меньшей неожиданностью, чем для всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149