В обычное время на двух главных полосах самолеты взлетали и садились через каждые тридцать секунд. Учитывая жалобы жителей Медоувуда и желание руководства аэропорта пойти им навстречу, приходилось в часы «пик» пользоваться полосой, пересекавшей одну из этих двух. В результате самолеты взлетали и садились на пересекавшихся полосах, и бывали минуты, когда воздушным диспетчерам оставалось лишь затаить дыхание и молиться, чтобы ничего не произошло. Всего неделю назад Кейз, брат Мела, мрачно предрек:
«Ну, хорошо, мы в диспетчерской лезем из кожи вон и разводим самолеты, когда они буквально на волоске от столкновения, так что пока никакой аварии на этом пересечении не произошло. Но рано или поздно у кого-нибудь из нас на секунду отключится внимание или кто-то что-то неправильно вычислит – и тогда, столкновение неизбежно. Я только молю бога, чтобы это случилось не в мое дежурство и не у меня, потому что случись такое, авария будет не меньшая, чем в Большом каньоне».
Кейз имел в виду как раз то пересечение полос, которое только что миновала «Анаконда». Мел снова посмотрел из кабины «сноубласта» назад. «Анаконда» проехала пересечение, и сквозь поредевший на миг снегопад Мел увидел, как на полосе мелькнули навигационные огни стремительно взлетавшего самолета, А в нескольких ярдах позади – Мел глазам своим не поверил – уже надвигались огни другого самолета, который сел, казалось, в ту же секунду.
Шофер «сноубласта» тоже оглянулся. И присвистнул.
– Ого, эти двое чуть не столкнулись!
Мел кивнул. Самолеты действительно были так близки к столкновению, что у него даже холодок пробежал по коже. Должно быть, диспетчер, дававший указания пилотам обеих машин, предельно сократил допуск. Опытный диспетчер все правильно рассчитал, но это был риск. Сейчас оба самолета были уже вне опасности: один – в воздухе, другой – на земле. Но то, что диспетчерам частенько приходилось принимать подобные решения, создавало атмосферу постоянной нервотрепки.
Мел неоднократно указывал на это Совету уполномоченных и городским боссам, от которых зависит финансирование аэропорта. Он не только ратовал за то, чтобы немедленно приступить к строительству дополнительных взлетно-посадочных полос и рулежных дорожек, но и убеждал прикупить земли вокруг аэропорта, чтобы постепенно его расширить. Это вызывало бесконечные дискуссии, а порой весьма горячие споры. Некоторые члены Совета уполномоченных и руководители города смотрели на дело так же, как Мел, но были и такие, которые резко выступали против. Трудно было убедить людей в том, что аэропорт, построенный для реактивных самолетов в конце пятидесятых годов, мог так быстро устареть и что его эксплуатация в таком виде, как сейчас, чревата опасностью для жизни людей. Никого не интересовало то, что так же обстояли дела и в других аэропортах – в Нью-Йоркском, Сан-Францисском, Чикагском и прочих, – политики просто не желали ничего об этом знать.
Мел подумал: может быть, Кейз и прав. Возможно, нужна крупная катастрофа, чтобы общественное мнение всполошилось, как это было в 1956 году, когда произошла авария в Большом каньоне, заставившая президента Эйзенхауэра и конгресс 85-го созыва выделить ассигнования для починки вентиляции в туннелях. Как ни странно, деньги на всякие улучшения, не связанные с оперативной деятельностью, можно было почти всегда получить. Так, например, предложение построить трехэтажные гаражи мгновенно было одобрено городскими заправилами. Еще бы: ведь гаражи – это нечто, так сказать, зримое и осязаемое для широкой публики, иными словами, для избирателей. А вот взлетно-посадочные полосы и рулежные дорожки – другое дело. Каждая новая полоса стоит несколько миллионов долларов, и на строительство ее требуется два года, но лишь немногие, кроме пилотов, диспетчеров и руководства аэропорта, знают, в каком состоянии – хорошем или плохом – находится та или иная полоса.
Так или иначе, в аэропорту Линкольна дело скоро дойдет до точки. Должно дойти. За последние месяцы Мел все чаще и чаще наблюдал симптомы, указывавшие на приближение критической минуты, и знал, что, когда час пробьет, придется решать: либо усиленно развивать наземные сооружения в соответствии с прогрессом в воздухе, либо сидеть сложа руки и смотреть, как другие опережают тебя. В авиации статус-кво не бывает.
Ко всему этому примешивалось еще одно обстоятельство.
С будущим аэропорта было связано будущее самого Мела. Каким будет аэропорт, таким и престиж Мела в глазах тех, с чьим мнением приходилось считаться.
Еще совсем недавно все знали Мела Бейкерсфелда как человека, активно выступавшего за логическое развитие наземных сооружений в аэропортах; о нем говорили как о многообещающем молодом даровании в руководстве авиацией. Потом случилась беда, и все изменилось. С тех пор прошло четыре года, и будущее Мела в глазах других людей – да и в его собственных – уже не было столь ясным и безоблачным.
Событием, столь резко повлиявшим на судьбу Мела, было убийство Джона Ф.Кеннеди.
– Вот и конец полосы, мистер Бейкерсфелд. Вы поедете с нами назад или останетесь? – прервал размышления Мела голос шофера «сноубласта».
– Что вы сказали?
Шофер повторил вопрос. Впереди снова замигали красные огни, и «Анаконда» остановилась. Правая половина полосы была очищена от снега. Теперь «Анаконда» развернется и поедет назад, чтобы расчистить левую половину. Со всеми остановками «Анаконде» требуется от сорока пяти минут до часа, чтобы очистить от снега и посыпать песком одну полосу.
– Нет, – сказал Мел. – Я здесь выйду.
– Есть, сэр.
Шофер посигналил светом машине младшего техника, и тот сейчас же помчался куда-то. Когда Мел спустился со «сноубласта», его машина уже стояла рядом. С других снегоочистителей и грузовиков тоже спрыгивали люди и бежали к «пикапу» с кофе.
Возвращаясь к аэровокзалу, Мел связался по радио с пультом управления снежной командой и подтвердил Дэнни Фэрроу, что полоса один-семь, левая, скоро войдет в строй. Потом переключил радио на наземного диспетчера, приглушив звук, – голоса звучали глухо, неразборчиво, не нарушая хода его мыслей.
Когда он сидел в кабине «сноубласта», ему вспомнилось то, что так сильно повлияло на весь ход его жизни.
Было это четыре года тому назад.
Да, уже целых четыре года, с удивлением подумал Мел, прошло с того серого ноябрьского дня, когда он почти машинально, едва понимая, что делает, придвинул к себе стоявший на его столе переносный микрофон – микрофон, которым он редко пользовался и который перекрывал все остальные в аэровокзале, – и, врезавшись в сообщение о прилете какого-то самолета, громко объявил – голос его эхом прокатился по огромным залам, где тотчас наступила мертвая тишина, – объявил всем страшную весть, которую лишь несколько секунд назад узнал из Далласа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
«Ну, хорошо, мы в диспетчерской лезем из кожи вон и разводим самолеты, когда они буквально на волоске от столкновения, так что пока никакой аварии на этом пересечении не произошло. Но рано или поздно у кого-нибудь из нас на секунду отключится внимание или кто-то что-то неправильно вычислит – и тогда, столкновение неизбежно. Я только молю бога, чтобы это случилось не в мое дежурство и не у меня, потому что случись такое, авария будет не меньшая, чем в Большом каньоне».
Кейз имел в виду как раз то пересечение полос, которое только что миновала «Анаконда». Мел снова посмотрел из кабины «сноубласта» назад. «Анаконда» проехала пересечение, и сквозь поредевший на миг снегопад Мел увидел, как на полосе мелькнули навигационные огни стремительно взлетавшего самолета, А в нескольких ярдах позади – Мел глазам своим не поверил – уже надвигались огни другого самолета, который сел, казалось, в ту же секунду.
Шофер «сноубласта» тоже оглянулся. И присвистнул.
– Ого, эти двое чуть не столкнулись!
Мел кивнул. Самолеты действительно были так близки к столкновению, что у него даже холодок пробежал по коже. Должно быть, диспетчер, дававший указания пилотам обеих машин, предельно сократил допуск. Опытный диспетчер все правильно рассчитал, но это был риск. Сейчас оба самолета были уже вне опасности: один – в воздухе, другой – на земле. Но то, что диспетчерам частенько приходилось принимать подобные решения, создавало атмосферу постоянной нервотрепки.
Мел неоднократно указывал на это Совету уполномоченных и городским боссам, от которых зависит финансирование аэропорта. Он не только ратовал за то, чтобы немедленно приступить к строительству дополнительных взлетно-посадочных полос и рулежных дорожек, но и убеждал прикупить земли вокруг аэропорта, чтобы постепенно его расширить. Это вызывало бесконечные дискуссии, а порой весьма горячие споры. Некоторые члены Совета уполномоченных и руководители города смотрели на дело так же, как Мел, но были и такие, которые резко выступали против. Трудно было убедить людей в том, что аэропорт, построенный для реактивных самолетов в конце пятидесятых годов, мог так быстро устареть и что его эксплуатация в таком виде, как сейчас, чревата опасностью для жизни людей. Никого не интересовало то, что так же обстояли дела и в других аэропортах – в Нью-Йоркском, Сан-Францисском, Чикагском и прочих, – политики просто не желали ничего об этом знать.
Мел подумал: может быть, Кейз и прав. Возможно, нужна крупная катастрофа, чтобы общественное мнение всполошилось, как это было в 1956 году, когда произошла авария в Большом каньоне, заставившая президента Эйзенхауэра и конгресс 85-го созыва выделить ассигнования для починки вентиляции в туннелях. Как ни странно, деньги на всякие улучшения, не связанные с оперативной деятельностью, можно было почти всегда получить. Так, например, предложение построить трехэтажные гаражи мгновенно было одобрено городскими заправилами. Еще бы: ведь гаражи – это нечто, так сказать, зримое и осязаемое для широкой публики, иными словами, для избирателей. А вот взлетно-посадочные полосы и рулежные дорожки – другое дело. Каждая новая полоса стоит несколько миллионов долларов, и на строительство ее требуется два года, но лишь немногие, кроме пилотов, диспетчеров и руководства аэропорта, знают, в каком состоянии – хорошем или плохом – находится та или иная полоса.
Так или иначе, в аэропорту Линкольна дело скоро дойдет до точки. Должно дойти. За последние месяцы Мел все чаще и чаще наблюдал симптомы, указывавшие на приближение критической минуты, и знал, что, когда час пробьет, придется решать: либо усиленно развивать наземные сооружения в соответствии с прогрессом в воздухе, либо сидеть сложа руки и смотреть, как другие опережают тебя. В авиации статус-кво не бывает.
Ко всему этому примешивалось еще одно обстоятельство.
С будущим аэропорта было связано будущее самого Мела. Каким будет аэропорт, таким и престиж Мела в глазах тех, с чьим мнением приходилось считаться.
Еще совсем недавно все знали Мела Бейкерсфелда как человека, активно выступавшего за логическое развитие наземных сооружений в аэропортах; о нем говорили как о многообещающем молодом даровании в руководстве авиацией. Потом случилась беда, и все изменилось. С тех пор прошло четыре года, и будущее Мела в глазах других людей – да и в его собственных – уже не было столь ясным и безоблачным.
Событием, столь резко повлиявшим на судьбу Мела, было убийство Джона Ф.Кеннеди.
– Вот и конец полосы, мистер Бейкерсфелд. Вы поедете с нами назад или останетесь? – прервал размышления Мела голос шофера «сноубласта».
– Что вы сказали?
Шофер повторил вопрос. Впереди снова замигали красные огни, и «Анаконда» остановилась. Правая половина полосы была очищена от снега. Теперь «Анаконда» развернется и поедет назад, чтобы расчистить левую половину. Со всеми остановками «Анаконде» требуется от сорока пяти минут до часа, чтобы очистить от снега и посыпать песком одну полосу.
– Нет, – сказал Мел. – Я здесь выйду.
– Есть, сэр.
Шофер посигналил светом машине младшего техника, и тот сейчас же помчался куда-то. Когда Мел спустился со «сноубласта», его машина уже стояла рядом. С других снегоочистителей и грузовиков тоже спрыгивали люди и бежали к «пикапу» с кофе.
Возвращаясь к аэровокзалу, Мел связался по радио с пультом управления снежной командой и подтвердил Дэнни Фэрроу, что полоса один-семь, левая, скоро войдет в строй. Потом переключил радио на наземного диспетчера, приглушив звук, – голоса звучали глухо, неразборчиво, не нарушая хода его мыслей.
Когда он сидел в кабине «сноубласта», ему вспомнилось то, что так сильно повлияло на весь ход его жизни.
Было это четыре года тому назад.
Да, уже целых четыре года, с удивлением подумал Мел, прошло с того серого ноябрьского дня, когда он почти машинально, едва понимая, что делает, придвинул к себе стоявший на его столе переносный микрофон – микрофон, которым он редко пользовался и который перекрывал все остальные в аэровокзале, – и, врезавшись в сообщение о прилете какого-то самолета, громко объявил – голос его эхом прокатился по огромным залам, где тотчас наступила мертвая тишина, – объявил всем страшную весть, которую лишь несколько секунд назад узнал из Далласа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149